Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 - Людмила Владимировна Зубова
У Строчкова речь идет о том, что можно было бы назвать высокими словами творческий импульс, причем этот импульс по ситуации, изображенной в тексте, возникает, соблазняет, дразнит и исчезает. Строчков детально описывает возникновение неясного звука и пытается как-то его обозначить: то собственно фонетически – звукописью с доминирующими з, з’ (звук – знак – возник – сквозняк – зевок – возни – возьми – вздохнул – завод – заводной – завалилась – взныл – задевши за звук – задрав), то метафорически – с развернутым сюжетом про котенка, разматывающего клубок, то упоминанием экзотического музыкального инструмента кото, порождающим серию анафорически созвучных слов (кото — которого – котенок – который). Можно заметить, что глухие к, т этого ряда противопоставлены звонким и звучным з, з’ предыдущего ряда, что создает фонетический образ исчезновения звука. В таком контексте сочетание взныл кото концентрирует в себе и напряжение фонетического контраста з, з’ – к, т, и противоречие между коннотациями, возникающими в сочетании русского глагола с названием японской реалии.
Здесь еще важна фонетическая близость слов кото и кто. В просторечии местоимение кто употребляется и в синтаксической позиции местоимений кто-нибудь, кто-то. Это вполне органично соответствует и конкретной семантике фрагмента (словно взныл кто), и общему смыслу текста про неясность, неопределенность звука. Глагол взныл в таком контексте по смыслу может изображать не только звук музыкального инструмента, но и эмоциональный возглас субъекта речи.
Анализ текста показывает, что значение интенсивности, присущее неологизму взныл, усиливается разнообразными способами, специфичными для поэзии. Конечно, в этом случае имеется и производность неологизма взныл от формы взвыл. Эти слова обнаруживают дополнительную системную связь, определяемую поэтической системой контекста: взвыл – выразил эмоцию громко и как обычно, как все, а взныл – тихо, но с бóльшим отчаянием и по-своему. Таким образом, в семантику слова взныл входит вся та экспрессия, которая содержится в звуковом и образном воплощении стихотворения.
В другом тексте того же автора представлена семантическая несовместимость значения интенсивного действия с глаголом пассивного состояния:
Я вспал неглубоко, и впалый сон
натужно кашлял, селезенкой ёкал
окол меня и состоял из зон,
где, затесавшись головою ó кол,
Чеширский Кто с урыбкою в зубах,
как дед Пихто с уклейкой носогрелкой,
змеясь ехидной, снялся мне, что Бах
был себастьян как свой в такую стельку
Владимир Строчков. «Я вспал неглубоко, и впалый сон…» [629].
Глагол вспал очевидным образом соотносится здесь с выражением впал в сон, тем более что в той же строке появляется сочетание впалый сон. Далее в тексте изображается смещенное восприятие реалий: звуков, образов, понятий – как бы в полусне. Не исключено, что в этой поэтике смещения и смешения глагол вспал появился под влиянием, во-первых, словоформы всхрапнул с той же приставкой, во-вторых, словоформы встал (вспал и встал ‘проснулся’– не просто минимальная, но и контекстуально антонимичная пара).
Встречаются примеры нестандартной перфективации и с другими приставками. Так, например, Владимир Бауэр заполняет лакуну, представляя парным глагол унывать, вопреки норме:
Снегопад морочит сумерки.
Прошпектами,
першпективой забавляяся, глаза,
затуманенные драмками бюджетными,
обходя,
проунываю полчаса.
Владимир Бауэр. «Лимончик» [630].
Здесь действие предстает ограниченно-длительным (как проспать два часа) и вместе с тем протяженно-одноактным (как прогреметь). Если для глагола в этом тексте актуально значение исчерпанной интенсивности, свойственное глаголам протяженно-одноактного способа действия (Шелякин 2001: 82), то в неологизме Бауэра элемент интенсивности ослабевает (потому что слово унывать обозначает пассивное состояние), а элемент исчерпанности усиливается (так как значение приставки логически противоречит значению производящего глагола). Ю. С. Маслов писал:
…в подавляющем большинстве случаев причины непарности – именно в семантике самих непарных глаголов, в том, что лексическое значение данного глагола, отражая определенные объективные свойства соответствующего действия, оказывается несовместимым с грамматическим значением того или иного вида (Маслов 1984: 54).
Для современного восприятия унывать – именно такой глагол, однако наличие в языке прилагательного унылый, восходящего к перфективному причастию от утраченного глагола уныть, говорит о том, что в прошлом глагол унывать был парным, причем форма несовершенного вида возникла как вторичная[631]. У Бауэра сочетание проунываю полчаса с формой первого лица будущего времени сообщает глаголу значение контролируемого и даже запланированного состояния – вопреки норме (хотя в этом случае норма довольно расплывчата: вполне обычны высказывания Не унывай; Я не собираюсь унывать).
В следующем тексте присоединение приставки до-, свойственной терминативно-локальным глаголам (Шелякин 2001: 90), к глаголу звукоподражательному приводит к метонимии, способной обозначить движение звуком, его сопровождающим:
Проснувшись от страха, я слышал, он вывел меня
из ряда предметов, уравненных зимней луною,
ещё затихала иного волна бытия,
как будто в песке, несравненно омытом волною,
ещё возбегали в ту область её мураши,
нетрезвые пузы, зыри, не успевшие смыться,
и запечатлелась озёрная светлость души,
пока на окраинах доцокотали копытца
Владимир Гандельсман. «Проснувшись от страха, я слышал, он вывел меня…» [632].
В сцене, изображаемой В. Гандельсманом, он – это ангел, а мураши и нетрезвые пузы, зыри – бесы, и речь идет об их копытцах[633]. Если в данном случае доцокотали при узуальном процокотали означает ‘перестали быть слышными’, то движение оказывается ограниченным пределом слышимости. Такая метонимия предельно актуализирует наличие наблюдателя как участника ситуации. Частица пока вносит в текст синтаксическое рассогласование с глаголами совершенного вида запечатлелась и доцокотали, так как норма предполагает здесь комбинацию частиц пока не. Без элемента не эти глаголы попадают в позицию глаголов несовершенного вида, а их возможный контекстуально обусловленный несовершенный вид поддерживается предшествующими формами затихала, возбегали. Семантика слова доцокотали способствует видовому сдвигу, потому что звукоподражательный глагол привлекает внимание не к цели и не к пределу движения, а к ощутимому протеканию действия, тем более что звукопись распространяется на всё сочетание доцокотали копытца.
Следующий пример демонстрирует противоречие между лексическим и грамматическим значениями глаголов:
Их не тянет обратно,
Им светло впереди
Так укромно, опрятно
Сам себя взбереди,
Чтоб урчаще, мычаще
Намечтать и насметь…
Жизнь все чаще и чаще
Непохожа на смерть
Вячеслав Лейкин. «Ламентации» [634].
Глагол намечтать с приставкой, определяющей кумулятивный способ действия, представлен в этих строчках результативным – в противоположность узуальному глаголу помечтать, имеющему значение нерезультативной кратковременности. Кумулятивность глагола насметь, напротив, вступает в конфликт с нормативным результативом посметь. Сравнение семантики перфектива насметь с производящим сметь показывает, что пресуппозицией глагола насметь является нерешительность. Есть в этих глаголах намечтать и насметь и осуждающая оценочность – ср. аналогичные приставочные образования натворить, наделать, напачкать.
Общий взгляд на авторскую приставочную перфективацию позволяет говорить о том, что приставки в неологизмах, нисколько не ослабляя своей видообразующей способности, актуализируют и собственное значение. Тем самым они создают и расширяют зону сопротивления процессу грамматикализации (соответственно, и деэтимологизации) префиксов как видообразующего средства (см.: Тихонов 1998: 29–35).
Вид в аналитических формах сказуемого
При аналитическом образовании будущего времени в составном глагольном сказуемом и в предложениях с модальными показателями
