Дэвид Берлински - Искушение астрологией, или предсказание как искусство
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Дэвид Берлински - Искушение астрологией, или предсказание как искусство краткое содержание
Искушение астрологией, или предсказание как искусство читать онлайн бесплатно
Дэвид Берлински
ИСКУШЕНИЕ АСТРОЛОГИЕЙ,
или
Предсказание как искусство
Моей матери — непобедимой
Благослови своей рукойТого, кто потерял покой,Лелея груз своих обид:Ведь римский император скрытПод сим горбом[1].
У. Б. ЙейтсАстрологические символы
1. Аспекты — От лат. aspectus — «взгляд». В астрологии — дуга определенной величины, соединяющая две планеты, откладываемая по эклиптике и измеряемая в градусах.
2. Секстиль — Угол в 60° (то есть 1/6 зодиакального круга) между планетами или домами гороскопа.
3. Трин — Угол в 120° (то есть 1/3 зодиакального круга) между планетами или домами гороскопа.
Вступление
Знаки и причины, действия и свобода
Астрология — это лженаука. Таков суровый и неоспоримый вердикт, вынесенный современными учеными Америки и Европы. Никто из серьезных специалистов не принимает астрологию всерьез. Но вот насколько она ложная и наука ли вообще — это другой вопрос.
Первыми астрологами были вавилонские судебные чиновники или книжники. И кое-что в их записях весьма напоминает современный мир, словно увиденный сквозь марево пустыни. Есть причины и их следствия. Все происходит по одной и той же схеме. И ночное небо — огромное окно в будущее.
Но есть в вавилонских рунах или руинах и иная нота. Звездное небо — еще и место, где боги открывают свою волю. Тень на Луне, затмение или планета, внезапно меняющая направление движения, — они не столько причины, гонящиеся за своими следствиями, сколько знаки, надписи, сделанные с помощью универсального кода. Мир материальных предметов существует только для выражения этой вечной драмы. Безграничный театр, в котором желание и разум порождают изменения.
Вы видите, что это сущностное различие наметилось с самого начала. Итак, что такое звезды? Причины или знаки?
Но если звезды — причины деяний человеческих, как же они воздействуют на людей через просторы космоса? А если они знаки, открывающие будущее, как же тогда разум влияет на нашу жизнь?
Вопросам нет конца. Настоящая мука.
Естественные науки победили время. Они приподняли завесу будущего. И освоили, хотя и не объяснили, действие на расстоянии. Но их победа оказалась в невероятно узком масштабе, она действительна, только когда исследуются материальные предметы в непрерывном движении.
В повседневной жизни мы сталкиваемся с тем миром, с которым человечество сталкивалось всегда, — с миром, близким по духу астрологам. Мы планируем, замышляем, намечаем и вряд ли можем описать и уж тем паче объяснить, как наша воля определяет ход событий. Наверное, в этом нет ничего божественного, но загадка-то та же.
Пелена, за которой мы прячемся и которая скрывает будущее от наших взоров, остается на своем всегдашнем месте, разрываемая на куски науками и нашими желаниями.
Астрологи говорили с человечеством на протяжении четырех тысяч лет. Некоторые были шарлатанами, другие — людьми величайшего ума и прозорливости. Теперь все они — в бесконечных хранилищах нашей памяти, но вопросы, которые они задавали себе, и их высокие порывы навсегда остались с нами.
Пролог
Автор малопонятных книг
Гостиница «Пьяцца Армерина» была темной и мрачной — вполне в сицилийском стиле. Ужин подавали владелец и его жена, оба древние старики с морщинистыми лицами. Он готовил, она разносила. Говорили они лишь на одном языке — местном диалекте, в котором отголосков итальянского не больше, чем арабского.
Я провел тот вечер за чтением римского астролога Юлия Фирмика Матерна в гостиничной библиотеке, диваны которой источали глубокий аромат камфары. Учебник Матерна Mathesos[2], помимо прочего, стал выражением стоицизма в философии и язычества в жизни. По образованию Матерн был юристом и, по некоторым сведениям, служил сенатором в Риме. Свои астрологические труды он написал, удалившись от дел на Сицилию. Его тексты выражают взвешенные суждения зрелого человека, проницательного и знающего мир, знакомого с тем, что сицилийцы называют sistema del potere, системой власти.
Как многие юристы, он был убежден в том, что образование позволяет заглянуть в корень любой проблемы. Древние астрологи утверждали, что открыли карту рождения самой Вселенной — thema mundi[3]. Матерн же, размышляя о том, был ли у Вселенной день рождения, к сожалению, приходит к глубокому заключению, что «у Вселенной не было точного дня начала» [1]. В свойственной юристам манере римлянин выходит из образа и ехидно добавляет, что, как это ни грустно, но существует горькая истина: «Разум человеческий не в силах осмыслить или объяснить происхождение Вселенной».
Однако, каковы бы ни были варианты ее происхождения, деяния человеческие, замечает Матерн, «вызываются движением планет и [их] различным положением».
И дальше добавляет три резких и страшных слова: «Судьба разрушает нас» [2].
При помощи ноутбука, этой странной штуки, соединяющей меня с современным миром, и Интернета (связь с которым по телефонной линии мне удалось установить в Палермо) я получил доступ к американскому сайту, где каждый может узнать свой гороскоп. Мне казалось, что Солнце, Сатурн и Меркурий у меня в седьмом доме.
Гороскоп автора показывает, что его судьба — писать малопонятные книги
Такое расположение, говорил Матерн, «дает каменщиков, кладбищенских сторожей, организаторов похорон или стражей могил» [3].
Часы на угловой церкви площади Армерина пробили полночь.
«Кладбищенский сторож»? Но потом я присмотрелся к гороскопу и заметил, что Сатурн-то не совсем в седьмом доме.
Меркурий с Солнцем точно были в нем. А вот Сатурн где-то еще. Такое расположение, сообщил мне Матерн, «дает писателей, с большим знанием литературы» [4]. Я почувствовал себя реабилитированным.
Но следом он добавил, что «Сатурн в аспекте такой комбинации планет порождает зло, дурные характеры и авторов малопонятных книг».
Неужели у меня Сатурн в аспекте с Меркурием и Солнцем?
О да, так и есть. Теперь я и сам это понимаю.
Глава 1
Овен
Леопард Роулинсона
Я, как и всякий человек, мечтал заглянуть в будущее. Но поскольку будущее неопределенно и непостижимо, сойдет и прошлое. В моих путешествиях во времени книги открывают больше, чем звезды. Тем утром я тащился по берегу Сены, направляясь в Bibliothèque Nationale de France, огромную государственную библиотеку Франции. Она похожа на вавилонский зиккурат: четыре башни из стекла и стали, мрачно возвышающиеся над цоколем, занимают по площади почти целый городской квартал. Подняться к входу можно по широким, но очень крутым ступеням из полированного дерева. И никаких перил или поручней. В сырую погоду восхождение проблематично. Пожилые исследователи очень часто поскальзываются и падают. Эта библиотека, с одной стороны, памятник неудачному замыслу и топорной архитектуре, а с другой — звено в нерушимой цепи библиотек, которая тянется из Древнего мира в XXI столетие. Здесь собраны настоящие сокровища, составляющие гордость Франции.
Но гордость гордостью, а меня подкосила простуда. Такое уж выдалось время года. Весь Париж шмыгал носом. В холодном метро было полно сипло кашляющих людей, раздраженных и недовольных всем на свете. А в библиотеке меня ждали, по крайней мере, тепло, уют и мягкий свет, заливавший читальные залы и длинные гулкие коридоры. В отделе редких книг и рукописей очереди не обнаружилось. Столы в центре были свободны, и компьютеры, которые выстроились в ряд, словно присевшие в ожидании пингвины, глядели на мир темными экранами мониторов.
Библиотекарша, высокая, элегантная дама, прекрасно разбиралась в собрании рукописей, но, подобно всем работникам Bibliothèque, воспринимала посетителей как источник значительных неудобств. Я робко испросил позволения взглянуть на экземпляр «Клинописных надписей Западной Азии» генерал-майора сэра Генри Кресвика Роулинсона. Роулинсон был одним из величайших военных исследователей XIX века. Утонченный ум и любознательность увлекли генерала в путешествие по всему Ближнему Востоку. Меня интересовал третий том его четырехтомной работы «Избранные надписи Ассирии. Тематика: разное» [5]. Этот фолиант и есть тот самый ключик к древней астрологии. Он отмечает место, откуда разбегались дорожки к новому. Библиотекарша застыла в нерешительности — для того чтобы просто взглянуть на эту книгу, требуется особое разрешение.