Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - Петр Александрович Дружинин
Ряд советских литературоведов (по преимуществу евреев, что очень симптоматично) принимаются «опровергать» Достоевского. Бессильные справиться с огромным творческим размахом Достоевского в целом, они пытаются разорвать его творчество на куски, найти противоречия в его образах и взглядах. Критики стремились снизить социальное значение образов Достоевского, отбросить их философскую суть, заявляя, что у писателя была рядом с «прогрессивной и реакционная струя», и что он был мученик богоискательства, страдал эпилепсией и вообще был анормальным человеком. Разные гроссманы, горбачевские <!>, цейтлины, покровские стремились доказать, что даже демократизм Достоевского был реакционным, и что если художественные произведения писателя еще можно ценить, то публицистические не имеют никакого значения.
Еврейские исследователи, конечно, знали, что в публицистических произведениях Достоевского содержится разоблачение планов еврейства. Но они стремились доказать, что еврейству не страшен Достоевский, что оно не обращает внимания на его высказывания и само занимается исследованием его творчества.
Евреи выхолащивали живую душу произведений великого мыслителя, отбрасывали ведущие идеи и занимались бессодержательными формальными сопоставлениями, ничего не дающими обществу. Евреи пытались потушить интерес к Достоевскому, доказать, что писатель – не мыслитель, а художник, что его публицистика устарела и не имеет никакого значения.
Интересен и тот факт, что никто из исследователей этого сорта не посмел приступить к анализу «Дневника писателя», заключавшего публицистические высказывания Достоевского.
Можно сказать, что в СССР изучение творчества Достоевского стояло на чрезвычайно низкой ступени. Несколько сборников, изданных за все время, не содержали новых открытий, а представляли, в лучшем случае, архивные публикации.
В статьях «разоблачались» и «преодолевались» «вредные стороны» творчества Достоевского. В библиотеках, как правило, его произведения отсутствовали. Роман «Бесы» был изъят, «Дневник писателя» запрещен. Вновь издавать полное собрание произведений Достоевского Советы не считали нужным. Выпуская в миллионных тиражах всякую макулатуру, они за 26 лет удосужились один раз издать собрание художественных произведений великого писателя, исключив, конечно, три тома «Дневника», в которых, помимо публицистики, был целый ряд художественных произведений («Кроткая», «Сон смешного человека», «Бобок» и т. д.)[934].
До настоящего времени не изданы воспоминания о Достоевском его брата Андрея Михайловича.
Юбилейные даты жизни и творчества Достоевского не отмечались. В день 60-летия со дня смерти (в 1941 году) появились отдельные статейки, авторы которых не утерпели, чтобы не обругать писателя и через 60 лет после смерти. Некто Н. Анин в журнале «Красная Новь» (книга II за 1941 год) в статье «Разночинец Достоевский»[935], похвалив Достоевского за то, что тот внес «новую тематику», дальше заявляет, что «к концу своей жизни Достоевский договорился до Коробочки» (*стр. 163), что писатель скатывается до «Бесов» и «Гражданина», до «Мещерского и Каткова» (*стр. 169).
Ненавистническое отношение советского правительства к Достоевскому сказывалось во всем; если, например, именами разных свердловых и володарских назывались города и целые области, то именем Достоевского не сочли нужным назвать даже ту улицу, где стоит дом, в котором родился и жил великий писатель.
Угрюмо и неприветливо выглядит музей Достоевского в Москве. Одну из комнат бывшей квартиры Достоевских занял какой-то еврей. Несмотря на все хлопоты заведующей, выселить еврея из комнаты не удалось. Поражал скудный и бедный вид музея. При нем не было организовано никакой научной работы.
Бюджет музея был настолько мал, что не было половиков, и посетители ходили по полу в грязной обуви. Заведующая музеем на все вопросы обычно отвечала одно: «Вы думаете я не хлопочу? Везде была, и в Наркомпросе и в прокуратуре. Просила, чтобы оказали содействие и выселили жильца из комнаты. Обещали, да нужно ему квартиру предоставить, а квартир нет». И с деньгами так же. Говорят, – «Бюджетом не предусмотрено».
В Москве, где отпускались огромные средства на музеи разных «деятелей», музей Достоевского плохо отапливался зимой. Не был раздевальни. Посетители и служащие музея ходили в пальто и галошах. Уныло выглядела убогая обстановка жилья Достоевского. Печальны и сосредоточенны были лица продрогших посетителей. Казалось, что мир тоски и страданий, горя и нищеты, так ярко описанный в романах Достоевского, остался навсегда в этих стенах.
Писатель, открывший своим творчеством новую страницу в истории литературы, в Советском Союзе игнорировался различными способами. Ненависть советского правительства к Достоевскому проявлялась и в травле его потомков. После октябрьской революции они оказались в тяжелых условиях советской действительности без средств к существованию. Евреи – исследователи творчества Достоевского с усердием, достойным лучшего применения, изучали страдания и муки родственников писателя. В книге «Хроника рода Достоевского» приводятся многочисленные факты самоубийств потомков Достоевского. В книге имеются документальные данные (дневники, письма, стихи), показывающие, как трудно было жить им в обстановке гнусной советской действительности.
Здесь нет возможности остановиться на печальных историях гибели ряда одаренных натур. Притом советское правительство может считать себя «невиновным» в гибели этих людей: ведь не оно же надевало петли на шеи людям, не оно толкало их в пролет лестницы с четвертого этажа.
Советские башибузуки просто могут заявить, что Достоевские были людьми психически неуравновешенными, неустойчивыми, они не поняли «огромных сдвигов», происшедших в стране после революции, а потому погибли.
Все это так, но посмотрим, что проделало советское правительство с одним из потомков Достоевского, не решившимся на самоубийство. С этой точки зрения чрезвычайно интересна история жизни и гибели внучатого племянника Федора Михайловича Достоевского, профессора Милия Федоровича Достоевского[936].
Милий Федорович родился в 1885 году в городе Саратове. Он отличался необычайной одаренностью: окончил Лазаревский институт и владел 14 языками. Кроме того, Милий Федорович окончил археологический институт, получил звание профессора и заведовал кафедрой Московского археологического института. Он имел ряд блестящих печатных трудов по своей специальности («Старина и быт Средней Азии», «История Суздальской Руси», «Русская иконопись с древнейших времен»).
После октябрьской революции Милию Федоровичу Достоевскому было предложено читать свои лекции в духе разоблачения «ошибочных взглядов» Федора Михайловича Достоевского. Когда же он отказался от «разоблачений», его немедленно уволили. Несмотря на все старания, Милий Федорович нигде не мог устроиться на работу. После долгих мытарств его приняли корреспондентом в редакцию искусствоведческого журнала, где редактором был еврей Г. М. Гарадинский. Достоевский не получал основной зарплаты и должен был существовать на гонорар. Скоро ему дали на рецензию безграмотную статью сотрудника того же журнала, еврея Гуревича (он же Глинский и Потапов) и требовали положительного отзыва. Когда же им была написана отрицательная рецензия, редакция решила не печатать статей Достоевского. Отношения к нему установились явно издевательские, его статьи не принимались под разными предлогами.
Чтобы не погибнуть от голода, Милий Федорович должен был перебиваться случайными уроками. Он оказался мужественным человеком, и дикая травля не заставила его пойти на самоубийство. Копеечными уроками он продолжал добывать себе средства к существованию. Тогда советское правительство становится на путь прямых репрессий. Придравшись к тому, что у Достоевского был учеником служащий японского консульства, ГПУ арестовывает Милия Федоровича по обвинению в шпионаже в пользу Японии и заключает в тюрьму.
С доказательством полной невиновности Милия Достоевского выступает его бывший ученик из японского консульства. Разыгрывается неприятный для советского правительства скандал, и Достоевского через 5 месяцев выпускают из тюрьмы. Но это освобождение вовсе не значило, что ГПУ решило оставить в покое свою жертву. Достоевский с семьей уехал из Москвы в Тифлис, где он также не мог найти работу по специальности. В Тифлисе он заведовал хозяйственной частью в институте технических культур. В 1928 году он снова переехал в Москву, а 31‑го марта
