Александр Михайлов - Избранное : Феноменология австрийской культуры
[23]
Stuckenschmidi H.H. Arnold Schönberg. 1965. S. 44.
[24]
Эта смена мрака и света — еще важнее здесь драма «Счастливая рука» самого Шёнберга и «Желтое звучание» В.В.Кандинского, о чем речь идет в другой, непубликуе-мой здесь части настоящей работы.
[25]
Brandt R. Figurationen und Kompositionen in den Dramen Oskar Kokoschkas. Düsseldorf, 1967. S.87.
[26]
Brandt R. Op. cit. S. 22 f.
[27]
Kokoschka O. Von der Natur der Gesichte (Vortag 1912) // Kokoschka O. Schriften / Hrsg. von H.M.Wmgler. 1964. S.127.
[28]
Ibid.
[29]
«…ein Stand Desselben, an dem es sich selbst erlebt» // Ibid.
[30]
Ibid. S. 129.
[31]
Ibid.
[32]
Цит. по кн.: Brandt R. Op. cit. S. 18.
[33]
Ibid. S 21.
[34]
Цит. по статье: Clemen C. Die Anwendung der Psychoanalyse auf Mythologie und Religionschichte // Archiv für die gesamte Psychologie. Bd 61. 1928. S. 128.
[35]
«Эстетизм» малеровской веры (уже во II симфонии) сильно преувеличен Гансом Майером, см. сборник: Arnold Schönberg… über Gustav Mahler, Tübingen, 1966.
[36]
У шёнберговской философии ожидания своя столетняя история, — и, как звено, соединяющее и опосредующее определенное жизненное толкование — переживание — исторического потоках (как конца истории) с целокупностыо трансцендируемого художественного смысла, эта философия есть узел проблематики историко-музыкальной, историко-литературной; как всякое узловое произведение искусства, «Ожидание» перестраивает историю искусства по направлению к себе: теперь все существенное и исторически-важное кажется вливающимся в этот новый универсальный смысл.
В плане литературном: эротизм как символическая форма жизненного истолкования историческою вовсе не есть порождение таких поздних стилей, как, скажем, символизм или экспрессионизм, хотя в своей универсальной и проглатывающей весь мир форме — это уже послешнитцлеровский этап австрийской литературы. Целостная гармоническая картина мира, какая могла быть еще в 1850-е годы в таком поэтическом шедевре, как роман А.Штифтера «Nachsommer» с его переживаниями классической поры искусства и гётевских «Родственных натур», — эта картина мира заболевает изнутри, и первый симптом этого заболевания был все же в предельной сдержанности, скрытости от себя самого всего эротического, которое словно не знало самого себя. Буквально через несколько десятилетий, пролагая мосты между салоном и бульваром, реалистическая литература констатирует обнагление потерявшего страх безумствующего Эроса, заботливо вскормленного и нежно лелеемого как бы той же сдержанностью — той же тенденцией к равновесию, к гармонии, как чертой стиля автрийской жизни: праздность — категория, в которой осознается жизнь, — в противоречие реальности, — далее, тип рантье как почти норма — тип странного человека, чудака: праздное существование слагается со всем субъективно-индивидуальным, что старательно взращивается как бы вдали всемирной суеты.
Источник: Машинописная копия (архив Л,В, Михайлова): 36 л. Авторские пагинации и рукописные пометки (исправления опечаток и текста).
