Виктор Полищук - Лекции по культурологии

Вот что пишет об этом один из исследователей отечественной культуры: «Начиная где-то с 30-х годов воссоздаваемая Пушкиным образная картина мира во всё меньшей степени стала удовлетворять его как художника, если она не заключала в себе одновременно и взгляд со стороны народа».129

Пушкин открыл глубинный материк народной культуры, которая до него мало интересовала власти и просвещённых людей России. Народная культура, несмотря на многочисленные преобразования и переориентации в российской истории и в официальной культуре, продолжала жить своей жизнью, оставаясь как бы самостоятельным миром в государстве. Воля к власти в истории России явно преобладала над волей к культуре, но последняя всё же сохранялась в самобытности народной жизни, в своеобразном мировоззрении, над которым тяготела, как считал Г.И. Успенский, «власть земли». Земля властвовала над сознанием русского человека, но он не воспринимал её как плен. Для него пленом оказывается жизнь без земли, только такой жизнью он тяготился. Власть земли давала силу русскому человеку, и государственная власть это чувствовала. Поэтому в России земельный, крестьянский вопрос был всегда таким острым, болезненным. Чтобы обессилить русского человека, нужно было оторвать его, как древнегреческого Антея, от земли.

Известно, что тема народа, тема простого, «маленького» человека оказалась очень продуктивной для русской литературы. Но диалог с народом почти не вышел за рамки литературы. И сегодня, в «сумерках просвещения» утверждается значительная роль литературы в воспитании народа. Между тем, хорошо знавший её русский писатель и философ В.В. Розанов писал в 1915 г.: «Да вся литература (наша) XIX века и не имела другого устремления, как выесть душу человеческую и основать на месте её Пустословие».130 Русская литература XIX в. была зеркалом русской жизни, и Ленин был глубоко прав, когда назвал творчество Толстого зеркалом русской революции. Но сам Ленин предпочитал смотреться в« зеркало» марксистской литературы, имевшей весьма отдалённое отношение к русской культуре. После 1917 г. воля к власти в очередной раз победила в России потребность в культуре, и это сыграло трагическую роль в её развитии. Губительным для русской культуры оказалось физическое истребление многих её деятелей, уничтожение широко развернувшегося в 20-е гг. краеведческого движения, единообразие школьного образования, повсеместно насаждавшийся «социалистический реализм» в искусстве. Но самым губительным для русской культуры стал окончательный отрыв русского человека от земли, т.е. насильственная коллективизация сельского хозяйства, и преобразование практически всей жизни народа по образцу фабрично-заводской деятельности, т.е. индустриализация. В новом духе было воспитано несколько поколений. К этому нужно добавить почти полное истребление крестьянского быта, о чём в 70-е гг. поведали нам писатели«деревенщики». В середине 60-х гг. один из самых русских поэтов XX в. Николай Рубцов писал: «Россия. Русь! Храни себя, храни!» Его творчество стало как бы прощальным диалогом с русской природой, с исконно русскими ценностями. Завершающим литературным образом уходящей в прошлое русской культуры стал роман В. Распутина «Прощание с Матёрой» (1976), где затопление острова в целях создания водохранилища символизировало гибель ещё одной Атлантиды – старой России.

Существование русской культуры было подорвано и господством коммунистической идеологии, ничего национального в себе не содержащей. Кроме того, отделение церкви от государства, а по сути полное отделение её от жизни нескольких поколений, привело к возрождению монологичности в русской культуре, что выразилось в её духовном оскудении. Но самым очевидным показателем угасания русской культуры является повседневность обыкновенной человеческой жизни, исключающая национальные традиции, обычаи и обряды. В соответствующих темах мы достаточно подробно говорили об их роли в культуре. Если образ жизни десятков миллионов людей не содержит национальных обычаев и обрядов, то всё национальное в культуре остаётся разве что в книгах и в музеях. Поэтому о русской культуре теперь приходится говорить в прошедшем времени. Сознавать это невесело, конечно, но не нужно придавать факту угасания русской культуры значение чего-то трагического. Пока продолжается жизнь, ничего трагического в этом таком факте нет. Ведь культура – это не только подспорье и оформление жизни, культура – это ещё и бремя ложных традиций, догматов, канонов, предрассудков и т.п. Нужно ли вечно хранить истоптанные башмаки, обветшалое платье, пришедшую в негодность мебель? Говоря о видах культуры, мы различали предметный и личностный виды. Гибель какой-нибудь культуры сказывается прежде всего на состоянии предметной, внешней, зримой культуры. В Древнем Египте этот вид культуры был развит, а сегодня от него остались только пирамиды и мумии. Но древнеегипетская культура незримыми нитями пронизывает ткань мировой культуры, её духовное наследие не исчезнет, пока живо человечество. Так и культура Древней Эллады: когда-то зримые, предметные её формы перешли в духовное измерение, продолжая питать собой развитие мировой культуры. Но так и культура Древней Руси: важно, чтобы её предметные формы, её духовные и материальные памятники стали достоянием личностной культуры. Аналогичным образом нужно подходить и к факту угасания русской культуры. Что наследуем мы из неё, что близко в ней нашей душе, чему душа отзывается? От ответов на эти вопросы зависит дальнейшее существование русской культуры.

Мы уже говорили о неопределённости как о свойстве русской культуры. Её можно объяснить тем, что русскому характеру так и не удалось оформиться, стать вполне самостоятельным, что личная, гражданская самостоятельность человека на протяжении всей истории подавлялась государственностью. В неопределённости русской культуры заключена её слабость, препятствие для сосредоточения сил, творческих способностей русского человека. Его тяготит форма, тяготит обязательность и определённость, а это всё необходимые качества для культуры. Неопределённость свидетельствует о национальной невыраженности, но в ней есть и сильная сторона, которая выше была названа отзывчивостью. Вследствие этого русская культура предрасположена к общечеловеческим ценностям. А.А. Блок писал в известном стихотворении «Скифы»: «Нам внятно всё – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Отзывчивость и восприимчивость к достижениям других культур возвеличивают русского человека, делают его выше национальной ограниченности. Отзывчивость есть его дар, хотя сам он мало ценит её, нередко даже стесняется, принимая за излишнюю сентиментальность. Но за ней скрывается глубокое личностное начало, которое всё ещё живо в русском человеке именно потому, что в русской культуре и в истории оно было практически невостребованным. Благодаря тому, что это начало живо в русском человеке, в его душе могут найти отклик чувства и мысли представителей иных культур и эпох. Примером этому может служить стихотворение отечественного поэта Д. Алтаузена (из «Стихов о Ветлуге»):

Вчера был бой.От сабель было серо.Кривой комбригМахал нам рукавом.Я зарубилВ канаве офицера.И у негоВ кармане боковомНашёл я книжкуВ жёлтом переплете.Её писал какой-то Карамзин.Две ласточкиСидят на пулемете,И на кустахЛежит мой карабин.Журбенко! БросьНапрасно ложкой звякать.Цветет крыжовник.Зреет бузина,Давай читать.Давай читать и плакатьНад этой книжкою Карамзина.Друзья мои.Мы завтра в бой поскачем.Отточен штык,В нагане цел снаряд,А вот сейчасНад девушкой мы плачем.ОбманутойСто лет тому назад

Общим и созвучным для «классовых врагов» оказался не государственный дух, в чём Н.М. Карамзин видел выражение русского характера, а личное чувство, вызываемое его героиней. Но это личное чувство часто попадало в плен государственных интересов и соображений. Примером может служить и сам русский историк: он писал Александру I о том, что ещё рано давать народу конституцию и отменять крепостное право.

Именно свободное личное чувство является залогом дальнейшего существования русской культуры. Для подлинного освобождения чувства должна умереть идея абсолютной зависимости культуры от государства и его учреждений. Лишь с отказом от этой идеи может наступить, образно говоря, воскресение культуры России, а значит, и самой России. Но это уже будет совсем иной облик культуры: не столько национальный, сколько человеческий. В истории мировой культуры есть примеры подобных воскресений. России тоже путь не заказан.