Ребекка Склут - Бессмертная жизнь Генриетты Лакс
«Что, если они решат, что я, например, собираюсь устроить им неприятности за то, что они взяли эти клетки, или что-нибудь вроде этого?»
«Не думаю, что тебе стоит об этом беспокоиться, — ответила я. — Ученые будут рады с тобой встретиться». Кроме того, я сообщила, что мероприятие будет проводиться в федеральном здании, где поддерживается высокий уровень безопасности.
«Ладно. Но сначала я хочу увидеть клетки моей матери, чтобы знать лично то, о чем все будут говорить на конференции».
Мы закончили телефонный разговор, и я отправилась звонить Кристофу Ленгауэру — исследователю рака, который подарил Деборе фотографию окрашенных хромосом. Однако, прежде чем я раскопала его номер, мой телефон опять зазвонил. Это была плачущая Дебора. Я решила, что она запаниковала и передумала насчет того, чтобы увидеть клетки. Вместо этого она прорыдала: «О, мой малыш! Боже, помоги ему, они нашли его отпечатки на коробке с пиццей».
Ее сын Альфред с другом совершили преступление — ограбили как минимум пять винных магазинов «под дулом пистолета». На видеозаписи камер системы безопасности было видно, как Альфред кричит на работника магазина и размахивает у него над головой бутылкой вина Wild Irish Rose. Он украл бутылку пива в двенадцать унций [0,355 л], одну бутылку Wild Irish Rose, две пачки сигарет Newport и около сотни долларов наличными. Полицейские арестовали его возле его дома и запихнули в машину, а его сын, маленький Альфред, стоял на лужайке и смотрел.
«Я по-прежнему хочу пойти смотреть клетки, — всхлипывая, сказала Дебора. — Эта история не помешает мне узнать о матери и сестре».
32
«Все это — моя мать»
Когда Дебора, наконец, была готова впервые увидеть клетки матери, Дэй уже не мог пойти. Не раз он говорил, что, прежде чем умереть, он хотел бы увидеть клетки своей жены. Однако ему было восемьдесят пять, он часто лежал в больнице из-за сердца и высокого давления, и к тому же только что потерял ногу из-за диабета. Сонни нужно было работать, а Лоуренс заявил, что хочет поговорить с адвокатом насчет иска против больницы Хопкинса, а не смотреть клетки, о которых он отзывался как о «многомиллиардодолларовой корпорации».
Итак, 11 мая 2001 года Дебора, Захария и я договорились встретиться в больнице Хопкинса у статуи Христа, чтобы пойти смотреть клетки Генриетты. В тот же день утром Дебора предупредила меня, что Лоуренс уверен, будто больница Хопкинса платит мне за сбор информации об их семье. Он уже звонил ей несколько раз в тот день и сказал, что заберет материалы, которые она собрала о матери. Поэтому Дебора заперла все их в своем кабинете, забрала с собой ключ и позвонила мне со словами: «Не говори ему, где находишься, и не встречайся с ним без меня».
Приехав на место, я подошла к статуе Христа; она стояла там же, где и прежде, когда Генриетта приходила сюда полвека назад, все так же возвышаясь более чем на десять футов [около 3 м] под ярусным куполом. Глаза с пустыми мраморными глазницами смотрели прямо перед собой, простертые руки задрапированы каменными одеждами. Под ноги Иисусу люди накидали кучи мелочи, положили увядшие маргаритки и две розы: одну — свежую, с шипами и вторую — тканевую, с пластмассовыми капельками росы. Статуя была потемневшей, серо-коричневой; только правая ступня, которую десятилетиями потирали «на удачу» была белой и блестела, отполированная.
Дебора и Захария еще не подошли, и я прислонилась к дальней стене, разглядывая врача в зеленом, стоявшего на коленях в молитве перед статуей, в то время как другие люди потирали большой палец на ноге Иисуса, проходя мимо к зданию больницы, даже не глядя на статую и не замедляя шаг. Несколько человек остановились, чтобы записать молитвы в огромные книги, лежавшие на деревянной подставке рядом со статуей: «Дорогой Отец небесный, если есть на то твоя воля, позволь мне поговорить с Эдди, этот раз будет уже последним». «Пожалуйста, помоги моим сыновьям справиться с их пристрастиями». «Прошу тебя найти мне и моему мужу работу». «Боже, благодарю тебя за то, что дал мне еще один шанс».
Я подошла к статуе, стуча каблуками по мрамору, и положила руку на ее большой палец. Никогда прежде я не подходила к Иисусу так близко для молитвы. Внезапно позади меня возникла Дебора, шепча: «Надеюсь, на этот раз Он был на нашей стороне». Ее голос звучал совершенно спокойно, без обычного нервного смеха.
Я ответила, что тоже была на ее стороне.
Дебора закрыла глаза и начала молиться. Затем за нашей спиной появился Захария и утробно хихикнул.
«Он теперь уже ничего не может сделать, чтобы вам помочь!» — воскликнул Захария. С последней нашей встречи Захария набрал вес, а в плотных серых шерстяных штанах и толстом синем пальто казался еще больше. Черные пластиковые дужки его очков так плотно сидели, что оставляли глубокие вмятины на голове, однако он не мог позволить себе купить новые.
Посмотрев на меня, Захария произнес: «Сестра моя вовсе спятила, раз не хочет за эти клетки денег».
Дебора сделала круглые глаза и стукнула его палкой по ноге, сказав: «Веди себя хорошо или не пойдешь смотреть клетки».
Захария перестал смеяться и последовал за нами к лаборатории Кристофа Ленгауэра. Через несколько минут Кристоф прошел через холл здания и с улыбкой направился к нам, протягивая руку. Ему было тридцать с небольшим. Пышная русая шевелюра. Одет он был в идеально потертые синие джинсы и синюю клетчатую рубашку. Пожав руку мне и Деборе, он протянул руку Захарии, однако тот не шелохнулся.
«Ладно, — произнес Кристоф, глядя на Дебору, — должно быть, вам очень тяжело прийти в лабораторию больницы Хопкинса после всего того, через что вы прошли. Я действительно очень рад видеть вас здесь».
Он говорил с австрийским акцентом, который заставил Дебору наморщить брови, когда Кристоф отвернулся нажать кнопку вызова лифта. «Я подумал, что мы начнем с морозильной камеры, где я смогу показать, как мы храним клетки вашей матери, а затем можно пойти посмотреть их живьем в микроскоп».
«Прекрасно», — ответила Дебора, как будто он предложил нечто совершенно обыденное. В лифте она прижалась к Захарии, одной рукой опираясь на свою палку и держа в другой потертый словарь. Когда двери лифта открылись, мы гурьбой последовали за Кристофом через узкий длинный холл, стены и потолок которого вибрировали, издавая низкое гудение, пока мы шли. «Это система вентиляции, — крикнул Кристоф. — Она всасывает все химикаты и клетки и выводит их наружу, чтобы нам не приходилось их вдыхать».
Он кинулся открывать дверь своей лаборатории и широким приветственным жестом предложил нам войти. «Вот здесь мы храним все свои клетки», — крикнул он, стараясь перекричать оглушающий механический гул, из-за которого слуховые аппараты Деборы и Захарии заскрежетали. Захария резко поднял руку и выдернул аппарат из уха. Дебора отрегулировала громкость своего устройства и прошла мимо Кристофа в комнату, где от стены до стены друг на друге стояли белые морозильные камеры, шумя, как море стиральных машин в промышленной прачечной. Она бросила на меня взгляд широко открытых, испуганных глаз.
Кристоф потянул ручку белого морозильника высотой от пола до потолка; тот с шипением открылся, выпустив в комнату облако пара. Дебора закричала и, отпрыгнув, спряталась за Захарию, который стоял с невыразительной миной, засунув руки в карманы.
«Не беспокойтесь, — прокричал Кристоф — это не опасно, это просто холод. В этих морозильных установках не минус двадцать по Цельсию, как в морозилках у вас дома, здесь минус восемьдесят. Вот почему, когда я открываю их, наружу вырывается пар». И он сделал Деборе знак подойти поближе.
«Он полон ее клеток», — пояснил Кристоф.
Дебора отпустила Захарию и подошла чуть ближе, пока ледяной ветер не ударил ей в лицо, да так и застыла, разглядывая тысячи пластиковых пробирок в дюйм [2,54 см] высотой, наполненных красной жидкостью.
«О Боже! — ахнула она — Поверить не могу, что все это — моя мать».
Захария смотрел молча.
Тем временем Кристоф подошел к морозильнику, вытащил одну пробирку и показал на надпись сбоку: HeLa. «Здесь внутри миллионы и миллионы ее клеток, — сказал он, — может быть, миллиарды. Они могут тут храниться всегда. Пятьдесят лет, сто, даже больше, потом их просто оттаивают, и они начинают расти».
Рассказывая, какую осторожность следует соблюдать при обращении с клетками, он покачал в руках пробирку с HeLa. «У нас есть дополнительная комната специально для клеток. Это важно. Потому что если их чем-то загрязнить, то их нельзя будет больше использовать. И нельзя допустить, чтобы клетки HeLa заразили другие культуры в лаборатории».
«Именно это и случилось в России, верно?» — уточнила Дебора.
Кристоф посмотрел на нее внимательно и ухмыльнулся. «Да, — подтвердил он. — Точно. Замечательно, что вы об этом знаете». Он объяснил, как возникла проблема с загрязнением HeLa, а затем добавил: «Ее клетки причинили убытков на миллионы долларов. Как будто в некотором смысле идеальная справедливость, не так ли?»
