Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова
Исполосована
Русь моя русая.
Гзак да Кончак еще,
Вороны Бусовы.
Полный колчан,
Вольный постой.
А по ночам
Мать над дитей:
– Спи, неустан,
Спи, недослух,
Чтоб тебя сам
Хан карнаух!
Хвать – да и в стан!
Каши не даст!
Чтоб тебя сам
Гзак-загребаст!
Так по шатрам,
Через всю Русь:
– Чтоб тебя сам
Бус-удавлюсь!
Прямой отсылкой к «Ханскому полону» в «Скифских» является строка Взял меня хан. Но если содержанием цикла 1921 г. было бегство от азиатской дикарской стихии, воплотившейся в разрушительной революции, то в «Скифских» Цветаева признает власть «дикого поля», но это уже власть поэзии и любви, воплощенная поэтом Пастернаком. В стихах Пастернака есть мотив ханского указа, и он связан с образом зимы:
Мздой облагает зима, как баскак,
Окна и печи, но стужа в их книгах –
Ханский указ на вощеных брусках
О наложении зимнего ига
(«Пастернак 1965: 74 –Двор»).
Если учесть этот пастернаковский подтекст как возможный в «Скифских», тогда заклинание Богиня Иштар, / Храни мой костер можно понимать как готовность противопоставить зиме огонь – со всей его символикой.
Дж. Таубман пишет об этом фрагменте стихотворения Цветаевой так: «Она просит Богиню защитить ее “заоблачную”, свободную от чувственности дружбу от двойной опасности – сексуального притяжения и домашнего быта» (Таубман, 2000: 218).
Последнее заклинание Богиня Иштар, / Стреми мой табун / В тридевять лун с его сказочным числительным тридевять, обозначающим удаленность ирреального пространства, предстает загадочно-двусмысленным. Выражение В тридевять лун можно понимать и как цель, к которой будет стремиться табун, и как отсчет времени, которое потребуется для достижения цели (встречи), и как метафорическое обозначение численности табуна.
Таким образом, цикл Марины Цветаевой «Скифские» представляет собой очевидный отклик на стихи и письма Пастернака и продолжает написанное Цветаевой ранее эссе «Световой ливень».
Заключение
Поэтика Марины Цветаевой – это прежде всего поэтика предельности.
Пограничность состояния личности в моменты максимального напряжения – эмоционального, психологического и духовного, – отраженная темами и сюжетами произведений Цветаевой, прямо соотносится с пограничностью языковых явлений, в которых и становятся возможными языковые изменения.
Цветаева исследует мир в его становлении, динамике. Изменчивость как форма существования жизни в картине мира Цветаевой и как форма существования слова в ее поэзии ведет к пределу, за которым Цветаева видит абсолютное бытие, понимаемое как бытие вне времени и пространства.
Поэтика Марины Цветаевой показывает интенцию любого явления быть наиболее выраженным на границах и найти выходы за предел, отталкиваясь от сходного и приближаясь к противоположному – вплоть до отождествления с ним. Цветаева постоянно помещает слово в ситуацию обострения конфликта между различными свойствами и тенденциями языка.
Языковые преобразования, наблюдаемые в поэзии Марины Цветаевой, являются важнейшей чертой ее поэтики. Они осуществляются на всех языковых уровнях, показывая смысловую взаимообусловленность семантики с фонетикой, словообразованием, этимологией, грамматикой, фразеологией. Фонетическая, словообразовательная и фразеологическая индукция текстопорождения – наиболее значимые для Цветаевой и наиболее результативные в ее творчестве способы познания сущности.
Предельные состояния в момент высшего духовного напряжения диалектичны, т. е. противоречивы. Противоречия находят языковое выражение в потенциальной многозначности корней слов. Внутренние противоречия находят наиболее адекватное выражение в синкретизме корневой основы, в реализованной языком и потенциальной энантиосемии слов. Преобразование словарной многозначности в синкретическое единство значений слова приводит к пересечению синонимических и антонимических отношений при номинативном, переносном и символическом употреблении слов.
Таким образом, очевидно, что у Цветаевой познание основано на языковых отношениях в их противоречиях и динамике, а также на объединении чувственного элемента с рациональным. Эмоция формы становится логическим аргументом (убеждает логика языковой обусловленности смысла: связь смысла со сложившимися в языке звучанием, морфемным составом, грамматическими возможностями, фразеологическими ассоциациями слова, которые закреплены в сознании носителей языка). С другой стороны, рассуждения, аналитические построения даны в настолько ощутимой форме, что сами представляются эмоцией. Слова Цветаевой «Стоит мне только начать рассказывать человеку то, что я чувствую, как – мгновенно – реплика: «Но ведь это же рассуждение!» ‹…› Четкость моих чувств заставляет людей принимать их за рассуждения» (IV: 524) подтверждаются каждым ее текстом. И получается так потому, что и чувство (включая чувство языка), и мысль в состоянии максимального напряжения превращаются друг в друга, создавая единый сплав – наиболее действенный инструмент познания.
Поэтический текст, воплощающий кульминацию пограничной экзистенциальности в акте ощущения и мысли, способен преодолевать различия между языком и речью (ср.: Лотман 1998: 61, 391; Фарыно 1988: 41), синхронией и диахронией (современным состоянием языка и его развитием). Особенно ярко это проявляется в контекстуальном синкретизме поэтического слова.
Фонетическая, словообразовательная и фразеологическая индукция порождения образа ведут к преодолению различий между словом, образом и понятием. С одной стороны, это сближает тексты поэта с древними текстами, отразившими синкретизм мифологического сознания, с другой стороны, на современном этапе развития мышления такой синкретизм предстает итогом развития языковых явлений и предпосылкой новой возможной стадии движения языка от анализа к синтезу.
Литература
Источники
Тексты Марины Цветаевой
I–VII – Цветаева М. Сочинения: В 7 т. Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина. М.: 1994–1995. Т. 1: Стихотворения: т. 2: Стихотворения. Переводы; т. 3: Поэмы. Драматические произведения; т. 4: Воспоминания о современниках. Дневниковая проза; т. 5: Автобиографическая проза. Статьи. Эссе. Переводы; т. 6: Письма; т. 7: Письма.
БП-1965 – Цветаева М. Избранные произведения. Сост., подгот. текста и примеч. А. Эфрон А. Саакянц. М.; Л., 1965 [Библиотека поэта, Большая серия]. 812 с.
БП-1990 – Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. Е. Б. Коркиной. Л., 1990 [Библиотека поэта, Большая серия]. 800 с.
П. – Цветаева М. И. Поэмы. 1920–1927. Вступ. ст., сост., подгот. текстов и комментарии Е. Б. Коркиной. СПб. 1994. 382 с.
Р. – Цветаева М. Ремесло: Книга стихов. М.; Берлин: Геликон, 1923. 165 с.
С. – Цветаева М. Сочинения: В 2 т. Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц. М.: 1980. Т. 1: Стихотворения; Поэмы; Драматические произведения. 567 с. Т. 2: Проза. 503 с.
Цветаева 1991 – Цветаева М. Письма к Анне Тесковой. СПб.: Внешторгиздат, 1991. 189 с.
Le Gars – Tsvetaeva Marina.
