Исцеление духовных болезней - Жан-Клод Ларше
Однако следует добавить, что если при рождении люди не наследуют Адамова греха и их можно считать свободными от всякого личного греха, то тем не менее они наследуют греховное состояние, поражающее природу. Поэтому преподобный Марк Подвижник, утверждая, что люди не унаследовали личный грех Адама, говорит, что в результате этого «мы все родились под грехом»[1870], иначе говоря, в состоянии греха. Святитель Кирилл Александрийский говорит о том же, когда утверждает, что люди «впали в болезнь греха», что они разделили «его природу, ступившую на путь греховный»[1871], отрицая при этом, что человеческий род разделил грех Адамов. Об этом мы слышим в словах Псалмопевца: Ибо вот я в беззакониях зачат и во грехах родила меня мать моя (Пс. 50, 7). Греховное состояние означает слабость природы, ее болезнь, немощь, подверженность страстям и тлению[1872], физическую смертность и, в целом, ее духовную смерть — иными словами, состояние отпадения от Бога, а точнее, состояние удаления от Бога. Так, преподобный Марк Подвижник пишет: «Первый человек смертен, то есть отделен от Бога, поэтому мы не можем жить в Боге»[1873].
Состояние греха, поражающее природу, не вменяется в вину, пока человек лично не воспринял его. Человек рождается с природой больной, страстной, подверженной смерти и тлению из-за греха Адама, а не вследствие собственного, личного греха. Состояние удаленности от Бога, в котором находится человек при рождении, формирует состояние греха, но он не выбирал его сам, это — невольный грех, несравнимый с состоянием удаленности от Бога вследствие добровольного отказа от Него. Такой отказ является грехом в прямом смысле этого слова.
Преподобный Максим Исповедник проводит это различие на уровне самого Адама: «Естественная воля Адама, развратившись, повлекла за собой тление естества, которое лишилось благодати бесстрастия и стало падшим. Первый грех, достойный порицания, явился началом смещения исходной склонности [Адама] ко благу. Второй, как следствие первого, был не вменяемым в вину обращением природы от состояния нетления к состоянию тления. Действительно, два греха возникли в праотце [нашем] вследствие преступления Божественной заповеди: один был достоин порицания, а второй, имевший причиной первый, не мог вызвать порицания, первый возник от произволения, состоявшего в добровольном отказе от блага, а второй возник от естества, которое, следуя произволению, невольно отказалось от бессмертия»[1874].
Новорожденный младенец неспособен к добровольному греху, следовательно, он не может быть в нем виноват. Когда человек достигает возраста, при котором может располагать своей совестью и волей, тогда только он способен ко греху подобно преступлению Адама (Рим. 5, 14), способен разделить виновность и стать ответственным за последствия прародительского греха.
Однако неопровержимо, что наследуемое естество человека несет в себе некоторую склонность ко злу, предрасположенность (ῥοπή) ко греху[1875]. «Побуждение, приводящее… ко злу, есть болезнь нашего естества», — пишет святитель Григорий Нисский[1876], замечая также, что после преступления Адама мы «претерпели обратившее нас ко злу изменение» нашей природы[1877].
Предрасположенность ко греху проявляется, в частности, в страстях, которые наследует человеческая природа[1878] и которые обнаруживаются с самого рождения. Помышление сердца человеческого — зло от юности его (Быт. 8, 21), — написано в Книге Бытия. Преподобный Иоанн Кассиан замечает, что дети рано проявляют страстные движения души: «Например, простые движения плоти видим не только в отроках, в которых невинность предшествует еще различению добра и зла, но и в младенцах, питающихся молоком. Они хоть и не имеют похоти, однако обнаруживают в себе движения плоти естественным возбуждением. Подобным образом усматриваем и проявление гнева в младенцах до того, как познают добродетель терпения, видим, что они раздражаются на обиды, также понимают шуточные слова и бранные. А иногда, хотя сил совершить что-либо нет, но желание мщения, возбуждаемое гневом, есть»[1879].
Святые отцы часто отмечают чрезмерное давление, идущее от склонности ко злу, то есть ее тиранический характер, усиленный поддерживающим ее бесовским действием и ведущий к подлинному рабству[1880]. Это — закон греховный, о котором говорит апостол Павел[1881]. Так, авва Дорофей пишет: «Ибо с насилием и мучительски владел враг человеком, так что и не хотевшие грешить невольно согрешали»[1882]. Преподобный Максим Исповедник также настаивает на том, что власти сил зла сильно довлеют над падшим человеком и почти полностью его поработили[1883].
Конечно, человек не принуждается ко греху: с одной стороны, он обладает свободной волей[1884], а с другой — пользуется помощью Божией, если желает ее получать[1885]. Однако его искаженная природа, отвернувшись от Бога и обратившись ко всему чувственному и страстному, ведет себя так, что он с легкостью ввергается в грех и развивает свои страсти в дурном направлении[1886]. Человек так легко поддается бесовским искушениям, что его воля становится все слабее и немощнее[1887]. Поэтому так часто люди встают на тот путь, к которому их ведет собственная падшая природа. Как только человек попустил вовлечь себя во грех, его страсти начинают развиваться и больше толкают его ко греху, что, в свою очередь, усиливает страсти[1888]. Унаследованная природой страстность становится из невольного греха действующим грехом, так как человек предается ему добровольно[1889]. Тление и смерть, изначально бывшие невольным наследием Адамова греха, также становятся для человека источником личных грехов в той мере, в какой люди, страшась тления и смерти, стараются сохранить свою жизнь, добровольно предаваясь наслаждениям[1890] и страстям, а те, в свою очередь, укрепляют и усиливают тление и смертность[1891].
Когда человек согрешает лично, он становится подражателем Адама, берет на себя ответственность вместе с ним и со всеми людьми, которые также предаются греху разрушения общей природы. В связи с этим можно сказать, что люди виновны вместе с Адамом, что они несут в себе Адамов грех[1892]. Таким образом можно объяснить пессимистическую точку зрения преподобного Максима Исповедника, делающего акцент на диалектике греха и страстности, а также на тех оковах, в которых в конце концов оказывается человек: «Грех, как главное следствие непослушания, ввел в человеческую природу страстность, которой с этого момента отмечено появление на свет потомства. Это первое непослушание процветало вместе со страстностью, и человеческое естество добровольно связало себя со злом узами столь неразрывными, что нет более для человека никакой надежды на спасение»[1893]. Мы часто приводили эту диалектику, описывая различные страсти.
После прародительского грехопадения Господь через пророков снова давал людям заповеди, что
