Притчи приемного покоя - Андрей Левонович Шляхов
План сложился нехитрый – выбрать удобный момент и взять объект штурмом. Аллочка считала, что любовь не та сфера, в которой можно добиться чего-то замысловатым хитросплетением интриг. Любовь – это буря, любовь – это водопад чувств, сметающий на своем пути все преграды.
«Выбрать удобный момент» означало создать его. Аллочка блестяще справилась с этой задачей. Купила литровый пакет персикового сока (нужен был приторно-сладкий), щедро добавила в него магнезии,[19] залакировала ее сахарком и снова запечатала пакет способом, подсмотренном в одном индийском кинофильме – смазала крышечку изнутри клеем, чтобы она открывалась с небольшим усилием, аккуратно совместила фиксирующие «лапки» и замазала места разломов корректирующей жидкостью. В день дежурства доктора Иванова Аллочка, улучив минутку, оставила пакет с соком на сестринском посту. Пациенты постоянно оставляли на посту что-нибудь вкусненькое для медсестер, так что сок не мог вызвать никаких подозрений. Томатный или, скажем, яблочный сок – это на любителя, а апельсиновый или персиковый, по Аллочкиному мнению, должен был нравиться всем.
План сработал идеально – в третьем часу стало ясно, что дежурной смене нужно срочно искать замену, а это дело непростое, потому что одни медсестры утром сдали смену, другим ее завтра принимать, а третьи-четвертые уже уехали «консервировать» дачи на зиму или вот-вот поедут (день был пятничный). Старшая медсестра Раиса Фаридовна попыталась было обратиться за помощью к главной медсестре, но та ответила своим обычным: «разбирайся сама, но смотри, чтобы все было в порядке». Нецензурно выругавшись по-русски и по-татарски, Раиса Фаридовна взяла телефон, чтобы сообщить домашним о своем внеплановом дежурстве, но в этот момент в ее кабинет вошла Аллочка и выразила готовность закрыть брешь в графике своим хрупким телом.
– Справишься ли одна? – усомнилась Раиса Фаридовна.
– Справлюсь! – заверила сознательная медсестра.
До половины одиннадцатого Аллочка рысью носилась по отделению, ублажая пациентов успокаивающими таблетками и обезболивающими укольчиками. В колледже учили, что тот, кто хорошо поработал вечером, хорошо спит ночью, потому что его не дергают каждые пять минут. Убедившись, что в отделении воцарился покой, Аллочка наскоро приняла душ, надела соблазнительное кружевное белье и направилась в ординаторскую. Состояние ее было взвинчено-истерическим, как и у любого человека, который пошел ва-банк.
Войдя в ординаторскую, Аллочка заперла за собой дверь на ключ, рывком стянула с себя форменную рубашку, подошла к сидевшему на диване Иванову, уселась к нему на колени, обняла обеими руками за шею и поцеловала в губы. Поцелуй получился страстным и затяжным. Иванов сразу же ответил на него…
Необходимость действовать бесшумно придавала любовным утехам особую пикантность. Аллочка ожидала чего-то необыкновенного, но реальность превзошла ее чаяния на порядок. В первые минуты немного сковывало сознание того, что в любой момент им могут помешать, но оно быстро улетучилось.
– Это все серьезно? – спросил любимый, когда они в обнимку отдыхали на многострадальном диване.
– Серьезнее не бывает! – ответила Аллочка, упивавшаяся своей победой, своим счастьем и бабочками, энергично порхавшими где-то там в животе.
Отец-рыболов учил, что с подсечкой торопиться не следует – дергать удочку можно лишь при полной уверенности в том, что рыба заглотила наживку. К рыбалке Аллочка так и не прониклась, но науку запомнила и потому не торопила Никиту с разводом. Терпение – мать успеха, а расчет его отец. Мужчина должен созреть для развода, подобно набирающему спелость яблоку. К тому же у любимого были свои благородные резоны – не хотелось оставлять ребенка, недавно потерявшего отца, без мужской опеки.
– Дениска ко мне привязался, и я чувствую себя ответственным за него, – не раз повторял любимый. – Вот когда он вырастет…
До этого «когда» было около десяти лет, потому что Дениска ходил во второй класс. С одной стороны – целая вечность, а с другой – одно мгновение, поскольку «счастливые часов не наблюдают», в этом отношении грибоедов был абсолютно прав. «Главное – это наша любовь, – убеждала себя Аллочка. – Важно не то, с кем Он живет, а то, кого Он любит».
Мир, как известно, не без добрых людей. Кто-то (эх, знать бы, кто именно) сообщил Гоше, что у его жены сложился стойкий служебный роман с доктором Ивановым. Гоша пал настолько низко, что попытался подловить Аллочку с поличным вместо того, чтобы прямо спросить у нее, правда это или нет… Дело закончилось разводом, который Аллочка феерически отметила с любимым. Впервые в жизни ей не нужно было торопиться домой и уничтожать следы недавного соития. Свобода – это рай, сколько бы там ни причитала бы мама, которую развод ранил гораздо сильнее, чем Аллочку.
Никита развелся с выдрой вскоре после того, как Дениска поступил в Третий мед.[20] Аллочка больше года ждала предложения, но так его и не получила. Любимый считал, что хватит с него двух свадебных маршей Мендельсона, третьим будет похоронный.[21] И вообще совместная жизнь притупляет чувства, а для того, чтобы этого избежать, надо встречаться по выходным, а серые будни проводить порознь. В чем-то он был прав, поскольку каждого пятничного вечера Аллочка ждала, как волшебного праздника, но в определенной мере такая позиция угнетала, поскольку не предполагала полного единства душ и общего счастья. Нет-нет, а закрадывались в душу сомнения относительно верности любимого, но Аллочка решительно гнала их прочь – если начать заниматься самоедством, то ничем хорошим это не закончится. Никита ее любит, она это ощущает каждой клеточкой своего тела и каждой стрункой своей души, а все прочее неважно, незначительно и несущественно.
Время летело стремительно… Аллочка стала старшей медсестрой и остановилась на этом рубеже, поняв, что в главные ей выйти не суждено, для этого нужна поддержка свыше и вузовский диплом.[22] У Никиты карьера, что называется, не сложилась – ушел на заведование в тринадцатую больницу, не сработался с руководством, был снят со скандалом по статье и теперь сидел на приеме в своей районной поликлинике. Говорил, что всем доволен и что ему многого