Юрий Сокольский - За кулисами истории

Своих дочерей И. П. Мартос старался выдать замуж за людей своего круга — художников и архитекторов. Так, Любовь стала женой А. И. Мельникова, профессора архитектуры, Вера — женой А. Е. Егорова, профессора живописи, а Софья — женой В. И. Еригоровича, конференц-секретаря Академии художеств. Только со старшей дочерью, Анастасией, вышла неувязка. За ней ухаживал известный портретист профессор А. Г. Варнек, и Мартос уже дал согласие на брак. Но Анастасия пошла против воли отца, выйдя замуж по любви за молодого ученого Лузанова. Варнек был этим очень расстроен и, возможно на нервной почве, заболел дальтонизмом. Все его портреты (сделанные после неудачного сватовства) выходили по-прежнему очень похожими на оригинал, но все получались в синих и голубых тонах. (Добавим в скобках, что портреты кисти А. Г. Варнека представлены в Русском музее и в Третьяковской галерее.)

У Ивана Петровича и Авдотьи Афанасьевны вскоре родилась дочь Катя. Когда девушке исполнилось пятнадцать лет, Иван Петрович решил выдать ее замуж. Он приметил достойную, как ему казалось, партию — профессора архитектуры В. А. Глинку. Пригласив жениха домой, Иван Петрович вызвал в гостиную дочь и торжественно произнес: «Катенька! Почтеннейший Василий Алексеевич делает нам честь, он просит твоей руки. Я и маменька за это ему благодарны и даем наше согласие. Теперь дело за тобой: согласна ли ты или нет?» Катенька, потупившись и покраснев, молчала. «Молчание — знак согласия!» сказал отец.

Так пятнадцатилетняя Катя, не сказав ни «да» ни «нет», стала женой пятидесятилетнего В. А. Глинки. Однако уже через год Василий Алексеевич умер от холеры, а шестнадцатилетняя Катя превратилась в молодую вдову. От мужа, члена Российской и Римской академий художеств, ей досталось наследство, в частности сто тысяч рублей. Но отец и мать ее держали в строгости, деньги не позволяли тратить.

Среди учеников Академии художеств был в ту пору молодой барон Петр Карлович Клодт. Он хотя и имел титул барона, но происходил из бедной семьи. Окончив Константиновское юнкерское артиллерийское училище, сразу же вышел в отставку и решил посвятить себя искусству. Ему нравилось рисовать и лепить фигурки лошадей и других животных, к этому он пристрастился еще в юнкерском училище, где приходилось много общаться с лошадьми. Ректор И. П. Мартос такую страсть не понимал и не разделял, он считал, что положения в свете и солидных доходов можно добиться лишь занятием монументальной скульптурой или портретной живописью.

Когда Клодт влюбился в его младшую дочь, Катю, и решился посвататься, то побоялся обратиться к отцу, зная наверняка, что получит отказ. Поэтому он обратился со своим предложением к Авдотье Афанасьевне. Но та, очевидно, была наслышана от мужа о странностях барона Клодта. Между Клодтом и Авдотьей Афанасьевной произошел следующий разговор.

— Нет, дорогой Петр Карлович, наша Катенька вам не пара. Она у меня единственная дочь, балованная, нежная, ни к какой работе не привычная. А вы человек бедный, только солдатиков и лошадок лепите. Так разве на эту мелочь вы сможете прокормить и одеть вашу жену? Будь моя дочь бедная, трудолюбивая девушка, как племянница моя Улинька, например, да посватайтесь вы за нее, я бы вам слова поперек не сказала.

— Так вы находите, Авдотья Афанасьевна, что дочь ваша мне не пара, а бедная девушка, Ульяна Ивановна, пара? И я с вами совершенно согласен, а потому снова прошу у вас руки, но не дочери вашей, а племянницы Ульяны Ивановны.

— Вы шутите, барон? Право, я не к тому это сказала.

— Нисколько не шучу! Я хочу жениться на Ульяне Ивановне. Вы за Ульяну Ивановну не боитесь, так и отдайте ее мне.

Так барон Клодт женился на племяннице жены ректора Академии художеств. Со временем Клодт стал знаменитым и богатым. Памятник царю Николаю I перед Мариинским дворцом, памятник Крылову в Летнем саду, скульптурные группы Аничкова моста — все это работы Клодта.

«Да, кажется, я с бароном-то промахнулась!» — сетовала потом Авдотья Афанасьевна. Но было поздно.

Сейчас редко обращаются к родителям за разрешением жениться. Стали ли от этого браки более удачными?

Жизненная позиция

Царствование Александра II проводилось много важных для страны реформ и мероприятий. Одним из таких дел было введение акцизной системы продажи спиртных напитков. В результате этого мероприятия государственный бюджет должен был пополниться весьма значительной суммой денег, которой предстояло лишиться откупщикам (частным лицам, контролировавшим производство и продажу водки и вина). В Министерстве финансов новый закон готовил чиновник К. К. Грот. Откупщики предложили Гроту взятку в размере одного миллиона рублей, чтобы он задержал введение акцизной системы. Грот отказался. Узнав о неподкупности Грота, царь Александр II предложил ему такую же награду, но и тут Грот отказался. «Государь! — сказал он, — Я действую согласно своей жизненной позиции».

В конце этого же царствования министром финансов был А. А. Абаза. Впоследствии он стал председателем Департамента экономики Государственного совета. Пользуясь осведомленностью в финансовых делах по своему служебному положению, Абаза как частное лицо вел игру на бирже. Разумеется, он всегда выигрывал (и очень крупно), зная заранее, надо ли играть на повышение, или на понижение. Разорившиеся банкиры разоблачили Абазу и добились его отставки. Очевидно, жизненная позиция у Абазы была иная, чем у Грота.

В конце неблагополучного царствования Николая II заместителем председателя IV Государственной думы был А. Д. Протопопов. И он, и председатель Думы М. В. Родзянко, лидер кадетов П. Н. Милюков, лидер трудовиков А. Ф. Керенский и многие другие депутаты Думы резко критиковали политическую линию царя. Они обвиняли царя и его министров в поражении на фронте, в развале экономики страны, в коррупции на всех уровнях исполнительной власти, в чрезмерном возвышении Г. Е. Распутина. Дума требовала создания правительства народного доверия, куда, естественно, вошли бы некоторые депутаты. Царь сделал, как ему казалось, хитрый ход: он пригласил в правительство только одного думца, Протопопова, назначив его министром внутренних дел. Тот с радостью согласился, но остальные думцы посчитали его перебежчиком и предателем. Впоследствии Протопопов, вероятно, пожалел о сделанном политическом шаге: пришедшие через год к власти большевики его расстреляли в числе первых, а у думцев была возможность выехать за рубеж (где, например, Родзянко прожил еще 7 лет, Милюков — 25 лет, а Керенский — 52 года).

Когда царь Николай II отрекся от престола, об этом мало кто горевал. Только бывший начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов не выдержал — застрелился. Другие московские власти легко пережили перемену в верхах. Московский городской голова М. В. Челноков еще за два дня до падения монархии предлагал свои услуги и помощь командующему Московским военным округом генералу И. И. Мрозовскому. Теперь командующим стал подполковник А. Е. Грузинов, и городской голова, не спрашивая разрешения у военных властей, устроил пышную встречу Е. К. Брешко-Брешковской. Эту пожилую даму (ей в ту пору было 73 года) называли «бабушкой русской революции», именно она благословляла несколько поколений эсеров на бескомпромиссную борьбу с самодержавием. Теперь, когда царский режим рухнул, она купалась в славе. Челноков распорядился чтобы кресло, в котором обычно сидела «бабушка», отправили в Исторический музей как драгоценную реликвию. Так на глазах у изумленной публики изменял свою жизненную позицию московский городской голова.

В Петрограде подобный политический финт выполнил двоюродный брат царя, великий князь Кирилл Владимирович. За три дня до отречения царя Кирилл Владимирович, будучи в то время адмиралом, явился к командующему Петроградским военным округом генералу С. С. Хабалову с предложением использовать подчиненный ему Морской гвардейский экипаж в деле борьбы с революцией. Хабалов отказался ввиду ненадежности (по его информации) предлагаемых войск. Через два дня после отречения царя тот же Кирилл Владимирович, нацепив красный бант на адмиральский китель, во главе все того же Морского гвардейского экипажа явился к Таврическому дворцу, предлагая Временному правительству воинскую часть для защиты дела революции.

Многие люди из тех, кому довелось близко (или не очень) соприкасаться с политикой или политиками, пишут потом мемуары. Эти воспоминания носят, безусловно, субъективный характер, и полностью им доверять нельзя. В то же время мемуары являются документальным подтверждением тех или иных реально происходивших событий. Поэтому для объективного использования таких свидетельств надо выявить жизненную позицию автора. Нередко тут возникают трудности.