История античной литературы - Наталия Александровна Чистякова
Ты же, мимо идущий, коль сам любил ты, промолви:
«О, да будет легка праху Назона земля!»
(Пер. Н. В. Вулих)
ТИТ ЛИВИЙ
Крупнейший римский писатель и историк Тит Ливий (59 г. до н.э. — 17 г. н. э.), современник Вергилия и Горация, создал монументальный исторический труд «От основания города» в 142 книгах. До нас дошло всего 35 книг. Остальное мы знаем лишь по кратким извлечениям.
Свою грандиозную работу он начал в то время, когда Вергилий и Гораций писали свои выдающиеся произведения («Энеиду» и «Оды»), и вдохновлялся теми же идеями, что и современные ему поэты. Так же, как они, он увлечен идеями величия Рима. Он интересуется причинами, благодаря которым римляне стали «первым народом на земле». По мнению Ливия, «не было другого государства обширнее, благочестивее, богаче хорошими примерами, ни в какое другое государство не проникла так поздно жадность и роскошь».
Тит Ливий происходил из города Патавия (современная Падуя), славившегося своими патриархальными нравами и республиканскими симпатиями. Жители его еще во времена Ливия носили старинные одежды и чтили древние обычаи. Историк навсегда сохранил эту приверженность старине и республиканские взгляды. Август насмешливо называл его «помпеянцем» за его симпатии к Помпею и независимость суждений.
Однако республиканизм Ливия не противоречил «официальной идеологии» принципата и носил несколько отвлеченный характер. Писатель не был государственным деятелем, как многие историки времен республики, например Цезарь и Саллюстий. Всю свою жизнь он провел за книгами, редко выезжая из Рима. Тит Ливий не был историком-исследователем типа Фукидида, кропотливо работавшим над источниками. Свой материал он берет у предшественников (римских анналистов и историков) и художественно обрабатывает его. Он выбирает то, что кажется ему достоверным, не пытаясь искать каких-нибудь веских подтверждений и дополнительных материалов. «Раз дело касается столь древних событий, — пишет он, — я буду считать достаточным признавать за истину то, что похоже на истину» (V, 26, 8). В своей работе он руководствуется точкой зрения Цицерона на особенности жанра исторического повествования. Цицерон считал, что историк должен быть оратором и наставником, красноречиво преподносящим читателям хорошие и дурные примеры для поучения и подражания.
Главное, с точки зрения Ливия, — нравственные устои общества. Он считает, что «нравственность сначала начала опускаться, потом стремительно падать, пока дело не дошло до современного состояния» (Предисловие 9).
Одаренный писатель, он рассказывает живо и увлекательно, деля свое повествование на отдельные эпизоды, каждый из которых образует законченную красочную картину. Все изложение проникнуто восхищением и благоговением перед римской стариной.
«У меня, когда я пишу о древности, каким-то образом сама душа становится старинной». Отрицательно относясь к Цезарю и другим диктаторам, он преклоняется перед Фабиями, Камиллами и другими героями Рима эпохи республики. Повествование начинается с описания далекой древности (прибытие Энея в Италию), рассказывается о легендарных героях: Ромуле, Реме и первых римских царях. Затем автор переходит к выдающимся деятелям эпохи республики. Перед читателями развертываются картины многочисленных сражений. Римские полководцы, сенаторы, консулы показываются в действии, писатель дает характеристики, приводит речи, описывает настроение войск, римскую толпу.
Ганнибал и Сципион Африканский, Гасдрубалл, Аппий Клавдий, Катон Старший, Фабий Максим и многие другие государственные деятели Рима и противники его изображены в «Истории». Драматизируя события, ища выразительных деталей, порой прибегая к лаконичной сжатости стиля, Ливий рисует переход Ганнибала через Альпы, переправу через Рону, битву при Сагунте и т. д.
Он пытается избежать предвзятости в суждениях и отдает должное даже врагам Рима. Так, например, характеризует он знаменитого карфагенского полководца Ганнибала:
Часто видели, как он, завернувшись в походный плащ, спал на земле среди воинов, стоявших на карауле. Одеждой он нисколько не отличался от других, только по вооружению и коню можно было его узнать. Как в конном, так и в пешем сражении он далеко оставлял за собою всех остальных, первым устремлялся в бой, последним уходил после сражения. Но он обладал, вместе с тем, и ужасными пороками. Его жестокость доходила до бесчеловечности, его вероломство превосходило «пуническое». Он не знал ни правды, ни добродетели, не боялся богов и не соблюдал клятвы.
В отличие от Ганнибала, выдающиеся полководцы Рима, как и положительные герои «Энеиды» Вергилия, исполнены «благочестия», уважения к священным обрядам и воле богов. Ливий создает образы идеальных римлян древности: трудолюбивых, суровых и мужественных, с твердыми нравственным устоями. Однако их психология и самая речь, которой они пользуются, напоминает современников Ливия. Без колебания переносит он «современность» в далекую древность, о которой повествует.
В уста своим героям он часто вкладывает ораторские речи, которые сочиняет сам. С одной из таких блестяще разработанных речей Сципион Африканский обращается к воинам, поднявшим во время его болезни бунт:
Я помимо своей воли касаюсь этих ран; но нужно их потрогать и изучить, чтобы излечить. Итак, после того как карфагеняне были изгнаны из Испании, я не думал, что во всей провинции есть хоть одна деревня, хоть одно сердце, которое хотело бы моей смерти: такова была моя мягкость не только по отношению к союзникам, но даже по отношению к врагам. И вот в моем лагере (как ошибочно я вынес свое суждение!) весть о моей смерти была не только принята на веру, но и использована. Я не хочу обвинять в этом вас всех — о! если бы я мог поверить в то, что все мое войско желает моей смерти, то тут же, на месте, я бы умер у вас на глазах; я не дорожил бы своей жизнью, если бы она была ненавистна моим согражданам и моим воинам! Но толпа похожа на море, оно само по себе неподвижно и приводится в движение бурными или легкими ветрами. Покой и ураган скрывается в ваших сердцах, побудительный толчок исходит от подстрекателей.
(Пер. Н. В. Вулих)
При помощи этой речи Ливий дает характеристику Сципиону, пытавшемуся, подобно эллинистическим полководцам, располагать к себе своих врагов и подчиненных дипломатической «мягкостью» и «добротой».
Вместе с тем в описании толпы, данной в этой речи, проскальзывает боязнь и презрение к «массе», характерное для представителей римской правящей верхушки эпохи гражданских войн и принципата, свойственное и самому Ливию в ряде других мест его сочинения. Самый характер речи, строй мыслей, выраженный в ней, манера изложения напоминает ораторское искусство современного Ливию Рима, а отнюдь не далекую пору Пунических войн.
В стиле и манере повествования Ливий следует Цицерону. Он пользуется периодом и стремится каждую мысль выразить с максимальной полнотой,
