Александр Строев - Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»
В Европе частенько появлялись поддельные принцы, их имена постоянно мелькают в уголовной хронике. Еще в XVII в. Бризасье, секретарь французской королевы Марии-Терезии, написал королю Польши Яну Собескому письмо о том, что он его побочный сын и хорошо бы папеньке похлопотать за него перед Людовиком XIV, дабы его сделали герцогом и пэром. К просьбе Бризасье присовокупил подложное письмо Марии-Терезии, ее портрет с брильянтами на 25 тысяч ливров и еще вексель на сто тысяч экю. Ян Собеский дары принял, Людовику XIV написал, но тот, разумеется, обратился за разъяснениями к жене, чем вызвал немалое ее удивление. За подлог Бризасье был отправлен в Бастилию (1676–1678), потом признан сумасшедшим, освобожден и в 1682 г. выслан в Польшу, где он нашел скверный прием. Все же Ян Собеский, сжалившись, дал ему денег на то, чтоб добраться до Москвы, где он и умер, когда готовился ехать дальше, в Индию[425].
О многих самозванцах упоминает Казанова, причем точность его рассказов полностью подтверждается полицейскими донесениями и газетными заметками. Венецианец конкурентов не любил и в 1745 г. разоблачил на острове Корфу своего денщика, выдававшего себя за принца Ларошфуко, хотя весь гарнизон ему поверил. В сравнении с комедийной ситуацией, описанной нами выше, роли перевернулись: там хозяйский слуга противостоял залетному авантюристу, здесь юный Джакомо отказался признать в собственном слуге герцога и пэра и избил наглеца палкой, рискуя попасть под арест. В 1750-е годы во Франции и Италии Казанова встречался с Карлом Ивановым, сыном часовщика из Нарвы, именовавшим себя принцем Курляндским, и, как уверяет, пострадал из-за того, что мошенник использовал его имя в денежных делах (а у венецианца нередко возникали проблемы из-за платежей по векселям).
В 1764 г. «Санктпетербургские ведомости» сообщают:
«Франция.
Из Парижа от 13 августа.
Некоторый Арап, который здесь долгое время жил под именем наследного принца, находящегося в нижней Эфиопии королевства Анголы, посажен в тюрьму, Бисетр называемую, где с ним конечно не будет поступлено как с принцем. Он 22 числа прошедшего месяца, поутру во втором часу взят под караул полицейским офицером. Сей обманщик будучи в Копенгагене и Гамбурге немало наделал и там проказ. Сказывают, что он самый подлый человек и своим мотовством нажил себе несколько тысяч ливров долгу»[426].
Мы помним, как в 1776 г. обер-офицер Лицын выдавал себя в Париже за польского принца. В ноябре 1780 г. высылают из России некоего Иосифа Абаиси, именовавшегося принцем Палестины. По указу Екатерины II его снабжают одеждой, немалыми деньгами на дорогу (сто червонцев голландских и двести пятьдесят рублей) и под надзором фон Роде, сержанта Семеновского полка, довозят до Риги, дабы впредь обратно не впускать[427]. В Шклове в 1780-е годы живет принц Изанбей, якобы помогавший Зоричу, когда тот был в турецком плену, а потом бедствовавший в Париже[428]. В павловскую эпоху надзор за иностранцами ужесточается, о чем говорят следственные дела о поддельных маркизах и баронессах, о девицах Клод и Элизабет Виндквист, выдававших себя за дочерей графа Орлова (1797), и др.[429]
Кажется, что на долю заезжих авантюристов в России остаются только роли мошенников. Почва благодатная. Екатерина II писала Гримму 11 (22) декабря 1781 г.: «Чего вы хотите, как ни убивайся, как ни протестуй против нашей доверчивости ко всяким авантюристам, все бестолку, она вошла в привычку и никак от нее отделаться, разве что следущее поколение от нее избавится»[430]. Донесения французских дипломатов на первый взгляд это подтверждают: они в один голос честят соотечественников, которые не желают подчиняться посольству. Луи Александр де Ла Мессельер, секретарь посольства в 1757 г., пишет в мемуарах, что тучи французов «после разногласий с парижской полицией прилетели разорять северный край»[431]. Его непосредственный начальник, маркиз де л’Опиталь доносил в Версаль кардиналу де Бернису, что «много учителей языка и гувернеров, устроившихся у русских вельмож, и прочих авантюристов, но мало негоциантов, я не знаю, что делать с подобной сволочью, зачастую позорящей нацию и посольство Франции»[432]. Дипломаты объясняют ситуацию отсутствием должного надзора за французской колонией в те десять лет, когда дипломатические отношения между двумя странами были прерваны. Тем не менее тридцать лет спустя граф де Сегюр, посол в Петербурге (1784–1789), также клеймил авантюристов: «Правду сказать, уже много лет, как в России изобилье весьма мало почтенных французов. Среди них встречаются женщины легкого поведения, авантюристы, горничные, лакеи, ловко скрывающие свою прежнюю профессию и невежество за вежливыми речами»[433]. По его воспоминаниям, среди них попадались весьма изобретательные плуты. Так, самозваный граф де Верней, развлекавший столичную знать забавными рассказами, пением и музицированием, был вынужден срочно покинуть город, ибо в домах, которые он удостаивал своим посещением, стали недосчитываться серебряных ложек, часов, табакерок или драгоценностей (увы, карьеру Ивана Тревогина в Париже в эти же годы также сгубило столовое серебро). Выехать из России он не мог, ибо паспортом запастись было недосуг, а потому явился рано поутру к рижскому генерал-губернатору и устроил скандал из-за таможенных проволочек, уверяя, что только что прибыл из Польши. Губернатор спросонья велел вышвырнуть наглеца из пределов империи, чего тот и добивался.
Республика авантюристов. Бернарден де Сен-Пьер
В реальности ситуация выглядела несколько иначе, чем ее описывали дипломаты. Авантюристы-прожектеры: шевалье д’Эон, Джованни-Микеле Одар, Джакомо Казанова, Пьер-Франсуа Пикте, барон Шарль-Леопольд Андреу де Билиштейн и Жан-Анри Бернарден де Сен-Пьер — старались преуспеть, разрабатывая планы колонизации окраин и развития внешней торговли России, т. е. действовать в духе государственной политики.
Юношеские странствия Бернардена в точности соответствуют маршруту путешествий авантюристов Республики Словесности: Голландия — Германия — Россия — Польша. Даже недоразумения, случившиеся с ним, весьма показательны: в 1761 г. в Голландии будущий писатель предъявляет рекомендательное письмо от генерала графа де Сен-Жермена, а его принимают за адепта знаменитого алхимика и чудотворца, который, как мы помним, в 1760 г. был в Голландии с секретной дипломатической миссией.
В Петербург Бернарден де Сен-Пьер прибыл в сентябре 1762 г., вскоре после восшествия на престол Екатерины II. Приехал никем не званный, без денег и без рекомендаций, на одном корабле с труппой комедиантов[434]. Бернарден, сменив, как положено, имя и став шевалье де Сен-Пьером, входит в доверие к графу Миниху, к французам на русской службе генералу Даниелю де Боске и Александру де Вильбуа, начальнику артиллерии. Он попадает в инженерные войска. Его главный козырь, как утверждают французские биографы, — умение нравиться всем. Деньгами его ссужает придворный ювелир женевец Луи Дюваль. Офицерское звание позволяет представиться ко двору и, согласно легенде, поддержанной первым биографом писателя, Эме-Мартеном, Бернарден многого ждал от аудиенции[435]. Вильбуа, двадцать лет служивший Екатерине Алексеевне, якобы видел в нем потенциального фаворита, соперника Орловых. Но, по рассказу Эме-Мартена, Сен-Пьер растерялся и должного впечатления на императрицу не произвел. В 1765 г. Вильбуа пришлось уйти в отставку и уступить свою должность Григорию Орлову[436]. Годом раньше покинул Россию Бернарден де Сен-Пьер[437], когда над ним нависла угроза брака: генерал де Боске предложил ему руку своей племянницы м-ль де Латур. При выходе в отставку он, как принято, был произведен в следующий чин, стал капитаном, получил денежное вознаграждение, почему, видимо, и намекал впоследствии на особое расположение к нему императрицы.
Литературную деятельность Бернарден де Сен-Пьер начал в России с составления проектов. Были предложения, достойные если не Мюнхгаузена, то Некопейкова: например, доставка срочной почты с помощью пушечных ядер летом и на коньках зимой. Наиболее известен его «Проект компании для открытия пути в Индию через Россию», поданный Екатерине II в 1763 г. через Григория Орлова. В нем он предлагал почестями и деньгами привлечь в Россию людей, которые были вынуждены, подобно ему, покинуть родину. Можно обеспечить их свободу и процветание, основав колонию на берегу Аральского моря. «Колония авантюристов будет признана русским двором как суверенная вольная республика, управляемая по собственным законам, сама выбирающая советников магистратуры и чиновников»[438]. Сто пятьдесят дворян и сто пятьдесят ремесленников образуют государство, призванное завоевать и цивилизовать дикий край и юные народы. Оно будет уравновешивать русский деспотизм и разнузданную татарскую вольницу. Авантюристы поставят под свой контроль торговлю Индии с Россией, а в идеале и со всей Европой.
