Дэвид Берлински - Искушение астрологией, или предсказание как искусство
Он (Абу-Машар) сказал, что этот человек будет благоденствовать за счет женщины, потому что Венера, как правитель седьмого, с асцендентом в аспекте секстиль, а женщина будет оскорблена и лишена своего имущества из-за Марса, правителя асцендента, стоящего в квадратурном аспекте с восьмым домом, а второй дом — дом денег человека [85].
Горькое предсказание, как оказалось, было подкреплено последующими событиями.
А посему разрешим приятной арабской, с персидским акцентом, речи Абу-Машара затихнуть до вежливого шепота, с которым он и покинет нас.
Аль-Кинди и Абу-Машар, будучи очень разными, составляют одну скульптурную группу в истории астрологии — учтивого и изысканного астролога, навеки связанного с его эрудированным учителем. Оба они отличались крайней несдержанностью. О них постоянно сплетничали. Погружаясь в историю IX века, невозможно пройти мимо аль-Кинди и не почувствовать желания спасти его из вечного заточения в темнице его собственных потерянных слов. Темы, которые он, по словам очевидцев, обсуждал, говорят о культуре, которая вот-вот должна была взорвать свои границы.
Только представьте. Существует некоторое количество стандартных трактатов по философии, астрономии и математике: работы под названием «О философии», «О риторике». Есть труды по медицине и о проверенных лекарствах. Работы, где рассуждают о сферической геометрии, оптике, арифметике, индийской нумерологии и принципах ранней философии. Есть книга, в которой аль-Кинди доказывает, что Вселенная и все, что она содержит, должно быть сферическим по форме, довод примерно того же мыслительного порядка, что бытующие в космологии и сейчас. Есть трактаты с соблазнительными названиями: «Об объяснении того, что Тело мира не может быть бесконечным». И практические работы: «Об обследовании рек», «О геометрическом сооружении мраморных солнечных часов», «О зеркалах, которые горят». Существуют книги о проказе, бешенстве, расстройстве сознания. Работа «О припадках, случающихся из-за флегмы, и причинах внезапной смерти». Еще о подагре, о селезенке. Шепелявость не может обойтись без отдельного трактата. И разумеется, найдется с десяток сочинений о ворожбе: «О предвидении событий», далее первый, второй и третий трактаты об астрологии, работа, описывающая знаки несчастливых звезд, и любопытная книга, озаглавленная «О продолжительности правления арабов», в которой аль-Кинди, воспользовавшись астрологическими методами, подсчитывает — причем совершенно верно — ожидаемую продолжительность власти арабов, начавшуюся с хиджры[23] пророка. Есть ряд спорных произведений, в которых аль-Кинди одерживает победу над оппонентами, изнурив их до предела. И работа по философской психологии «О единогласном соглашении философов по поводу эротических знаков» [86].
Последнее название так и манит к себе. Единогласное соглашение? По поводу эротических знаков? Среди философов?
Алкуин тут, конечно, наблюдатель из другого мира. У него не было опыта, который мог бы подготовить его к восприятию мудрости, вытекавшей словно из устья и струящейся в тысячах ручьев, потоков, речушек, рек, водных путей, притоков и каналов, даже в медлительной застоявшейся серовато-коричневой воде какого-нибудь оросительного канала, отбрасывающей сотни цветных зайчиков в теплый арабский воздух.
Но после перемещения бедняги Алкуина в пространстве и времени для того, чтобы он мог лицезреть все эти чудеса арабских ночей, нужно перенести реальный мир на воображаемый. Алкуин сейчас в Реймсе, или Аахене, или даже в Йорке. Он — это он и ограничен, как всегда, тем, что обычно его ограничивает. Арабские ночи превращаются в мерцание и исчезают так же, как почти шестьсот лет спустя им было уготовано исчезнуть в реальности. Не дайте себе впасть в ложный энтузиазм. На первых порах в мусульманской мысли зияет дыра. Люди, начавшие взрослую жизнь убежденными в чудо Корана, закончили свои дни, признавшись себе в том, что более не верят в Бога. В действие на расстоянии аль-Кинди диагностировал болезнь, поразившую астрономию и астрологию. Дистанцию между причинами и их следствиями преодолеть нельзя. В этом поможет только вера. И нет никакой астрономии и никакой астрологии.
Тут мы дадим Алкуину минутку насладиться победой. Будущее теперь — за Европой. И это будущее принадлежит ему.
Глава 6
Дева
Меч скептицизма
Чего бы теоретически ни требовало ремесло астролога, ему, бедняжке, нужно было на что-то жить. Серьезные астрологи работали в институтах или служили какому-нибудь господину. В обсерватории Улугбека в Самарканде и в обсерватории Стамбула астрономы и астрологи и обучались, и жили. И учиться астрологии было не легче, чем медицине. Астрологи, известные в обществе, нередко шли на службу к политикам. Некоторые персидские цари были уверены, что гороскопы лучше всего составлять на момент зачатия, а не рождения. Они оставляли астрологов под дверью спальни и с помощью громкого перезвона монаршего колокольчика подавали знак о наступлении волшебной кульминации. А еще астрологов часто призывали к постели больных принцев. Захворав, халиф аль-Ватик потребовал позвать своих астрологов. Изучив его гороскоп, они заверили правителя, что он проживет еще пятьдесят лет. Умер он через десять дней.
Астрологам, обремененным большими шумными семьями и не имевшим времени подумать о высоком, напротив, было достаточно освоить азы — астролябию уж точно и различные эфемериды, таблицы положения планет. К тому же требовалось знать тайные термины, хотя бы немного. Очень важен был, конечно, внешний вид — астролог должен был производить впечатление человека серьезного, внимательного и рассудительного. Еще нужна была письменная доска, хотя бы для того, чтобы показать клиенту многочисленные расчеты, проводимые при составлении гороскопа. Кое-кто мог заработать на жизнь, вооружившись только поверхностными знаниями. Зачастую астрологи выдавали советы своим клиентам прямо на улице, примостившись у дороги и зажав доску между шишковатыми коленками. Багдадская полиция нередко выкуривала почтенных ученых из их любимых кварталов, и они, точно стая голубей, были вынуждены вспорхнуть и перегруппироваться. Их скромные способности никоим образом не умаляли помпезности их работы. Астрологи, по замечанию историка Джорджа Салибы, «заявляли, что способны ответить на любой вопрос, который только может прийти в голову человеку». Не правда ли, знакомые мотивы, заставляющие вспомнить «Энуму»? Багдадские уличные астрологи желали попытать счастья. Изучая движение планет, падающие звезды, кометы, они высказывали суждения о судьбах разных государств или даже, при сообразной оплате, всего мира [87–88].
Помимо того, ответы на вопросы и предсказания были главным товаром астрологов. С помощью их методов можно было отыскать затерявшиеся предметы или пропавших мужей. Так, к одному астрологу, женщине — что необычно уже само по себе, — обратились со странной просьбой: осмотреть армию халифа и указать на тех воинов, которым суждено выжить в сражении. Не думаю, что ее советы помогли укреплению боевого духа солдат.
Полиция следила за тем, чтобы вся эта астрологическая чушь происходила на улицах, но не в лавках. Тут я сделаю маленькое эротическое отступление. Большинство мусульманок либо были вовсе не грамотны, либо читали только на классическом арабском. В некоторых регионах мусульманского мира это и по сию пору так. Во многих лавках профессиональные составители писем предлагали услуги женщинам, которые не могли написать письмо самостоятельно. Когда же астрологам дозволялось работать рядом с писцами, эти плуты заглядывали в гороскопы и запоминали всевозможные интимные подробности, чтобы потом найти подход к женщине.
Абу-Хамид Мухаммед аль-Газали родился в Багдаде в 1058 году. В детстве он был одержим явлениями Божественного. Чтение Корана в юные годы дало ему возможность проникнуть в глубины вероучения и доктрины. Он обучался не только теологии, но и праву, предметам, чрезвычайно далеким друг от друга, однако подарившим его разуму навыки как в диалектике, так и в аргументации. Он был непревзойден. Уже в молодости Газали стал известен в Багдаде. Будучи влиятельной фигурой в обществе, он привык, чтобы ему всегда и везде оказывали особое почтение.
Ближе к концу XI века Газали пережил тяжелейший духовный кризис. Ученого поразил скептицизм. Ни в одной науке, которая была к его услугам — ни в астрономии, астрологии, математике, ни в географии и юриспруденции, — он не мог найти повода для веры. В какой-то момент Газали перестал верить собственным чувствам. Звезды кажутся нашему глазу крошечными, писал он в автобиографии, «не больше динара», но астрономы утверждают, что звезды крупнее планет. А предмет не может одновременно быть и большим, и маленьким. У Газали никак не получалось соотнести то, что он видел, с тем, что он знал. Тогда он перестал доверять собственному рассудку и логике. Его постиг недуг, что, подобно болезни Альцгеймера, разрешает порой своим жертвам наблюдать то, как исчезают их способности и безумие набрасывается на них, словно стервятник. Газали не мог сражаться с сомнением и не желал мириться с ним. И тогда он «замкнул уста». Умолк. Его врач, добродушный багдадец, мудро заметил, что хворь Газали можно излечить, только если «с сердца его снять беспокойство» [89–90].
