В молекуле от безумия. Истории о том, как ломается мозг - Сара Мэннинг Пескин
Кроме того, тиамин защищает нас от опасных форм кислорода, которые в противном случае уничтожили бы клетки нашего мозга[154]. Эти так называемые активные формы кислорода способны разрушать ДНК и повреждать белки, нанося чудовищный урон нашим умственным способностям. Наличие тиамина позволяет устранить угрозу на химическом уровне и защитить разум от разрушения.
Когда наши нейроны извлекают энергию из сахара (очень важное действие, поскольку именно в мозге происходит наиболее активный метаболизм), этот процесс протекает гладко именно благодаря тиамину. Без его помощи нам было бы трудно превратить хлеб, макароны и другие углеводы в молекулы, приводящие в движение наши мысли.
Теперь нам известно, что из-за большого количества алкоголя тиамин плохо всасывается в кишечнике, а та его часть, которая все-таки попадает в организм, усваивается хуже. Именно это и стало причиной появления у Аркадия описанных симптомов. Однако до сих пор остается загадкой, почему нехватка тиамина вызывает такое удивительное расстройство памяти и почему при дефиците тиамина у одних людей страдают умственные способности, а у других нет. Между биохимией и нарушением памяти по-прежнему недостает связующего звена.
В электронной медицинской карте Лизы Парк во вкладке с лабораторными исследованиями есть результаты анализов, которые ей назначил врач в 2018 году, узнав о ее пристрастии к спиртному. Уровень тиамина выделен красным как опасно низкий: всего 34 наномоля на литр, в два раза меньше нижней границы нормы. Именно дефицит тиамина, а не аутоиммунные процессы сделал ее память уязвимой для внешних воздействий. Мозг Лизы не подвергался нападению антител. На самом деле она, регулярно выпивая, стала жертвой «молекул-уклонистов». Ее ложные воспоминания возникли из-за той же молекулярной проблемы, что и у пациента Сергея Корсакова больше века назад.
Увидев такой низкий уровень тиамина, врачи стали буквально накачивать Лизу этим витамином. Три раза в день через внутривенный катетер прямо в кровь ей вливали концентрированный тиамин. За несколько дней уровень тиамина у нее в крови поднялся до нормального. Некоторые ее нервы были повреждены настолько, что никак не реагировали на приток витамина, но другие начали его усваивать и восстанавливаться. Вскоре она уже могла взять в руки чашку и спустить ноги с кровати. Иногда у нее получалось правильно назвать год и месяц. До того, чтобы вихрем носиться по городу в красном кабриолете, было еще далеко, но уже можно было надеяться, что этот день настанет.
В среднем нервы растут со скоростью 1 мм в день, поэтому выздоровление Лизы растянулось на несколько лет. Прошло три месяца, прежде чем она смогла глотать достаточно хорошо, чтобы питаться самостоятельно, а не через трубочку. Спустя несколько месяцев она все еще проводила бóльшую часть дня в том же мягком кресле в гостиной, что и годом ранее, когда никто не знал, что ей не хватает одного из витаминов.
К 2019 году Лиза уже могла сама одеться и подкрасить ресницы. Ей удавалось нажать на круглую кнопочку и включить электрическую зубную щетку – над этим она работала несколько недель с трудотерапевтом. У нее уже почти получалось самостоятельно принять душ. «Я впервые смогла сама взять ходунки, спуститься в гараж, открыть дверцу машины и сесть на сиденье», – радовалась Лиза тем летом. Каждая решенная задача приближала ее к тому, по чему она скучала больше всего, – нажать на педаль газа и выехать на шоссе.
Глава 9
Грязные вечеринки
В начале XX века на юго-востоке США люди начали умирать от странной болезни. В последующие годы она стала самым смертоносным заболеванием такого рода в истории Америки. Газеты писали о «панике», вызванной загадочным убийцей: его жертвой стало около 100 тысяч человек из трех миллионов мужчин, женщин и детей, подхвативших непонятную хворь. Болезнь свирепствовала 25 лет – и наконец врачи нашли дешевый (менее 10 центов на пациента) способ лечения. Все это время лекарство было прямо у них под носом.
Эта история началась в сельском районе Южной Каролины летом 1907 года[155]. У женщины средних лет, матери восьмерых детей, появилась розовая сыпь на лбу, носу и щеках. Через несколько недель у нее начались проблемы с пищеварением. Мышцы как бы сдулись, кожа на руках обвисла. Затем к этому добавилась спутанность сознания, настолько сильная, что к осени, когда муж привез ее в клинику для душевнобольных штата Южная Каролина, она говорила обрывками фраз и теряла нить разговора, общаясь со своими детьми.
Несмотря на усилия врача, женщине становилось все хуже. Она практически перестала разговаривать: даже если ей удавалось связать несколько слов, смысла в них зачастую не было. День и ночь слились в один круговорот: она могла проснуться в два или три часа ночи и крепко спать с утра до вечера. Она угасала, ей требовались чудовищные усилия, чтобы пошевелить рукой или ногой, будто болезнь, поразившая разум, высосала из нее жизненную силу, оставив вместо некогда сильного тела лишь сдувшуюся оболочку.
Вскоре после того, как в больницу поступила эта женщина, туда привезли еще двоих пациентов с такими же симптомами. 30-летняя домработница практически онемела: она пыталась говорить, только когда к ней обращались, но вместо осмысленной речи издавала лишь отдельные звуки. Порой она просто сидела с каменным лицом, а иногда, наоборот, впадала в возбужденное состояние и набрасывалась на всех вокруг без разбора. На тыльных сторонах ее ладоней и стоп появилась сыпь, покрытая коростой. В довершение всего у нее было сильнейшее расстройство желудка. «Если это анкилостомидоз, – записал врач в ее карте, – то его симптомы кардинально отличаются от тех, что мне известны».
Еще один пациент, мужчина, поступил примерно в то же время, и у него наблюдались те же три вида симптомов: спутанность сознания, расстройство желудка и сыпь. Он извергал потоки невнятных речей вперемешку с бранью. Налицо была религиозная одержимость: пациент твердил имя Иисуса и уверял, что изрекает слово Божье. На вопросы об истории его болезни или о семье он не мог ответить – все это изгладилось у него из памяти.
Этот мужчина скончался в больнице всего через 20 дней после поступления. Обе женщины тоже умерли[156]. Тогда мало кто понимал, что эти три случая были как дымок, поднимающийся над кратером вулкана перед началом извержения.
Большинство врачей в США даже не слышали о болезни, убившей этих пациентов. Она называется пеллагра и вызывает спутанность сознания, сыпь и диарею. Свое название она получила веком ранее: оно происходит от итальянского слова pelle, что означает «кожа». Специалистам было давно известно, что этим заболеванием страдают европейцы, но в учебниках утверждалось, будто в Соединенных Штатах его нет. В конце концов, даже власти уверяли, что в стране практически не было зарегистрированных случаев этого заболевания.
Но шли месяцы, и врачи стали понимать, что учебники ошибались. Пеллагра в буквальном смысле постучала в двери. К 1912 году многие пациенты психиатрических клиник США (если не большинство) умирали именно от пеллагры. Болезнь, одинаково смертоносная для детей и взрослых, распространялась по тюрьмам и сиротским приютам. Она поражала даже семьи бедных фермеров, живших в собственных лачугах. Всего за один год только в Южной Каролине было зарегистрировано более 30 тысяч случаев заболевания пеллагрой. 40 % заболевших умирали[157] – астрономическая цифра, которая продолжала расти. Стране как никогда был нужен кто-то, способный остановить эпидемию. И им стал Джозеф Гольдбергер.
В 1914 году начальник медицинской службы США обратился к Джозефу Гольдбергеру, поставив перед ним задачу: раскрыть тайну пеллагры. Гольдбергер был весьма толковым сотрудником системы здравоохранения. В возрасте девяти лет он вместе с семьей иммигрировал с Карпат в Нижний Ист-Сайд, где его отец открыл небольшой винный погребок и поручил сыну доставлять заказы
