В молекуле от безумия. Истории о том, как ломается мозг - Сара Мэннинг Пескин
На протяжении 15 лет Лиза заботилась о Джонни, его детях и собаках. Она помогала с алгеброй младшему сыну Джонни, у которого после смерти матери возникли трудности с учебой. Она сумела убедить дочь Джонни не прогуливать школу. Она забила холодильник здоровой едой и уговорила Джонни заняться спортом. Она гоняла по городу на красном родстере, всегда спеша по какому-то важному делу.
А потом, в 2015 году, у Лизы что-то случилось с ногами. При ходьбе пальцы ног почти не отрывались от земли, из-за чего она могла споткнуться. Как-то на входе в магазин, где продавались украшения для Хеллоуина, Лиза зацепилась ногой о серый коврик у двери и упала, сломав несколько ребер.
В течение месяца ощущение покалывания, возникшее в кончиках пальцев, поднялось до самых плеч. Ее руки будто постоянно кололи иголками, и от этого она постоянно просыпалась по ночам и не могла ни на чем сосредоточиться днем. Она пыталась чередовать горячий и холодный душ, наносила ментоловый крем, принимала обезболивающие, однако неприятное чувство покалывания и онемения распространялось все дальше, на губы, потом на язык.
Вскоре Лиза поняла, что не может исправить ситуацию с помощью привычного набора из упорства и гаечных ключей. У нее появилась слабость в голеностопных суставах, потом в коленях. Она стала опираться на что-то при ходьбе и попросила Джонни передвинуть стулья и диваны в центр комнат, чтобы ей всегда было за что ухватиться и не приходилось стоять без опоры.
В конце концов Лиза сменила свою шубку из искусственной норки и дизайнерские туфли на неудобный больничный халат с завязками на спине, который так и норовил распахнуться, обнажая тело. На протяжении четырех недель ей делали сканирование головного и спинного мозга, люмбальную пункцию, тест нервной проводимости, пытаясь понять причину ее болезни. В конце концов врачи пришли к выводу, что проблема возникла из-за нарушений иммунной системы. Внимательно вслушиваясь в медицинские термины, Лиза поняла для себя, что ее тело подверглось нападению плотных блестящих частиц, которые окружили ее нейроны. Окружили настолько плотно, что нейроны не могут обмениваться электрическими сигналами. Без этого, как она поняла, между ее нервами перестала передаваться информация.
Джонни сидел у постели Лизы, а она с надеждой следила, как из прозрачного пакета к ней в вены по тонкой трубке перетекает лекарство. Она представляла, как снова будет ездить по городу в своем кабриолете, когда лекарство подействует и все проблемы последних месяцев уйдут в прошлое[142]. Уверенная, что силы вот-вот восстановятся, она вернулась домой.
Однако лекарство не помогло. На большом мягком кресле в гостиной, в котором Лиза устраивалась по утрам и проводила весь день, пока не уползала вечером в свою комнату, уже стала продавливаться ямка. Она начала передвигаться по дому в инвалидном кресле, и Джонни снова передвинул мебель, в этот раз расставив диваны и столы по периметру комнаты, чтобы креслу было где развернуться.
К 2018 году разум Лизы еще больше помутился. Она постоянно забывала, что больше не работает, просыпалась рано утром и просила Джонни принести ей из шкафа блузку, беспокоясь, что опаздывает. Когда она смотрела на фотографии, обрывки этих образов пробирались в ее реальность. Фотография новорожденного внука превратилась в историю рождения ребенка, которого у нее никогда не было. Фотография кого-то из знаменитостей могла развернуться во вполне готовый рассказ о ее собственной встрече со славой. Вместо того чтобы быть хранилищем опыта и реальной информации, память Лизы превратилась в инструмент по сочинению историй. Вымысел вплетался в ее воспоминания, создавая правду, которой никогда не существовало.
Врач Лизы объяснил, что ее состояние вызывает у него все больше сомнений. При аутоиммунном заболевании она не начала бы выдумывать подобные истории, а от лекарств ей стало бы лучше. Джонни, расстроенный тем, что старый диагноз оказался ошибочным, а нового не было, поделился с врачом секретом Лизы, который прежде не считал важным: она страдала алкогольной зависимостью. В последние годы в доме постоянно скапливались пустые бутылки. Два бокала превратились в пять, потом в восемь, и вот он уже видел свою жену трезвой всего несколько раз в неделю. Чем больше Лиза пила, тем меньше ела, и теперь любимая дизайнерская одежда бесформенным мешком болталась на ее худой фигуре.
Получив эти новые сведения, невролог попросил Джонни немедленно привезти Лизу в больницу. Врач заподозрил у нее авитаминоз – заболевание, которое было впервые описано 150 лет назад русским психиатром Сергеем Корсаковым.
Сергей Сергеевич Корсаков родился в 1854 году в небольшом российском городке (ныне Гусь-Хрустальный), окруженном крупными кварцевыми и доломитовыми карьерами, где добывали сырье для местных стекольных заводов[143]. Одним из этих заводов управлял отец Корсакова, но Сергей не проявил интереса к семейному делу. Ему больше нравилось строить теории, чем создавать предметы, и он быстро понял, что работать головой у него получается лучше, чем руками. В юном возрасте он поступил на медицинский факультет Московского университета и уехал учиться. В родной город он больше не возвращался.
Получив докторскую степень, Корсаков поступил на службу в Преображенскую больницу для душевнобольных, расположенную на северо-востоке Москвы. Крупный, внушительного вида мужчина, он выступал против принудительной стерилизации психиатрических пациентов в то время, когда такая практика широко применялась во многих странах[144]. Он выбросил смирительные рубашки и снял ограничения, чтобы пациенты могли свободно перемещаться по своим палатам. Сумасшествие тогда часто считали следствием духовного падения, но Корсаков относился к душевным болезням так же, как и к любым другим, менее стигматизированным.
С Аркадием Волковым Корсаков впервые встретился в коридорах Преображенской больницы в июне 1889 года[145]. Аркадий был 37-летним писателем с типичным для такого рода занятий грузом проблем и переживаний. На протяжении долгих лет он привык запивать творческий кризис коньяком, и именно это в конце концов сделало его героем одной из самых известных в России медицинских газет.
В больницу Аркадия привезли друзья, надеясь, что ему смогут там помочь. По их словам, Аркадий стал забывать об обычных повседневных делах и ему постоянно приходилось напоминать: «надень вот это», «съешь вон то». Он начал повторяться в разговорах, не осознавая, что совсем недавно уже рассказывал эту историю этому же человеку. Создавалось впечатление, что каждый момент его жизни проходил без какой-либо связи с другими событиями. С новым восходом солнца ежедневная рутина становилась для Аркадия совершенно новым опытом. Несоответствие между реальностью и тем, что он помнил, вызывало у него неприятие и даже агрессию. Он не хотел признавать, что разум его подводит.
Кроме того, у Аркадия появилась слабость в руках и ногах. Прогуливаясь нетвердой походкой мимо украшенных колоннами больничных корпусов, он выглядел намного старше своих лет. Его конечности пронизывала острая боль, временами настолько мучительная, что он вскрикивал, но, когда сестра подходила к нему с другого конца палаты, он терялся, поскольку не помнил, что звал на помощь.
Писательская карьера Аркадия катилась под откос. Он смотрел на письма, которые получил от издателей в прошлом месяце, и не понимал, что уже читал их. Вернувшись к работе над рассказом, начатым до болезни, он не мог вспомнить, какой хотел сделать кульминацию и развязку. Все, что он не успел записать, стерлось из его памяти.
«Недавние события прошли мимо него, не оставив следов», – так описывал Корсаков глубину амнезии своего пациента.
Аркадий тем не менее был способен решать логические задачи. Он мог произнести пылкую обличительную речь по какому-нибудь спорному вопросу. Он умел играть в карты. Он знал, как передвигать шашки с клетки на клетку, просчитывая при этом варианты ответных ходов. Но как только сотрудники больницы убирали доску, он напрочь
