Техника текста. Лекции, прочитанные в Музее современного искусства Эрарта в 2012 году - Самуил Аронович Лурье
Удачная первая фраза возникает как будто бы сама собой. Но какую фразу считать удачной? Вовсе не ту, которая красива сама по себе, а ту, которая вас выведет на вторую. «Ласточки предпочитают…», «весело глядеть, как они снуют под колоннадами дворца…», «иду на выставку…» – появилось движение. Она как трамплин должна вас куда-то вынести, и дальше становится легче.
И – я обещал – последний вопрос, который я себе поставил. Он тоже очень трудный. Как зацепиться за текст, как справиться с отчаянием, с сонливостью и скукой, с отвращением к тексту и к себе. Там у меня еще стоит проблема финала. Но проблема финала – это как повезет; текст лучше всего обрывать чуть-чуть не договаривая. Мне не нравятся торжественные окончания, особенно длинные тексты полагается кончать какой-нибудь значительной, запоминающейся фразой. Но я дошел в своем не то снобизме, не то цинизме до того, что мне даже окончание «Приглашения на казнь» не нравится, где есть прекрасная фраза: «…и Цинциннат пошел среди пыли и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему». А мне кажется: нет, слишком значительно, немножко слишком грубый прием. Потому что и запоминается – финал, и вообще сюжет образуется финалом. Если закончится свадьбой – это у вас один роман, а если вы начнете про следующее утро, то совсем другой; кончается смертью – один роман, ну и так далее. Слишком просто. Проза – она как время, она текучая, и делать твердой последнюю фразу… мне кажется, нет. Мне кажется, изысканнее – совсем нейтрально закончить, как будто ты следующую фразу забыл дописать. Но это каждый решает для себя.
А вот как справиться с отчаянием, с сонливостью… Сонливость, между прочим, это не просто так: масса людей, которые писали всерьез, замечали это, даже у Стругацких есть одна повесть про это. Как будто есть какие-то силы во Вселенной; иногда поверишь в какую-то антимистику, или наоборот – мистику антисил: что-то хочет, чтобы мы не написали текст. Что-то в нашем мозгу этого хочет, в природе, во Вселенной, в мироздании, что-то вам обязательно мешает. И, в частности, эти демоны насылают на вас ужасную сонливость. У Цветаевой это просто вздохом выражено: «И как – спать хотелось!..»[8] – есть такая строчка. Ужасно хочется спать, причем бесполезно было бы ложиться, не заснете ни за что.
Это во-первых; во-вторых, в какой-то момент вам начинает казаться, что вы пишете слишком медленно, слишком скучно, забрели куда-то не туда – и что с этим делать? У меня на этот счет рецепта нет. Когда я был молодой и писал от руки, на листочках бумаги нынешнего формата А4, у меня было простое, но совершенно палаческое средство. Я пишу – и где-то в конце страницы у меня не получается фраза, слово какое-то не то, явно не то. Остановка. Не получается. Я бросал эту страницу на пол. Нет, сначала я все переписывал – то, что было до этой минуты хорошо. Если это не выходило во второй, в третий, в четвертый, в пятый раз, – я писал на шестой странице, расходовал чудовищное количество бумаги. Теперь как будто проще, но я боюсь, что эта простота гибельная и обманчивая: конечно, да, стер, легко. Delete – и все. А потом может оказаться, что в том, третьем, варианте как раз было лучше. Не потому что просто лучше, а потому что выводило на следующую фразу, на какой-то поворот мысли, и лучше бы туда заглядывать. Теперь я делаю какие-то копии, но невозможно все эти файлы читать, и как их различать? Это довольно сложно.
Тем не менее способ преодолеть отчаяние, скуку, тошноту, сонливость и так далее существует, по-видимому. Прежде всего, нужно вставать как можно чаще от стола; у меня не получается, я забываю, и сидишь всю ночь не вставая, это нехорошо. Во-первых, нужно вставать прогуливаться; а во-вторых, надо просто работать, работать, писать и снова писать, и все это делать, пока вдруг не повезет. Больше ничего, это тоже очень простой секрет, который сказал бы кто угодно. А у Гоголя помните, как красиво – исписал тетрадку, положил в стол, не трогаешь ее сколько-то там месяцев, потом достал, все абсолютно переписал, положил в стол, не трогаешь, потом через сколько-то лет достал… Там, по-моему, до девяти вариантов у Гоголя[9]. Сейчас так невозможно, и думаю, что и Гоголь-то, может быть, это все придумал, потому что Гоголь был не из правдивых. Слог у него был плохой, у него был гениальный стиль. Это не моя формула, это, как ни смешно, Белинский сказал в ответ на нападки Полевого на Гоголя: мол, как он пишет, он же не знает русского языка. И это, к сожалению, чистая правда про Гоголя – он не знает русского языка и пишет иногда на каком-то странном, польского извода, суржике. Я, например, не могу ни понять, ни простить Гоголю… есть у него такая фраза, которую я не понимаю, и ни один человек в мире не понимает; если кто-нибудь мне объяснит, я, конечно, скажу ему большое спасибо. Чичикову сообщают какое-то неприятное известие, и дальше написано буквально – каждый школьник может посмотреть: «Чичиков ожидовел»[10]. Я потом, много лет думая, догадался о значении этого слова – но читать его, во-первых, неприятно, во-вторых, смысл все равно непонятен, в-третьих, в русском языке такого слова нет. Стиль у него был, а слога у него не было, он плохо над этим работал. Я не думаю, что он переписывал, он в отчаяние все время впадал, да, но лучше у него не получалось. Он впадал в отчаяние, потому что он был настоящий писатель, это правда.
Я хотел вам показать – мне казалось, это будет правильно и справедливо, – ну зачем я принес бы сюда какие-то выписки, цитаты из других авторов, это каждый может, а я здесь опираюсь на собственный опыт… Знаете, как тот же Пастернак рассказывает про
