Техника текста. Лекции, прочитанные в Музее современного искусства Эрарта в 2012 году - Самуил Аронович Лурье
«Расскажите, пожалуйста, о работе с источниками и сборе фактов». Это не входит в мою тему, это целый курс. У нас в университете единственный курс, который я запомнил, полюбил и который мне принес пользу, был как раз курс библиографии: какие бывают справочники, где их брать, как с ними работать, что в них искать и так далее. Сейчас на свете много словарей, энциклопедий. Я только много раз убеждался и предупреждаю – и вы это знаете, я думаю, без меня, – что полагаться на «Яндекс», вообще полагаться на интернет стоит с большой осторожностью. Они частности иногда очень хорошо улавливают, но люди, которые поставляют туда факты, не всегда компетентны.
«Что вы чувствуете, когда текст написан, когда ваши мысли легли на бумагу? Какие ощущения вы испытываете?» Не знаю… огромное облегчение, конечно. И первый день или два – острое недовольство собой, недовольство текстом. Вообще не хочется о нем говорить, не хочется никому показывать. Так сказать, «опять не удалось». Потом как-то привыкаешь, смотришь – а вроде и ничего.
«Как бы вы связали слова „текст“ и „течь“?» Никак бы я не связал, поскольку они совсем разного происхождения, хотя поиграть в это можно.
«Долго ли вам было стыдно за написанное? То, что вы говорите, касается любого языка? Смогли бы вы писать, к примеру, иероглифами, если бы они были у нас в ходу?» Это интересный вопрос. То, что я говорил – «есть зазор между словом и мыслью», – видимо, относится к любому языку. Мог бы я писать иероглифами, я совершенно не знаю, а что касается «стыдно за написанное», то я честно попытался припомнить… это мне позволяет перейти непосредственно к теме лекции. Стыдно бывает, когда напишешь глупость. Причем делать глупости и писать глупости – очень разные вещи. Потому что «делать глупости» – мы все их делаем, по неосторожности, по легкомыслию; потом страдаешь очень, сам несешь какую-то ответственность, терпишь какие-то последствия. Глупость сделанную можно себе простить. Подлость простить себе нельзя, а сделанную глупость так или иначе себе прощаешь, хотя бы потому, что за нее платишь. А вот написанную глупость себе простить совершенно невозможно. Это очень острая и жгучая рана.
У меня всего-то было два или три таких случая, когда я написал решительную глупость. Причем неважно почему: мы сейчас и увидим, какие есть источники глупости, когда пишешь, там ведь невнимательность бывает, некомпетентность, неграмотность простая. Описку и опечатку читатель тоже воспринимает как глупость, и ты все равно в них виноват, хотя, казалось бы, без опечаток и описок невозможно. И за каждую стыдно. А еще бывает цензура: вот она выдернет что-нибудь посерединке – и кажется, ты полную глупость написал. Помню, когда я получил один журнал, – я так ждал, что вот получу эту статейку, по-моему, она была про Тициана, – я бросил этот журнал на пол, рвал его, топтал ногами в ярости, потому что выглядел там полным дураком. Но я был совершенно не виноват: так называемый редактор поменял титул короля Карла V, это было что-то ужасное. Вот пример, когда я написал глупость, которая объяснима только советским воспитанием, происхождением, а именно: в романе «Литератор Писарев», описывая, что герой ждет зимних каникул и праздников, я так перечислил эти праздники, что получилось как у советского школьника – Новый год, потом Рождество. Для дореволюционного времени, как вы понимаете, это было в обратном порядке.
У меня есть какой-то внутренний вывих в мозгу, связанный с цифрами, я всегда путаю цифры. Был какой-то совершенно кошмарный случай, когда я, пытаясь в новогодней колонке рассказать, с какой скоростью Земля вращается вокруг Солнца, в сто тысяч раз увеличил, потом получил письмо от какого-то физика… Ну и правильно. Сущий позор, сущий позор. Нужно цифры проверять, вообще нужно все проверять. И не нужно быть невеждой, и нельзя быть некомпетентным; ты кажешься глупым читателю, когда ты некомпетентен. Мне самому кажется, что автор, когда напишет… хотя, может быть, он не виноват, может, это корректор… Но если написать «он целуеться» с мягким знаком, вот эта путаница инфинитива и третьего лица, очень частая, или после «однако» поставить запятую – у меня возникает подозрение, что автор не гений. Хотя, может быть, это и неправильно, потому что если вы возьмете письма Пушкина – он не знал никакой орфографии абсолютно. Но ведь сейчас немножко другое время, и все мы получили другое образование. И сегодня человек, который берется писать, должен не оскорблять меня хотя бы грамматическими ошибками.
Бывает глупость жизненная, бывает написанная, глупость сделанная и глупость сказанная. Конечно, приходится про это думать, и я много лет думал. Не только я, есть замечательные сочинения Лукиана, есть «Похвала глупости» у Эразма Роттердамского, есть лекция Бродского о глупости[15] – по-моему, есть в интернете, очень советую прочитать. И вообще, видимо, каждый человек, имеющий дело с текстами, да и не только, рано или поздно задумывается. Очень мешает жизни и портит ее вот эта странная вещь, которую даже довольно трудно определить; мы сейчас попытаемся все вместе это сделать. Симптомы мы видим, а вот определить ее довольно сложно. Станислав Лем однажды написал, что зло рождается из глупости и питается ею[16]. И вроде это как будто правильно, но, когда начинаешь думать, получается, что это как с курицей и яйцом: может быть и наоборот.
Я думаю, что глупость есть природное, необходимое и неизбежное свойство любого человека – по двум причинам. Во-первых, человек – единственное из животных, которое знает, что оно смертно. И во-вторых, человек когда-то был стадное, стайное, а ныне социальное животное. Отсюда проистекают две важные вещи. Отчего мы делаем глупости? Во всяком случае, если вспомнить мои собственные, я сказал бы так: «Человек делает глупости, потому что не всегда знает, или никогда не знает точно, чего он хочет». В отличие от животных, которые всегда знают, чего хотят. Кто-нибудь когда-нибудь видел глупую кошку? Кошка глупой не бывает, если только не нализалась валерьянки. И вообще звери не бывают глупыми и умными, мы называем умными послушных зверей. А человек – нет. Тот факт, что мы знаем, что мы смертны, вынуждает нас все время отключать какую-то частицу мозга, не додумывать всех вещей; даже если нам откроется истина – не додумывать ее до конца. Попросту говоря, мы боимся, мы готовы не быть до конца умными, подозревая, что это очень и очень печально. О чем и в Библии сказано: там это говорится не о мудрости, а