Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 - Людмила Владимировна Зубова

в конструкциях с возвратным глаголом несов. вида при отсутствии субъекта действия значение страдательности ослаблено. Это значит, что глагол с постфиксом -ся может быть истолкован двояко – и как глагол страдат., и как глагол действит. залога (Русская грамматика 1980: 615).

Сначала рассмотрим примеры с залоговыми аномалиями, существенно затрагивающими категорию лица и тем самым значительно усложняющими грамматические свойства глаголов и, соответственно, смысл высказываний.

При употреблении возвратных глаголов пассивного залога в 1‐м лице фокус внимания неизбежно смещается с семантического субъекта действия на синтаксический. Объект в какой-то степени присваивает себе роль субъекта:

Это Лена нам прислала бутылку,

видя бедное наше сердце.

И замерло бедное сердце,

полетело за море смириться.

И глотнул я зелёной жертвы,

и глаза мои позеленели,

и стал я маленьким и хилым,

как будто еще и не разумелся.

Анджей Иконников-Галицкий. «Утро вползало в окно и выпить хотелось…» [767].

В этом тексте выражение не разумелся может либо обозначать ситуацию до рождения человека или даже до его зачатия, либо указывать на неразумного младенца. Потенциальным субъектом предиката не разумелся можно представить себе как родителей или Бога (‘ребенок еще не был задуман’), так и лирическое «я» (тогда форма трактуется как собственно-возвратная – ‘не был разумным; не осознавал себя’). Кроме того, поэтический неологизм может быть понят и как глагол совершенного вида со значением становления ‘не стал разумным, не вошел в разум’. Иерархия этих возможностей и для автора стихотворения, и для читателей может быть разной.

Восприятие следующих строк тоже зависит от фокуса внимания читателя:

Пока темно, я думаюсь в тебе,

Как провиант в горбу верблюжьем,

Как сувенир, нечуемый в беде,

Но милый, если обнаружим.

Уже, как было, собираем ужин.

Мария Степанова. «Пока темно, я думаюсь в тебе…» / «20 сонетов к М» [768].

Выражение Я думаюсь в тебе может означать ‘я по своей воле нахожусь в твоем сознании’ или ‘ты, помимо своей воли, думаешь обо мне’. При первом толковании повышается в ранге актант «я», при втором на первый план выдвигается актант «ты», но по синтаксической структуре поэтического высказывания семантический субъект «ты» оказывается пациенсом, а «я» – агенсом. Таким образом, глагол думаюсь в тексте проявляет и свойства глагола собственно-возвратного, активного (как веселюсь, печалюсь), и как пассивного. Обратим внимание и на то, что в этих строчках авторское страдательное причастие нечуемый продуцирует возможность прочтения слова обнаружим как страдательного причастия (перед точкой во фрагменте Но милый, если обнаружим). Это не имеет прямого отношения к возвратности, обсуждаемой здесь, но, несомненно, связано со сгущением авторских аномалий в функционально-семантическом поле залоговости.

Совмещение актива и пассива есть и в таком стихотворении:

Я певчим осмысленным волком

Пройду по родимой стране

И малою разве уловкой

Поймаюсь и станется мне

Представить, что будто не волк

А птица – и сразу весь толк

И смысл

Как бы смоется.

Дмитрий Александрович Пригов. «Я певчим осмысленным волком…» [769].

Рефлексив в форме 1‐го лица привносит в текст информацию о вероятном согласии лирического «я» или, по крайней мере, его готовности быть пойманным (ср. строки Пушкина: Ах, обмануть меня не трудно!.. / Я сам обманываться рад).

В следующем примере интерес представляет форма 2‐го лица возвратного пассива:

И происходит… Она подыхает. Гробов

этих у Бога скопилось довольно внутри.

О, нутряная ты язвина, тихолюбовь,

лучше молчи, не юродствуй, и просто смотри…

Просто смотри, ненавидься, не дай разорвать

струны твои, что сквозь небо до звезд допоют…

И не посмеет Господь полусонно зевать,

чувствуя тихую жуткую силу твою…

Марина Матвеева. «Новая Татьяна» [770].

Здесь форма 2‐го лица находится в контексте обращения к безответной любви. Семантическим субъектом потенциальной ненависти представлено лирическое «я»: ‘ненавидься мною’, объектом – любовь. Инвективы в адрес мучающего чувства дают возможность такого толкования поэтического высказывания: ‘безответная любовь, я тебя хочу ненавидеть’. Повелительное наклонение, а следовательно, и будущее время, указывают на то, что ненависть желанна, но реальностью она не является. Реальностью являются противоречивые чувства – и приближающееся равнодушие, и всё еще живая страсть: о любви говорится, что она подыхает, и в то же время речь со всеми бранными словами обращена к ней. Лирическое «я» мечтает о ненависти, а не о равнодушии, потому что ненависть как сильное чувство дает ощущение полноты жизни и творческого состояния: не дай разорвать / струны твои, что сквозь небо до звезд допоют.

В этом тексте заметны множественные парадигматические связи словоформы ненавидься: это и антонимия любовь – ненависть в оксюмороне тихолюбовь <…> ненавидься, и синонимия корней смотри, ненавидься, и этимологически обусловленная потенциальная синонимия антонимов ненавистный – ненаглядный, которая имплицитно противоречит мечте лирического «я» о ненависти.

Примеры совмещения возвратно-пассивного значения глаголов третьего лица с другими семантическими разновидностями рефлексивов многочисленны.

Например, достаточно легко образуются словоформы, объединяющие пассив с собственно-возвратным значением:

Вот скульптор ваяет большого солдата

Который как вылепится – победит

Чего ему скульптору больше-то надо

А он уже в будущее глядит.

Дмитрий Александрович Пригов. «Вот скульптор ваяет большого солдата…» [771].

Поскольку при собственно-возвратном значении повышается в ранге актант солдат, интересно обратить внимание на то, что его предикатом является глагол победит.

Иногда совмещение этих значений сопровождается семантическим сдвигом при употреблении глагола:

Не осмыслить – озвучить.

Если тело звучит,

значит, живо, живуче.

Как чудесно урчит

в животе! Как скребется

сердце – жук в коробке!

Прозвучит – и поймется.

И затихнет в руке.

Вера Павлова. «Плед» [772].

В метафорическом сравнении Как скребется / сердце – жук в коробке! обнаруживается актуализация этимологической связи понять – поймать (поймется – ‘поймается’), при этом эротический контекст сравнения актуализирует еще одно слово с тем же историческим корнем – поять.

Следующий текст указывает на возможность синтеза страдательного рефлексива с возвратными глаголами типа прохаживаться, прохлаждаться:

Язык под небом скажет: Liebe Dich.

И руки похватают в обе

Заезжих лебедей и лебедих,

Гусей, гусынь, могил, надгробий.

Как яблоки у пирога в утробе,

Огни взлетаемых шутих.

А это провожается жених.

Обритый. В арестантской робе.

Мария Степанова. «Язык под небом скажет: Liebe Dich» / «20 сонетов к М» [773].

При восприятии глагола провожается как непассивного (ср. глагол прощается, по смыслу близкий для изображенной ситуации), можно предполагать, что слово провожается, подобно гиперониму, конденсирует в себе несколько частных значений: пьет с друзьями и родственниками, ведет себя развязно, запускает или наблюдает фейерверк и т. д. Здесь, как и в других примерах из стихов Марии Степановой, наблюдается неединичный залоговый сдвиг. Словоформа провожается следует за аномальным страдательным причастием взлетаемых (ср. слова несгораемый, непромокаемый – нормативные страдательные причастия настоящего времени от непереходных глаголов совершенного вида).

Любопытны примеры того, как залоговые характеристики перераспределяются между глаголами – по отношению к норме:

Бывают в этой жизни миги,

Когда накатит благодать,

И тут берутся в руки книги

И начинаются читать.

Игорь Иртеньев. «Бывают в этой жизни