Колдовство - Чарльз Уолтер Уильямс
Верховный совет инквизиции, изучив отчет Салазара, издал новые инструкции. Шел 1614 год, и война с дьяволом и его кознями разгоралась по всей Европе. Разве что в Англии, благодаря королю Якову, было потише. Испанцы, как и английский король, не отрицали колдовства в принципе. Но новые инструкции требовали намного более тщательного сбора доказательств. И дело дошло до того, что Верховный совет выразил сожаление и предложил возместить ущерб безвинно пострадавшим в Наварре. Только трижды Святой Дух попустил случиться такому официальному раскаянию. Второй подобный случай произошел с епископом Вюрцбурга, установившим ежегодную мессу в поминание жертв инквизиции, наконец, третий произошел в деревне Салем, в Новой Англии, восемьдесят лет спустя. Интересно было бы послушать диалог Верховного совета испанской Священной инквизиции и кальвинистского жюри Новой Англии на тему колдовства, но, как бы там ни было, и те, и другие были не чужды христианской праведности.
Фактически правила не изменились. Всем было понятно, что надо делать, сложность заключалась в том, чтобы сделать то, что надо. Надо было каким-то образом заставить судей внимательно изучать все улики и воздерживаться от пыток, чтобы избежать самооговоров, вызванных нестерпимой болью. Наверное, этот принцип годился и для тех случаев колдовства (да и для всех других случаев), которые были ранее признаны инквизицией. Но хорошо уже то, что он применялся хотя бы по отношению к колдовству. Эффект не заставил себя долго ждать. По всей Испании количество колдовских процессов стремительно пошло на убыль. Слухи как были, так и остались, но теперь незачем было торопиться в трибунал инквизиции, чтобы донести первому. Ведь теперь любое обвинение по приказу Верховного суда будут проверять, анализировать и, если сочтут недостоверными, информатора ждет серьезное наказание. С 1614 года колдовство практически исчезает из сводок религиозных судов Испании.
В других частях Европы такого эффекта не наблюдалось, но и там возникало все больше сомнений. Споры о том, существует ли колдовство вообще, больше не выносились на широкое обсуждение, да и самих спорящих поубавилось. Но книги выходили, и вот их-то становилось все больше. Авторами части из них, причем, большей части, были богословы и судьи; они готовы были видеть ведьм и колдунов где угодно. Другие авторы либо полагались на разумные рассуждения, либо просто выступали против самой идеи колдовства. «Молот ведьм» быстро устарел. Ему на смену пришли такие сочинения, как «О почитании демонов» Николя Реми (1595 г.) и «Магические исследования» Мартина Дель Рио (1599–1601 гг.). Оба автора были весьма образованными людьми. Реми состоял тайным советником при герцоге Лотарингии и в течение пятнадцати лет занимал должность генерального прокурора. Книгу он выпустил уже в пожилом возрасте. Ее несомненное преимущество перед «Молотом» состояло в том, что Реми подробнейшим образом разбирал каждое заявление, поступившее в суд, причем опирался он исключительно на собственный опыт ведения судебных дел. По его собственному признанию, в ходе судебных слушаний он сражался с адскими силами, сопровождавшими каждую арестованную ведьму, действуя в основном угрозами и уговорами. Однажды он допрашивал ведьму, которая вот-вот готова была признаться, но вдруг остановилась и замолчала. Реми спросил, что ее беспокоит. Она ответила, что в углу камеры появился знакомый ей демон, готовый вцепиться в нее страшными клешнями, как у краба, а другой демон нацелил на нее рога. Реми призвал ведьму презирать демонические угрозы, и сам храбро смеялся над незримыми врагами, в то время как все, кто был рядом, ощущали, как нечто яростно скачет по камере, ужасая свою старую любовницу и рыча на дознавателей. Все дело в вере. Реми победил, демон исчез. Ведьма призналась и была сожжена, но когда ее поднимали на костер, демонов она больше не видела.
Подобные встречи с демонами сделали Реми убежденным сторонником идеи искоренения ведьм и колдунов. Под старость, уже отойдя от дел, он писал в своих мемуарах (по сути книга «Почитание демонов» являлась мемуарами генерального прокурора), что был, наверное, слишком мягок к детям. Ведьмы часто приобщали своих детей к колдовским занятиям. Дети обычно не возражали. Реми вспоминает, что детей в колдовских делах было много. Если он убеждался, что ребенок, не достигший четырнадцати лет, прошел инициацию, он старался проявить к нему милосердие, и вот теперь, на склоне лет, он, бывший генеральный прокурор, раскаивается в этом. Он поступал следующим образом: ребенка раздевали догола, и трижды обводили вокруг того места, где сожгли его мать или отца (или обоих родителей). Иногда, когда ребенок признавался в каком-нибудь колдовском деле, его помещали в женский монастырь; как это случилось с семилетним мальчиком Лораном из Арселая. Тот признался, что поворачивал вертел на шабаше, а потом ему дали порошок, чтобы убивать соседских коров. Реми по здравому размышлению пришел к выводу, что жалость здесь неуместна. Хоть десять раз обведи заблудшую душу вокруг кострища, зло этим не искоренишь — смерть и только смерть могла это сделать.
Книга выдержала несколько переизданий. Она снабдила французских судей точными инструкциями о том, чего им ждать от ведьм, и как эффективней всего добиться от ведьмы признания. Все рекомендации имели тщательное обоснование. Примерно в это же время суды испанской инквизиции массово начали прекращать дела по обвинениям в колдовстве и освобождать подозреваемых после отречения.
Книга Николя Реми прочно удерживала первенство среди наставлений по демонологии до появления «Магических исследований» Мартина Дель Рио, хотя ее автор был больше теологом, чем судьей. Он сосредоточил внимание на полемике с раннесредневековым «Епископским каноном», который до сих пор оставался авторитетным трудом в области демонологии. Конечно, работы поздних теологов в значительной степени свели на нет тезис о том, что, хотя полеты ведьм, шабаши и т. д. могут быть видением, внушенным дьяволом, но если после пробуждения ведьма помнит свой сон, а следовательно, она хотела увидеть во сне именно шабаш или встречи с дьяволом, значит, она виновна так, словно это происходило с ней наяву. Таким образом, главный вопрос состоял не в том, было ли это на самом деле, а в том, хотела ли этого ведьма. Действительно ли факт имел место, или все это ведьме только
