О положении вещей. Малая философия дизайна - Вилем Флюссер
Благодаря этому можно предугадать, как будет выглядеть фабрика будущего, а именно – как школа. Она должна будет представлять собой пространство, где человек обучается тому, как функционируют аппараты, чтобы затем эти аппараты могли бы вместо него осуществлять превращение натуры в культуру. При этом человек будущего будет обучаться с помощью аппаратов, на примере аппаратов и благодаря аппаратам. Поэтому, размышляя о фабрике будущего, мы должны скорее представлять себе научную лабораторию, академию художеств, библиотеку, дискотеку, нежели фабрику современности. Аппаратного человека будущего нам следует понимать скорее как ученого, нежели как ремесленника, рабочего или инженера.
Но это ставит перед нами концептуальную проблему, составляющую суть подобных рассуждений: в традиционном представлении фабрика противопоставляется школе. «Школа» – это место, где локализуются наглядность и усердие («otium», «scholé»), а «фабрика» – то место, где наглядность утрачивается («negotium», «ascholia»); школа благородна, фабрика же презренна. Таких устоявшихся романтических взглядов придерживались даже наследнички основателей индустрии. Нынче же становится ясно, что платоники и романтики в корне заблуждались. Промышленное безумство господствует до тех пор, пока школа противопоставляется фабрике, и одна презирает другую. Но стоит аппаратам вытеснить машины, как становится ясно, что фабрика есть не что иное, как прикладная школа, а школа представляет собой фабричное производство приобретаемой информации. Именно в этот миг нам открывается вся глубина смыслов, заложенных в название homo faber.
Вышесказанное позволяет нам поднять вопрос о фабрике будущего с топологической и архитектурной точек зрения. Фабрика будущего будет представлять из себя такое место, в котором люди наравне с аппаратами будут обучаться тому, что можно использовать, для чего и как. В будущем архитекторы фабрик должны будут стать проектировщиками школ. Если сформулировать сказанное более классическим языком, это будут академии, храмы, посвященные обретению мудрости. Как будут выглядеть эти храмы, будут ли они материальны и расположены на земле, полуматериальны и подвешены в пространстве или же по большей части и вовсе имматериальны – не самое важное. Решающее значение имеет то, что фабрика будущего должна стать местом, в котором homo faber, познав, что смысл фабрикации в том же, в чем и смысл обучения, а именно – в освоении, производстве и передаче информации, будет превращаться в homo sapiens sapiens.
Звучит по крайней мере столь же утопично, сколь и слова о телематическом, связанном между собой обществе, в котором присутствуют автоматизированные аппараты. Но в действительности это не более чем проекция тех тенденций, что мы уже можем наблюдать. Подобного рода фабрики-школы и школы-фабрики возникают сейчас повсюду.
Ответный удар
1989
Механизмы – это симуляторы органов человеческого тела. К примеру, рычаг – это продолжение руки. Он увеличивает способность руки поднимать тяжелые предметы, но все остальные ее функции никак не задействует. Он «глупее» руки, но зато достает дальше и грузы способен поднимать более тяжелые.
Каменный резец, созданный по образу и подобию зуба-резца, относится к числу наиболее ранних механизмов. Он древнее, чем род homo sapiens sapiens, но способность резать сохраняется у него до сих пор, поскольку это орудие каменное, а не органического происхождения. Возможно, в каменном веке люди пользовались и живыми «механизмами» – шакалами, которых они использовали во время охоты как продолжение собственных ног и зубов. В качестве резца шакал представляет собой более хитрое приспособление, нежели камень – зато камень долговечнее. В этом, вероятно, и заключается причина, по которой вплоть до индустриальной революции человечество наряду с механизмами неорганического происхождения пользовалось еще и механизмами «органическими»: что каменными резцами, что шакалами; что рычагами, что ослами; что лопатами, что рабским трудом. Это нужно было для того, чтобы иметь в своем распоряжении как хитро устроенные, так и долговечные механизмы. Но с точки зрения устройства «умные» машины (шакалы, ослы, рабы) более сложны, чем «глупые». В этом и заключается причина, по которой с наступлением промышленного переворота ими перестали пользоваться.
Механизмы индустриальные отличаются от доиндустриальных тем, что в основе их создания лежит некая научная теория. Хоть функционирование доиндустриального рычага и основывалось на законе рычага, но только с наступлением промышленной революции рычаги стали сознательно применять на основании этого закона. Обычно говорят следующее: доиндустриальные механизмы создавались эмпирическим, а индустриальные – техническим путем. К моменту индустриальной революции наука располагала целым рядом теорий, описывающих неорганический мир, и прежде всего теорией механики; в отношении же органического мира дела с теориями обстояли довольно плохо. На основании каких законов функционирует осел, не знал не только он сам, но и даже ученые. Поэтому с тех пор вола сменил локомотив, а лошадь уступила место самолету. Вола и лошадь нельзя было воспроизвести техническим способом. С рабами дело обстояло несколько сложнее. Технически созданные механизмы становились не только эффективнее, но и крупнее и дороже. Соотношение человек – машина обернулось в прямо противоположную сторону, и уже не машины служили человеку, а человек обслуживал их, превратившись в относительно умного раба относительно глупых механизмов.
В наше время кое-что изменилось. Теории стали еще более точно описывать мир, и благодаря этому машины становились всё эффективнее, а главное – всё меньше и всё «умнее». Потребность в рабах постепенно отпадает, и они либо переходят в сферу услуг, либо оказываются безработными – в чем и заключаются известные последствия характерных для постиндустриального общества автоматизации и роботизации. Но существенное изменение вовсе не в этом. Намного более значим для нас тот факт, что появляются теории, вполне применимые и к органическому миру тоже. Появляется понимание того, на основании каких законов существует осел. Исходя из этого в будущем станет возможным техническое производство волов, ослов, рабов и суперрабов. Скорее всего, это будет называться второй промышленной – или «биологической» – революцией.
При этом выяснится, что попытка создать «умные неорганические» механизмы в лучшем случае была претворена в жизнь довольно небрежно, а в худшем просто оказалась ошибкой. Если встраивать рычаг в центральную нервную систему, он не должен представлять собой всего лишь глупую руку. При всём высоком уровне интеллекта, присущем волу, локомотивы, сконструированные верно с «биологической» точки зрения, способны его превзойти. Вероятно, что в будущем машиностроению удастся совместить долговечность неорганических «механизмов» с разумностью органических. Скоро возникнет бесчисленное множество каменных шакалов. Но вовсе необязательно, что при
