Притчи приемного покоя - Андрей Левонович Шляхов
В универе Гоша так и не восстановился, потому что решил податься в бизнес, видно отцовские успехи покоя ему не давали. На пару с приятелем муж занялся остеклением лоджий и балконов, а также установкой дверей. Бизнес был тот еще – неделю ишачишь, как проклятый, неделю сидишь без заказов, неделю исправляешь забесплатно старые косяки, неделю снова ишачишь, как проклятый… На хлеб с маслом хватало, но ни о чем другом не стоило и мечтать. Аллочка все пыталась втолковать мужу, что умные люди не надрываются сами, а делают так, чтобы ради них надрывались другие. Капля, как известно, камень точит – Гоша взялся за ум, выкупил у приятеля его долю, немного расширил дело и стал им руководить. Надрываться все равно приходилось, поскольку общение с заказчиками и закупки материалов никому поручать было нельзя (крыса на крысе сидит и крысой погоняет), но, хотя бы, перестал заниматься установкой – и то хлеб. Впрочем, к тому времени Аллочке было не до мужа, поскольку к ней пришла Настоящая Любовь.
После окончания колледжа Аллочка выбирала между тремя больницами – пятнадцатой, шестьдесят восьмой и вторым госпиталем ветеранов. Все стационары находились примерно на одном и том же расстоянии от дома, в госпитале были самые большие премии, но тухло в смысле карьерного роста, «пятнашка» котировалась выше шестьдесят восьмой, но туда брали в приемное отделение, а в шестьдесят восьмой Аллочку готовы были взять процедурной медсестрой в кардиологическое отделение. Невероятное, надо сказать, везение – сразу после колледжа попасть на «блатное» место, поэтому Аллочка остановила свой выбор на худшем из стационаров, рассудив, что лучше быть первой дамой на деревне, чем последней в городе.
В первый же рабочий день, Аллочка поняла, что в кардиологическое отделение ее привела не логика, а судьба, потому что здесь работал Тот Самый Мужчина, при виде которого резко повышалась частота сердечных сокращений и сжимала нутро сладкая тягучая истома.
Для начала Аллочку поставили работать в паре с наставницей, которой через неделю предстояло уходить в декрет. Патронаж заключался в том, что наставница сидела на стуле и руководила действиями своей подопечной. Аллочка старалась изо всех сил, ведь второго шанса произвести первое впечатление не будет. Старалась-старалась, а в итоге показала себя дебилоидиоткой (любимое выражение мамы, неверное с медицинской точки зрения, но очень больно ранящее).
Одна из записей в журнале назначений вызвала у Аллочки сомнения в том, верно ли указана дозировка. Она обратилась к наставнице, но та отправила ее к лечащему врачу. Аллочка, вся такая восторженная, накрахмалено-воздушная, энергичная и позитивная вошла в ординаторскую, тихо притворила за собой дверь и… застыла столбом, потому что увидела Его. Ей что-то говорили, но она этого не слышала, потому что биение сердца набатом отдавало в уши… А Он сидел за столом, смотрел на нее своими прекрасными карими глазами и улыбался в бороду… Леночка никогда не приветствовала растительность на лице у мужчин – фу, как неопрятно! – но сейчас она поняла, что сильно ошибалась. Просто есть мужчины вроде Гоши, которым борода и усы не идут, а есть такие, как Он…
Простояв у двери минуту, которая ей самой показалась вечностью, Аллочка вышла из ординаторской так же тихо, как и вошла. Несколько глубоких вдохов помогли вернуть самообладание, но заставить себя вернуться и задать вопрос она не смогла, пришлось отправлять к доктору Иванову наставницу. Та отсутствовала около пяти минут (явно слушала рассказы об Аллочкином конфузе), а по возвращении спросила с нескрываемой ехидцей:
– Понравился Никита Корнелиевич, да?
Аллочка отвела взгляд в сторону и пролепетала что-то о том, что она теряется в обществе незнакомых людей, но это должно быстро пройти.
– Да не п…и ты! – осадила с усмешкой наставница. – Никита Корнелиевич – он такой! Когда я его в первый раз увидела, у меня аж по ногам потекло… Но ты особо губы не раскатывай – он недавно женился…
Разумеется, Аллочке поведали историю женитьбы, которая только добавила сияния к образу доктора Иванова, женившегося на вдове своего приятеля и коллеги, умершего во время дежурства от передоза. Можно сказать – протянул руку помощи женщине, оставшейся без мужа, и мальчику, оставшемуся без отца. Не каждый мужчина на такое способен.
– А она красивая? – поинтересовалась Аллочка.
– Выдра выдрой, – поморщилась наставница. – Но ушлая, своего не упустит. Она раньше в нашей больнице работала на УЗИ, а теперь в Боткинскую перешла, с прицелом на заведование.
«Выдра – это хорошо, – подумала Аллочка. – А кто из нас более ушлый мы еще разберемся». Наконец-то встретив свое счастье, она была готова биться за него до победного конца. Ночью ей не пришлось ничего симулировать, достаточно было представить на месте мужа доктора Иванова. Более того – она испытала два оргазма подряд. Гоша явно записал это достижение на свой счет, потому что утром ходил гоголем. Ну и ладно, Аллочка была настолько счастлива, что ей хотелось, чтобы все люди тоже стали счастливыми. Она даже подыграла мужу, назвав его «жеребцом». Комплимент вернулся к ней вечером того же дня в виде симпатичных золотых пусетов[18] с аметистом. Жаль, что на работу их не наденешь – серьги нужно дополнять кольцами, иначе они не смотрятся, а кольца в процедурном кабинете носить нельзя, даже обручальные, поскольку они мешают гигиенической обработке рук.
Насчет жены доктора Иванова наставница не соврала, та действительно была похожа на выдру – шея длинная, лицо вытянуто вперед, взгляд настороженный, движения быстрые. Аллочка увидела свою счастливую соперницу на отделенческой тусовке, по поводу Международного дня врача, который отмечается в первый понедельник октября. Коллектив отделения было дружным, склонным к веселым застольям, поэтому ни один праздник, хоть личный, хоть общий, не оставался без внимания. Застолья проводились в армянском кафе, находившемся напротив главных ворот больницы, где вкусно готовили и по-соседски разрешали медикам приносить напитки с собой.
«Отобью!», сказала себе Аллочка, закончив сравнительный анализ. На ее
