Игорь Морозов - Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма
Куклы или чучела часто используются как символические двойники различных мифологических и обрядовых персонажей. У народов Дагестана (лезгинцы, аварцы) в обряде «вызывания солнца» («Гуни», «бакъшун») девушки сооружали из двух крест-накрест связанных палок или из большого деревянного половника куклу, символизировавшую солнце, надевали на нее платье и платок и обходили селение с песнями, в которых содержалась просьба о прекращении дождя. Собранные во время обхода пожертвования участницы делили между собой у «священного места», оставляя там часть собранного. В селениях Нагорного Карабаха в аналогичном обряде «укрощения дождя» («году-году») «деревянную ложку обтягивали красной материей и надевали на нее платочек. Получалась „красная кукла, изображающая солнце“. Подростки ходили с этой куклой по дворам и пели песни об исчезнувшем солнце» [Гаджиев 1991, с. 83].
В весенней обрядности, как и в иных обрядовых ситуациях (например, во время свадьбы), антропоморфные чучела выступают в одном ряду с украшенными лентами ветвями деревьев. В Рузском уезде на Жен Мироносиц группа девушек с увешанной лентами березкой («покупают цветной бумаги, из нее вырезают листы и украшают срезанную еще не распустившуюся березку») обходила дома, где их угощали «белой брагой»; после обхода устраивали пляски. Украшенная лентами березка употреблялась здесь и в обрядах «завивания венков» и «кумления» девушек на Духов день. Функциональными аналогами куколок в данном случае являются ленты, которые в завершение обряда девушки срывают с березки [Волков 1851, с. 237–243].
* * *Кукла или зоо– и антропоморфные изображения и предметы в ряде случаев являются предметно-символическими презентациями ключевой семантики праздника или обряда. В большинстве случаев глубинная семантика календарных праздников связана с символикой рождения, свадьбы и похорон [Морозов 1998; Морозов, Слепцова 2004], то есть с ритуально-обрядовыми формами, в которых, как уже было сказано выше, куклы и близкие к ним по смыслу и форме предметы играют очень важную роль. Для нас очень существенным является тот факт, что используемая в данных календарных обрядах кукла становится главным предметом манипуляций и зачастую не только является ядром данного обряда или праздника, но и фактически вытесняет на периферию все остальные предметные и акциональные коды. Название этой куклы становится также названием праздника и обряда, как это происходит в случае рязанского календарного обряда «Таракана хоронить» или в южнорусском обряде «Жаворонков кликать». В последнем случае привлекает внимание существенный смысловой параллелизм с описанными выше «похоронами кукушки (воробья, соловья)», в частности, устойчивый мотив «птицы, сидящей на колышке». Немаловажна тенденция к антропоморфизации этих фитоморфных фигурок, которая выводит наружу некоторые важные смысловые доминанты связанных с ними ритуально-обрядовых манипуляций.
Игровые контексты
Употребление куклы в роли игрового предмета является наиболее «очевидной» ее функцией. Существуют устоявшиеся представления об игровых предпочтениях в разновозрастной детской и подростковой среде, у детей и взрослых, в городе и деревне. Например, принято считать, что в куклы играют только девочки, что подростки предпочитают более интеллектуальные развлечения, что взрослые играют значительно меньше, а деревенские дети охотнее используют традиционный игровой репертуар.
На самом деле подобные утверждения, да и то с определенными оговорками, можно принять лишь применительно к конкретной эпохе или социокультурной среде. И в первую очередь это относится к гендерным аттитюдам, определяющим игровые предпочтения, поскольку в разные эпохи и в разных средах гендерные установки и нормы могут быть разными. Так, утверждение, что в куклы играют только девочки, требует специальных оговорок, например уточнения, что в том или ином случае подразумевается под «куклой». Если речь идет об антропоморфных (а тем более – зооморфных) игровых предметах, то необходимо признать, что вышеуказанное утверждение («в куклы играют только девочки») является неверным, так как мальчики до определенного возраста активно используют в своих играх антропоморфные и зооморфные игрушки: в XIX в. – «солдатиков», «мишек» («Teddybär»), «лошадок» и «всадников», а в ХХ в. и в наше время – фигурки, изображающие персонажей популярных детских книг, мультипликационных и киносериалов (от «буратино» и «чебурашки» до «ниндзя», «терминаторов» и «покемонов»).
При этом надо оговориться, что каждая культура в разные периоды своего развития может расширять или сужать рамки нормативного употребления того или иного развлечения или игрового предмета (в том числе и гендерные). Так, у ненцев игрушки четко разделялись на две группы: для мальчиков и для девочек. Мальчики чаще всего играли «в оленьи стада», для чего изготавливались миниатюрные фигурки оленей из небольших брусочков дерева, щепок и лучинок, к которым нередко прикреплялись миниатюрные нарты. Кроме того, в играх использовались деревянные фигурки других животных – выдры, собаки, песца, а также крошечные модели различных предметов, отражающих хозяйство и быт. Основными же игрушками девочек были куклы, сшитые из кусочков оленьих шкур, меха, сукна, лоскутков материи и т. п. Куклы изображали как мужчин, так и женщин, а также детей в колыбелях. Понятно, что игры с этими игровыми предметами отражали повседневный быт ненецких женщин [Иванов 1970, с. 71–72, рис. 57–58]. Аналогичные типы игр и игрушек использовались у эвенков [Иванов 1970, с. 140–147, рис. 130; Styles 1997, s. 70, 87] и тувинцев [Традиционное воспитание 1988, с. 166].
Дети в Западной Африке, по свидетельству Н. Миллера, делают из песка подобия полей. Они выкапывают ямки и делают вид, что сажают в каждую из них батат, насыпая над каждым кучку песка. У народов Новой Гвинеи девочки строят временные убежища из старых листьев. Возле них они ставят плиты с миниатюрными горшками из глины. Камешек изображает маленького ребенка. Его кладут на морской берег, купают, а затем держат под огнем для просушки и прикладывают к материнской груди, и он засыпает [Miller 1928, р. 144–145].
Для русских деревенских детей XIX – начала XX века утверждение: «В куклы играют почти исключительно девочки, редко вместе с ними встретишь и мальчика; но одни мальчики, можно сказать, никогда не играют в куклы» [Покровский 1994, с. 91] – имело гораздо больший смысл, поскольку основными игрушками деревенских мальчиков были либо абстрактные предметы (вроде кубаря, свайки, костей животных различных самоделок из веточек и палок и т. п.), либо предметы, имитировавшие хозяйственный инвентарь и средства передвижения (плуг, борона, телега, лодка), иногда фигурки домашних животных или хозяйственные сооружения: мельница, плотина, овин [Покровский 1994, с. 72–93, 219 и след., 319 и след.; Виноградов 1999, с. 12–19; Неуступов 1906, л. 142–145; и др.]. То есть игровые предпочтения мальчиков и девочек были направлены на сферы хозяйственно-бытовой деятельности, закрепленные в традиционном обиходе за представителями соответствующего пола. Поэтому пересечение игровых интересов детских гендерных групп и, как следствие, возникновение детских игровых сообществ было возможным лишь в подвижных играх, направленных на оттачивание и тренировку двигательных навыков и совместного действия (например, «классики», «скакалки», различные игры с мячом и т. п.), смекалки и речевых умений (различные сюжетные игры с текстами, разновидности «жмурок» и «пряток», детские круговые игры-«хороводы»).
Можно утверждать, что в целом потребность в антропо– и зооморфных игрушках («куклах») не определяется гендерными аттитюдами или иными культурными и социобиологическими нормами – см. илл. 96, Г. Брукер. Заботливые родители (1907). Об этом свидетельствует факт существования подобного рода игровых предметов даже в культурах, налагающих жесткие табу на антропоморфные изображения. Что и не удивительно, если учесть особую роль куклы как игрового предмета в процессе формирования личности ребенка. Взаимодействуя с таким игровым предметом, как кукла, ребенок в полной мере может испытать свои возможности, ощутить свое могущество, свою власть над создаваемым им виртуальным миром «кукольной семьи», «кукольной деревни или города» [Морозов 2008, с. 183–210]. Игровые манипуляции с куклами позволяют опробовать и освоить престижные социальные роли [Эльконинова 2004; Смирнова 2004], в том числе роль родителя, матери-кормилицы – откуда высокая частотность кукол, изображающих женщину с ребенком [Иванов 1979, с. 9]. Часто куклы используются взрослыми как способ отвлечения внимания ребенка от тех или иных проблем, вовлечения его в игру для переключения на другой вид деятельности, то есть для манипулирования его сознанием. «Мы сидим, она [=мать] говорить: „Играйте! – нашьёть нам куклы. – Играйте!“ А мы играем – только на солнце смотрим, когда обед будеть: „Ма-ам, уже обед!“. Она говорить: „Не озоруйте! Нате вот ещё куклы, играйте!“ Да…» [ЛА МИА, ст. Галюгаевская Курского р-на Ставропольского края]. По игре в куклы могли судить о будущих возможностях детей: «Играли в куклы, а старики замечают: „Уж эта девка будет горазда на всё!“» [ЛА СИС, д. Огибалово Вожегодского р-на Вологодской обл.].
