Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса
Летом этого же года Филипп Кёльнский и граф Филипп Фландрский отправились в паломничество в Кентербери, к могиле канонизированного в 1173 году Томаса Бекета. С этим путешествием, правда, была сопряжена и чрезвычайно важная дипломатическая миссия[360]. Император отнюдь не забыл о союзе с Англией, предложенном ему в Майнце Генрихом Львом, но явно не хотел позволять Вельфу играть сколько-нибудь значительную роль в контактах с двором Плантагенета. Видимо, еще в конце августа была достигнута договоренность о браке Ричарда Львиное Сердце с дочерью императора[361]. Поначалу Штауфен не имел сведений о дальнейших событиях: как раз на эти дни пришлось выступление в шестой и последний итальянский поход. Впервые за все годы царствования он мог отправиться на юг как мирный князь, без войска. В начале сентября он выступил из Регенсбурга и направился к традиционному перевалу Бреннер, дорога через который с 1178 года была свободна для Империи благодаря привилегиям, выданным в 1179 году Бриксену и в 1182 году Триенту (Тренто), но главным образом благодаря Констанцскому миру с Ломбардской лигой. Барбаросса двинулся в Италию.
7. Последний итальянский поход Штауфена (1184–1186)
Непосредственным поводом для поездки государя на юг стала, без сомнения, согласованная еще в 1183 году встреча с папой Люцием III на озере Гарда. Правда, ее первоначально намеченная дата, 29 июня 1184 года, была уже просрочена. Через направленного к императору папского посланника, епископа Сикарда Кремонского, были заново оговорены время и место свидания, а именно Верона. В первую очередь встреча с папой должна была послужить урегулированию обоюдных властных притязаний. Планировалось также достичь договоренности о возведении королевского сына в соправители Империи, чего желал государь и с чем Люций поначалу в принципе был вполне согласен[362]. Впрочем, Фридрих, несомненно, помимо этого вел речь и о реорганизации своего господства над столь долго враждебными ему городами и, тем самым, о превращении Констанцского мира в политическую реальность[363].
Таким образом, в бросающемся в глаза, подчеркнуто демонстративном посещении города Милана, куда император прибыл уже 19 сентября 1184 года, можно ясно увидеть подчеркивание урегулированных и просто хороших отношений Империи с миром коммун. Причем таким визитом именно в Милан был отмечен многолетний центр враждебных сил, а начиная с семидесятых годов также и истинное сердце Ломбардской лиги, и в этом нашли свое отчетливое выражение новые условия, сложившиеся в Верхней Италии. Впрочем, Фридрих мог направить свой путь в «ломбардскую метрополию» еще и для того, чтобы от английских послов[364], поехавших по совету Филиппа Кёльнского из Кёльна к курии в Верону, получить информацию об исходе переговоров о заключении союза с Плантагенетами, которые только что прошли в Англии[365].
Только после посещения Павии и Кремоны, в середине октября, Фридрих появился в Вероне, где Люций III пребывал уже с 22 июля. Впоследствии направление переговоров с папой[366] изменилось под воздействием ряда старых и новых проблем. Было достигнуто согласие о необходимости чрезвычайно резкого и радикального образа действий против все интенсивнее выступавших повсюду еретических сил. В ответ на просьбу папы оказать помощь Святой земле, которой серьезно угрожала экспансионистская политика султана Саладина, Штауфен обещал после своего возвращения в Германию начать об этом переговоры с князьями. Речь зашла даже о выступлении в крестовый поход уже под Рождество 1185 года[367]. Успех проведенных в Англии в конце лета переговоров подвигнул тогда Фридриха позволить своему вельфскому кузену Генриху вернуться на родину в следующем году. Обращает на себя внимание даже частичная реституция его прежних прав[368]. Однако в подлинно решающих вопросах единства не было достигнуто, более того, противоборство между Империей и церковью вновь стало приобретать ожесточенный характер. Люций отклонил уже давно делавшееся ему предложение уступить бывшие владения Матильды в обмен на участие в получении имперских доходов с Италии. Не шло больше речи и о его первоначальной готовности короновать императорской короной наследника трона. Хотя и вызывает большие сомнения, что папа до сих пор был в неведении относительно матримониальных переговоров Барбароссы с Сицилией, все же обнародование в конце октября в Аугсбурге помолвки Генриха VI с Констанцией должно было в очень обостренной форме актуализировать опасность для церкви этой новой ситуации. Хотя сицилийское брачное соглашение никоим образом не может рассматриваться как единственное основание для неудачи переговоров в Вероне, оно, наряду с другими противоречиями, явно сыграло при этом важную роль[369]. Выявилась и разница во взглядах по все еще не улаженному до конца вопросу о схизматических рукоположениях клириков. Не в последнюю очередь сопротивление Люция вызвало желание императора утвердить подобное рукоположение Рудольфа Трирского и тем самым санкционировать вмешательство государя в спор о трирском избрании[370].
Ввиду такого развития событий Барбаросса уже не мог думать о том, чтобы скоро вернуться обратно в Германию, на что он, очевидно, сначала надеялся. Правда, он пока еще не допускал разрыва переговоров с папой. Однако сам он удалился из Вероны и продолжил вести переговоры через своего уполномоченного, архиепископа Конрада Майнцского. С реки Адидже (Эч) император направился на восток Верхней Италии, в зону, которая до сих пор редко им посещалась, и предпринял ее объезд, приведший его в патриархат Аквилею, в Чивидале. В Вероне Барбаросса пытался также добиться от папы передачи города Феррары[371], который, начиная самое позднее с 1177 года, снова находился под папским сюзеренитетом. Отношения с этим городом на реке По были крайне напряженными уже с 1178 года, когда феррарцы перекрыли здесь кремонцам свободное судоходство. В 1183 году при заключении Констанцского мира Ферраре, наряду с некоторыми другими городами, например Имолой, было отказано в милости императора. Таким образом, эту необычную поездку императора на восток Верхней Италии, вероятно, следует рассматривать также в аспекте городской политики в этом регионе, теснейшим образом связанной с проблемами отношений с папством.
В декабре Фридрих еще раз вернулся в Верону, но и эта последняя попытка возобновления непосредственных переговоров с Люцием III не дала результата. Не позднее этого времени государь должен был узнать о тяжелых ударах судьбы, затронувших его лично осенью этого года. Уже 8 октября умерла юная дочь императора Агнесса, помолвленная с Эммерихом (Имре), старшим сыном короля Белы III Венгерского. Спустя всего лишь несколько недель (15 ноября) сошла в могилу ее мать, императрица Беатриса. В конце того же года скончалась и обрученная с Ричардом Львиное Сердце (также с августа или сентября) другая дочь императора, имени которой традиция, к сожалению, не сохранила[372]. В глубокой печали суждено было императору встретить Рождество 1184 года в Брешиа.
Однако нужды большой политики не позволяли ему ослабить свою активность. Самое позднее с декабря 1184 года продолжавшая сохраняться напряженность в отношениях с папством окончательно привела Штауфена к мысли о союзе с городами как главной в будущем политической линии. В отличие от дней схизмы и столкновений с Ломбардской лигой, теперь уже не существовало тесной связи, между коммунами и курией, лучше контакты с городскими силами страны были, скорее, у государя. Правда, и теперь города не составляли полностью гомогенную политическую формацию. Противоречия, соперничество издавна господствовали в их взаимоотношениях, единства удавалось достигать лишь в ранние годы Ломбардской лиги. Уже усилия государя перетянуть на свою сторону отдельные города из рядов вражеского союза, предпринятые им во время своего пятого итальянского похода (1174–1178 годы) и ознаменовавшиеся большим успехом после перехода Тортоны и Кремоны, заложили основу для вновь разгоревшейся вражды. Констанцский мир никоим образом не мог покончить с этой напряженностью, хотя с его заключением императору и удалось примириться с преобладающим большинством ломбардских городов. Уже демонстративным посещением Милана в начале своего последнего итальянского похода Фридрих ясно показал, что намерен отвести миланцам, многие годы задававшим тон в Лиге, важную роль в будущей структуре властных отношений. За таким развитием событий с большим подозрением должны были наблюдать в особенности кремонцы, ведь в результате возникала опасность того, что будет восстановлена гегемония «ломбардской метрополии», — опасность, реализующаяся, конечно, с согласия Империи.
