Данте Алигьери и театр судьбы - Кирилл Викторович Сергеев
Памфилиец Эр, неожиданно оживая на погребальном костре, рассказывает о том, что он видел в царстве мертвых, как наказываются грешники и награждаются праведники. Представление о загробном мире у Платона принципиально отличается от того, что можно обнаружить у орфиков и досократиков. Платон впервые вводит представление о грешниках и праведниках, получающих воздаяние исходя из этических критериев. В доклассических текстах потусторонняя судьба души зависела целиком от знания, будь то сакральное знание орфиков, основанное на мистериальной практике вспоминания, или индивидуальная рефлексия досократиков, вычленяющая единый принцип мироустройства. Под спасительным знанием понималась концентрация мыслительного опыта, но отнюдь не следование этическим нормам.
Уподобление соблюдения этических норм ритуальной практике или сакральному знанию переструктурировало представления об ином мире. Человек в платоновском мифе сам выбирает себе судьбу, исходя из этического знания – выбираемый жребий должен, подобно пружине, раскрыться в сознании человека в момент выбора со всеми своими возможными последствиями и разветвлениями судьбы. Здесь человек вынужден опереться не на сакральный опыт поколений, не на индивидуальный опыт проникновения вглубь себя, но на общие принципы, выводимые из каждодневного опыта социального существования.
Приводя рассказ Эра, Платон описывает грандиозную «машину морали», посредством которой душа обретает свою судьбу, – веретено Ананке, закрепляющее нитью судьбы добровольно совершенный выбор. Опыт мышления, вступая в сферу этики, уже не оперирует образами и фантомами – он проникает в машину универсума, ставшую прежде всего машиной морали, зримым механизмом, пропускающим через себя судьбу человека. Потусторонний мир как таковой перестает быть перекрестком путей, но превращается в классификатор, в схему, каталогизирующую человеческие поступки.
Рафаэль Санти. Афинская школа. 1511
Собственно, Платон был первым, кто соединил мыслительный опыт с «машиной морали», и это соединение, имевшее изначально форму безличного «этического мифа», впоследствии трансформировалось у Данте в индивидуальную рефлексию этического классификатора, одновременно и созданного самим путешественником, чтобы структурировать иной мир, и создающего образ того странника, кем этот классификатор будет описан.
В поисках мыслительного опыта человек неожиданно сталкивается с машиной морали. Чужд ли этот механизм тому, что мы можем назвать живым, человеческим, гуманным? Чудовищная конструкция, описанная Платоном, бесспорно, устрашает и поражает воображение, подобно гигантским колесам и рычагам с офортов Пиранези. Но машина морали может и утешать, если в ней увидеть не некий исконный и своевольный механизм, подчиняющий себе волю людей, но совершенную систему, следующую законам прекрасной и божественной логики. Такой взгляд на машину морали как на совершенное произведение божественного искусства мы обнаруживаем в «Утешении философией» Боэция.
Цель трактата Боэция – передача мыслительного опыта. Не опыта вспоминания первопринципа или создания космогонии, но опыта глубоко операционального, позволяющего человеку усилием индивидуального мышления изменить окружающую его реальность. Перед нами – магия мысли. Человек, утративший правильную дорогу (эта общеизвестная дантовская метафора пограничного состояния разума уже обнаруживается у Боэция), на глазах читателя обретает понимание, демонстрируя тот способ, тот механизм, благодаря которому он возвращается в свое мысленное «отечество», обретая ясность сознания.
К находящемуся в тюрьме человеку, утратившему силу мышления, забывшему свой мыслительный опыт, приходит Философия в образе женщины, объясняющей устройство правящего миром механизма. «Болезнь», забывчивость отчаявшегося человека заключается в утрате знания о той строгой системе, которая управляет миром людей. Для Боэция болезнь разума – невозможность декомпозировать единый механизм на его логические составляющие. Но механизм этот – социален, он отвечает за распределение социальных ролей, наград и наказаний, добродетелей и пороков. Таким образом, объектом анатомирования оказывается машина морали.
Ее механизм многоуровневый. Низшим «уровнем» машины морали является Фортуна, по своей, казалось бы, прихоти возвышающая людей и обращающая их в ничто. Но при дальнейшей рефлексии оказывается, что ее колесо – лишь видимая часть механизма, управляемого Провидением. Провидение стремится к благу, направляя человека извилистыми путями к его обретению. Таким образом, тяготы, казавшиеся вначале прихотью слепой Фортуны, превращаются в испытания, посланные человеческому духу Провидением. Боэциева машина морали оказывается в конечном счете механизмом наделения людей благом, ибо даже наказание неправедных есть всего лишь инструмент их спасения от большего зла и тем самым – приобщения к благу. Собственно, Благо и оказывается Богом (иначе – высшим разумом), управляющим, как сказал Гераклит, «всем при помощи всего».
Высшим уровнем машины морали у Боэция оказывается Бог. Он не имеет ничего общего с христианским богом, являясь высшей точкой, венцом машины морали. Если же мы посмотрим более внимательно на то, как представлял себе Боэций Бога, мы будем удивлены. В заключительной части трактата философ обсуждает проблему свободы воли человека и всезнания Бога. Утверждая первое, он должен был, следуя своей логике, согласовать это со вторым, и результат оказался неожиданным. Бог по сути своей является, применяя современную метафору, подобием вычислительной машины, в которую заложены все сведения, позволяющие определить вероятность человеческого поступка. Бог лишь высчитывает варианты, человек же совершает окончательный выбор. Бог уподобляется механическому театру, на сцене которого движутся люди, существующие лишь постольку, поскольку они движутся по сцене этого странного механизма.
Таким образом, Бог обнаруживается в сердцевине машины морали. Человек, рефлектирующий этот механизм, оказывается способен, не нарушая в своем сознании целостности машины, заглянуть в ее программу, понять принцип ее функционирования. Утешением для Боэция оказывается полнота технического знания о машине морали.
Анатомировав «машину морали», Боэций завершил путь античной философии, укоренив ее идеи в культурном пространстве Средневековья и указав флорентийцу верный путь обретения блага.
Перед нами – результаты мысленного изыскания, плоды археологии сознания. Рассмотрев античные тексты, мы смогли вычленить из них фрагменты мыслительного опыта, позволяющие глубже понять скрытый, структурный смысл поэмы Данте. Опыт, открывшийся человеку в одно мгновение и тем самым лишенный этим мгновением прошлого и будущего, разворачивается перед взглядом нашего разума подобно пружине, указывая нам на свой эмбрион, ту начальную точку, где началось движение мысли. Мысль видоизменяется и трансформируется, разветвляется и отсекает от себя мертвое. Перед нами – история мысли в пространстве сознания.
Прежде чем зафиксироваться в тексте «Комедии», поиск мыслительного опыта прошел в античной культуре через различные стадии. Целью мышления в архаический, «мистериальный» период
