Исцеление духовных болезней - Жан-Клод Ларше
2. ВТОРОЙ ВИД СТРАХА
Второй вид страха, который святые отцы считают страстью, является следствием грехопадения[1484] прародителей. Он всегда проявляется как отвращение, которое испытывает человек перед тем, что может повредить и разрушить его бытие — не в Боге, а падшее, к которому он привязан себялюбием. Прежде всего, это всегда любой страх смерти, возникающий не по причине, упомянутой выше. Вторая разновидность страха приобретает разнообразные формы, и было бы утомительно их здесь перечислять[1485]. Чтобы ее охарактеризовать, скажем только, вслед за преподобным Максимом Исповедником, что она является частью страстей, вызванных лишением наслаждения, и, как и они, происходит от того, что себялюбие оказывается раненным через страдание души и тела[1486]. Человек боится потерять (а также боится того, что способно заставить потерять) чувственный объект[1487], обладание которым (действительное или предполагаемое в воображении) доставляет ему некоторое чувственное наслаждение. Мысль или чувство о возможной утрате рождает в его душе тревогу и смятение, последствия которых он ощущает равным образом на телесном уровне: «Страхом прежде поражается иногда душа, а иногда плоть, а потом они другу другу эту страсть передают», — отмечает преподобный Иоанн Лествичник[1488].
Во всех случаях страсть страха выявляет привязанность к миру: к благам мирским и к чувственному наслаждению ими, а также к этой жизни, поскольку она воспринимается как служащая приобретению этого рода наслаждений. К данной разновидности страха можно отнести любой страх смерти, который, в отличие от естественного страха, является боязнью потерять жизнь не как дар Божий, предназначенный для единения с Ним, но как чувственные наслаждения, которые можно получить в этом мире. Эта сущностная связь страсти страха с жизнью по законам мира сего, жизни, понимаемой и проживаемой плотски, часто подчеркивается в учении святых отцов. Преподобный Исаак пишет: «Когда [человек] пребывает в телесном познании и житии, он боится смерти»[1489]. Одно из изречений гласит: «Спросили у некоего старца: «Почему мне страшно, когда я иду по пустыне?» Он ответил: «Потому что ты еще живешь!»»[1490] И еще одно: «Брат спросил у старца: «Почему страх овладевает мной, как только я выхожу ночью один?» Старец сказал: «Потому что для тебя жизнь мира сего все еще имеет ценность»»[1491].
Тогда как первый вид страха «сообразен природе»[1492], второй, являющийся греховной страстью, «противоречит природе (παρὰ φύσιν)»[1493] и «противен разуму (παράλογος)»[1494]. Это происходит оттого, что человек извратил двойную естественную цель страха, которая соединяла его с истинным бытием и с Богом, и превратил эту цель в страх утраты падшего бытия, отделения от чувственного мира, утраты жизни, полной страстей, и связанных с ней удовольствий. Вместо того чтобы бояться действительной угрозы своему бытию, в особенности бытию духовному, человек боится всего, что может угрожать его чувственному существованию и наслаждениям, которым он предается.
Из этого следует, что страх Божий и страх мирской образуют по своей природе не два различных состояния, но являют собой одно фундаментальное состояние, направленное на две различные цели. Это ясным образом вытекает из учения святых отцов, согласно которому эти виды страха исключают друг друга: тот, кто боится чего-либо в этом мире, не боится Бога, и наоборот, тот, кто боится Бога, не боится ничего: «Кто сделался служителем Господа, тот боится одного своего Владыки, а в ком нет страха Господня, тот часто и тени своей боится», — пишет преподобный Иоанн Лествичник[1495]. По этой же причине святые отцы говорят, что страсти страха благоприятствует бесплодие души[1496] и утрата Божественного присутствия в ней: Убоялся, потому что я наг (Быт. 3, 10), — признается Адам после грехопадения.
Основная причина; по которой святые отцы приравнивают страх; как и другие страсти[1497]; к болезни, состоит в вырождении естественного благого расположения в противоестественную страсть (о чем мы говорили выше). Другая причина заключается в расстройствах, на которых эта страсть основывается и которые порождает.
Страх обнаруживает прежде всего измененное отношение человека к Богу. Боясь потерять какое-либо мирское благо и чувственное наслаждение вместо того, чтобы бояться потерять Бога и тем самым самого себя, человек отворачивается от Бога, источника жизни, начала и конца своего бытия, смысла своего существования, и помещает центр попечений в чувственную реальность, которая становится для него Абсолютом. Весь ход прародительского грехопадения, как мы видим, заключен в этом поведении и его очевидных последствиях.
В этом страхе Бог оказывается забыт не только как причина и конечная цель бытия и жизни, как смысл и центр существования. Он равным образом отвергается, не замечается, отрицается в промыслительном действии и благом попечении по отношению к каждому существу. Страх свидетельствует о том, что человеку кажется, будто он предоставлен самому себе, может или должен рассчитывать только на собственные силы, что он лишился помощи Божией. «Одного старца спросили: «Почему мне страшно, когда я иду по пустыне?» Он ответил: «Потому что ты думаешь, будто одинок, и не видишь, что Бог пребывает с тобой»»[1498]. Сам Господь Иисус Христос обличает это заблуждение, напоминая человеку, что Бог постоянно заботится о нем[1499]. Вот почему страх — это признак неверия в Промысл Божий: Что вы так боязливы? Как у вас нет веры? (Мк. 4, 40) — сказал Господь Иисус Христос Своим ученикам, убоявшимся бури.
Кроме того, страх отображает неверие в духовные блага, потому что если бы человек был к ним привязан, то только их он и боялся бы потерять: «Единственная мука, — говорит преподобный Максим Исповедник, — это лишение Божественного»[1500]. Только духовные блага имеют для человека действительно абсолютную ценность и жизненную значимость. Человек, который доверил себя Богу, став участником воскресения Христова и Божественной жизни, не должен больше бояться никаких посягательств на душу и тело, даже смерти, которая убивает тело лишь на время и больше ничего не может сделать[1501]. Соединившийся с Богом обретает в Нем все блага целиком и не боится лишиться чего-либо чувственного.
Страх — это не только неверие в духовные блага, единственно реальные, это еще и тщетная вера в чувственные блага, реальность которых иллюзорна, в
