Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
С. С. У меня появился еще один вопрос. Если бы к вам во сне пришла ваша мать и попросила: “Хосе, спой мне что-нибудь”. Что бы вы ей спели?
Х. К. (после паузы) Я бы спел ей песню, которую она пела мне. Это известная каталонская народная песня, колыбельная, которую мама пела мне, когда я был маленьким. Я даже несколько лет назад записал ее на диск. Об этой песне у меня самые дорогие, самые трогательные воспоминания.
С. С. Огромное вам спасибо.
Х. К. Это вам огромное спасибо. Мне было действительно очень приятно с вами беседовать.
САУНДТРЕК
“Памяти Карузо”. Исполняет трио “Три тенора” – Хосе Каррерас, Лучано Паваротти, Пласидо Доминго.
С.В. Рахманинов. Концерт № 2 для фортепиано с оркестром до минор.
Фрагменты опер и музыкальных произведений в исполнении Хосе Каррераса:
Дж. Верди. “Травиата”.
Г. Доницетти. “Любовный напиток”. Партия Неморино.
Дж. Пуччини. “Богема”. Партия Рудольфа.
Г. Гендель. Оратория “Самсон”. Партия Самсона.
Л. Бернстайн. “Вестсайдская история”. Партия Тони.
Ф. Шуберт. “Аве Мария”. Оркестр Венской оперы.
Николай Луганский
Принц Фортепиано
Мне никогда не доводилось встречать музыканта, который был бы настолько равнодушен к славе. Конечно, Луганскому важно, чтобы публика заполняла залы во время его выступлений. Но пастернаковское “Быть знаменитым некрасиво” полностью соответствует его представлениям о жизни и творчестве.
Николай Луганский – музыкант особенный, не вполне соответствующий нашим представлениям о современных звездах сцены. Он сознательно избегает публичности и бесконечного присутствия в мировом медиа-пространстве, не поддерживает привычные для артистов его уровня суету и шумиху вокруг своей персоны. При этом ему удивительным образом удается оставаться одним из самых востребованных пианистов.
Сегодня, в эпоху вернувшейся моды на светские салоны, неискушенная в классической музыке публика стала тянуться к прекрасному. Состоятельные люди приглашают на свадьбы и дни рождения не только эстрадных исполнителей, но и академических музыкантов, которыми “угощают” гостей между ужином и десертом. Все мы, чего греха таить, нуждаемся в деньгах, и в том, что человек зарабатывает своей профессией, нет ничего предосудительного. За одно получасовое выступление музыкант может получить сумму, равную гонорарам за четыре полноценных концерта в Большом зале консерватории. Мне рассказали, что однажды с подобным предложением обратились к Николаю Луганскому: одна очень обеспеченная дама мечтала услышать в день своего рождения Шопена и Рахманинова в исполнении пианиста. Луганский ответил: “Я могу прислать имениннице в подарок два билета на свой концерт. На днях я как раз играю Шопена”.
Даже Лист не брезговал игрой в салонах для состоятельной пуб-лики. Но не Николай Луганский. Сесть за рояль для него возможно только в условиях концертного зала.
Во всем облике, манерах, характере Луганского главное – невероятное благородство, несвойственное нашему дню. Так и вижу его современником Сергея Васильевича Рахманинова или неспешно шагающим по коридорам консерватории в те времена, когда в ней преподавали Генрих Нейгауз и Александр Гольденвейзер. Ко-ля именно из той породы людей. Недаром он с таким энтузиазмом включился в процесс масштабного восстановления усадьбы Рахманинова Ивановка, расположенной в Тамбовской области. Приложив массу стараний и усилий, Луганский вместе с директором музея-усадьбы Александром Ермаковым сумел сохранить этот оазис культуры. Для меня Николай Луганский – абсолютный пассионарий, из тех, о ком писал Лев Гумилев.
Если же говорить о преемственности поколений и о русском пианизме в самом высоком значении этого понятия, то именно Луганский, на мой взгляд, один из тех, кто полномерно продолжает традиции великих пианистов России.
Кажется, из моего рассказа складывается образ полусвятого-полуботаника… Ну уж нет! Слышали бы вы, как Коля, если его уговорить, играет музыку Геннадия Гладкова – заслушаться можно!
Разговор 2016 года
САТИ СПИВАКОВА Настоящие меломаны часто апеллируют к прошлому, вспоминая, что великие пианисты играли совсем не так, как сегодня. О том, как развивалось искусство игры на фортепиано за последние сто лет, мы поговорим с пианистом Николаем Луганским. Здравствуй, дорогой Николай!
НИКОЛАЙ ЛУГАНСКИЙ Добрый день.
С. С. Мне давно хочется именно с тобой поговорить о том, что есть русский пианизм, существует ли вообще такое понятие, и если да, то как в прошедшие десятилетия он менялся на фоне мирового музыкального ландшафта. В юности ты, вероятно, слушал записи старых мастеров или старые пластинки с исполнением легендарных пианистов.
Н. Л. Конечно, слушал, как и все, кто любит музыку. А уж кто учился музыке – тем более. Мои родители не музыканты, но у нас в доме были пластинки, часть из них – с записями пианистов. Тогда они, скорее, были молодыми мастерами; некоторые из них потом уехали. Были пластинки Беллы Давидович, Владимира Фельцмана; Мария Гринберг была, Татьяна Николаева, которая впоследствии стала моим первым педагогом. Разумеется, и Рихтер, и Гилельс были. Но они тоже еще не считались старыми мастерами.
С. С. Приходилось тебе слышать это вечное брюзжание, в основном от людей академической школы, что, мол, так, как раньше, теперь не играют, вот раньше была вдумчивая игра, настоящее музицирование, а сейчас все гонятся за блеском, техническим эффектом? Как ты считаешь, это веяние времени или и прежде так бывало?
Н. Л. Всегда так бывало. Люди вообще склонны считать, что так плохо, как сейчас, еще никогда не было. Но не потому, что они делают выводы об окружающем мире, на самом деле они говорят о себе, о своем восприятии этого мира. Уверен, что безумно много было интересного: пятидесятые – шестидесятые, даже семидесятые годы – это же золотой век русского пианизма. Но, думаю, и сейчас, как и сто пятьдесят лет назад, интересного очень много.
С. С. Ну, на сто пятьдесят лет назад забираться мы не будем, давай лучше поговорим о месте Сергея Рахманинова в развитии школы фортепианной игры. О его пианизме, о том, как он владел фортепиано. Такие примеры, если подумать, редки: у нас Рахманинов, а на Западе Лист. Люди, которые – поправь меня, если не согласен, – расширили рамки самого понятия “игры на фортепиано”. Это так?
Н. Л. Конечно. Абсолютно верно. Но мне кажется, начинать надо с Шопена. Бетховен писал для
