Александр Строев - Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

Хотя в тот же год Екатерина II приказала обследовать и описать восточное побережье Каспийского моря, план Бернардена понравиться ей не мог. Во-первых, по причине своей неосуществимости: добраться водным путем из Петербурга до Персидского залива можно только на географической карте той эпохи. Автор и сам признается: «Эта мысль тотчас приходит в голову при первом взгляде на географическую карту»[439]. Во-вторых, план был дорог: Бернарден просил заем в 150 тысяч рублей без малейшей гарантии, что сможет его вернуть. И, наконец, замысел прямо противоречил фундаментальному принципу авторитарного правления, которое Екатерина II считала единственно приемлемым для России.

Уехав в Польшу в июне 1764 г., Бернарден де Сен-Пьер, как истинный авантюрист, тотчас предал свою прежнюю государыню. Он стал секретным агентом французского посла, поддерживал противников русской партии, а когда королем при поддержке Екатерины II был избран Станислав-Август Понятовский, постарался добиться его расположения (позднее так же добивались благосклонности польского короля и активно поддерживали его противников Казанова и С. Заннович[440]). Но, не получив ни в Варшаве, ни позднее в Берлине подходящей должности, Бернарден несолоно хлебавши вернулся в Париж. Рекомендации французских дипломатов помогают ему получить только место на судне, отправляющемся в Индийский океан, на остров Иль-де-Франс, ныне остров Маврикий.

В июне 1771 г. Бернарден возвращается в Париж после семимесячного путешествия. У него нет ни должности, ни денег, одни лишь долги, которые он наделал в России, Польше и Пруссии. Друзьям-кредиторам он может предложить только «несколько скверных кораллов и посредственных раковин»[441]. Русский посол в Берлине князь Владимир Сергеевич Долгорукий отказался от раковин, которые Бернарден предложил ему в письме от 3 июля, и уверил в ответном послании от 17 августа 1771 г., что не торопит его с уплатой пятисот ливров. Посол готов подождать, пока министр морских дел и колоний не выполнит своих обещаний[442]. Как известно, Бернарден в своем «Путешествии в Россию» назвал русских «непостоянными, ревнивыми, вороватыми и грубыми, уважающими только тех, кто им внушает страх», сделав исключение только для семей Долгоруких и Воронцовых[443].

В августе Бернарден подал министру Пьеру-Этьену Буржуа де Буину прошение о возмещении 1300 ливров, израсходованных во время путешествия. Но морской министр приказал выплатить ему только 800 ливров и жалованье за полгода[444]. Осенью 1771 г. «капитан инженерных войск» отказался продолжить дипломатическую карьеру, последовать в Неаполь за своим давним покровителем, бароном де Бретеем, и покинул его дом. У него остался последний шанс — обработать и опубликовать свой путевой дневник. «Не потому, что я хочу стать литератором, подобная карьера малоприятна и никуда не ведет», — спешит он оправдаться в письме к своему другу Эннену[445].

Несмотря на все уверения, Бернарден связывает с книгой большие надежды. «Я развлекся сочинением записок об Иль-де-Франсе, которые выйдут в конце года, — пишет он Луи Дювалю 27 июля 1772 г. — Я приберегу для вас экземпляр. Я там рассказываю о рабе, который носил ваше имя и которому я даровал свободу. Все говорят, что книга будет удачной. Ваш соотечественник [Жан-Жак Руссо] и г-н д’Аламбер меня в том уверяют. Но я сомневаюсь. Если все получится, я, может быть, попрошу вас передать один экземпляр Ее Величеству, которой я также многим обязан»[446].

После выхода в свет «Путешествия на Иль-де-Франс» (1773) автор, тщетно добивавшийся должности в Военном училище, понадеялся, что сочинение его станет событием для всей Европы и правительства будут наперебой предлагать места тому, кто «смело стал на защиту человечества»[447]. Но продавалась книга плохо и надежд не оправдала. 12 февраля 1773 г., даже прежде чем послать книгу Эннену, Бернарден отправляет в Петербург с голландским кораблем один экземпляр Дювалю[448], а второй через Неккера препровождает Екатерине II. В этот год Бернарден часто бывает у Неккеров, советуется о своих литературных планах, читает у них в салоне отрывки из «Путешествия»[449]. Но правильно ли он выбрал посредника? Ведь когда сам Неккер решит в 1781 г. преподнести императрице свою книгу «Отчет для короля», он прибегнет к услугам Фридриха Мельхиора Гримма[450].

Книгу Бернарден де Сен-Пьер посылает вместе с письмом:

Французский офицер, имевший честь служить в инженерном корпусе Вашего Величества в 1763 году, осмеливается преподнести Вам экземпляр путевых записок, которые он только что опубликовал. Он был обязан выказать свое почтение государыне, равно отличной своей смелостью и умом; он был обязан отдать дань признательности за благодеяния, которых удостоило его в России Ваше Величество.

Побывав скорее по воле жребия, чем по воле судьбы, на противоположных концах света, я счастлив ныне преподнести Вам бескорыстное свидетельство моей признательности и моего уважения к Вам, Государыня, соединяющей то, что составляет славу великих монархов: мощь вовне державы и доброе управление внутри нее.

Если б не сталь естественное желание обосноваться на родине, где мне обещают место, я желал бы служить под началом Вашего Величества. Я сделал все, что дозволило мне здоровье, и долгое время сокрушался, что не могу более лично служить Вам. Но все же я имел удовольствие принести имя Вашего Величества в страну, где знали одни победы Ваши и куда по причине отдаленности не долетала весть о достоинствах Ваших, об уме, талантах и, осмелюсь сказать, о прелестях Вашего Величества.

Мне остается только, Государыня, пожелать Вам счастья. Вы были самой грозной правительницей Севера и Востока, будьте же самой любимой. Вы положили начало счастью Ваших подданных, даровав свободу части народа, внушив дворянам терпимость и вкус к искусствам. Пусть долгое царствование даст Вам время усовершенствовать дело рук Ваших! Пусть имя Ваше будет благословенно в народах, которые Вы стараетесь просветить и осчастливить.

Это искренние пожелания того, кто с глубоким уважением пребывает, Государыня, Вашего Величества покорнейшим, почтительнейшим и послушнейшим слугой

Бернарден по-своему аранжировал расхожие мифы эпохи Просвещения. Как обычно, большая часть письма посвящена хвале Северной Семирамиде и собственным усилиям по прославлению ее имени во всем цивилизованном мире. Превознося мудрость правительницы, писатель кокетливо подчеркивает ее прелести. Бернарден настойчиво твердит о своем бескорыстии и, как принято, ссылается на здоровье, мешающее служить в России. Отметим также типичную для авантюристов апелляцию к судьбе и скрытую параллель между Севером и Югом («Побывав скорее по воле жребия, чем по воле судьбы, на противоположных концах света»). В сочинениях Бернардена Россия предстает как страна дикарей, которую, подобно экзотическим странам, надо цивилизовать и просветить. Потому в неоконченной повести «История регентши Анны» он, свободно обращаясь с историей, переносит русскую императрицу на берега Амазонки, где Анна Иоанновна задает капитану голландского корабля и французу, похожему на автора, истинно русский обед из икры, грибов, стерляди и медвежьих лап. Ее дочь, Софья Брауншвейгская, выходит замуж за индейца-философа, доказывающего, что доля дикаря предпочтительнее королевской, ибо сын природы живет в согласии со всеми, его племя едино, как один человек, он любит жизнь и не боится смерти[452].

Возможно, одним из источников повести, вольно трактующей русскую историю, послужил слух, разнесшийся по Парижу в 1771 г., после смерти восьмидесятилетней г-жи д’Обан или Мальдак. Молва утверждала, что она — принцесса Брауншвейгская, жена царевича Алексея, которую мучил муж-тиран и девять раз пытался отравить. Когда она была на сносях, он ударил ее ногой в живот; принцесса потеряла сознание, а потом прикинулась мертвой. Она чудом спаслась с помощью графини де Кенигсмарк, матери маршала де Сакса, уехала в Париж, а оттуда в Америку. Она нашла приют в Лузиане, где вышла замуж за пехотного капитана д’Обана, родила ему дочь. Наследница восточной империи, простирающейся от Швеции до Китая, и сестра императрицы Западной империи владела небольшой плантацией и десятью нефами. Когда через десять лет семья приехала в Париж, в Тюильри принцессу узнал маршал де Сакс и сообщил королю, а тот австрийской императрице; но принцесса отправилась на остров Бурбон, не желая расставаться с мужем и дочерью, где жила до их кончины в 1757 г. В конце жизни она вернулась в Париж, и австрийский двор платил ей 45 тысяч ливров пенсии, из которой она три четверти раздавала бедным. Гримм рассказывает об этом в «Литературной корреспонденции» (июнь 1771 г.), уточняя, что все это роман и что подобный вымысел всегда пользуется успехом в Париже, где невозможно ничего проверить. «В течение суток здесь все истинно, о самых смелых и даже самых ложных вещах говорят с пылом и жаром, не терпящим даже тени сомнения; на другой день их забывают с той же легкостью, с какой излагали накануне»[453]. Слух, разумеется, был вскоре опровергнут, сам Гримм приводит разъяснения, данные августейшей особой (Фридрихом II или Екатериной II, по мнению М. Турне[454]), а заодно анализирует механизм порождения легенд: «Из этих наблюдений следует, что в мире немало авантюристов и авантюристок, кои, испытав громкие удары судьбы или необычайные перемены, покидают родную страну и в местностях, удаленных от первой их сцены, живут уединенно и скрытно. Но чем более удаляются они от общества, тем сильнее подстрекают его любопытство; разыгрывается воображение, чудеса обретают право на существование, ткутся великолепные сказки, герой или героиня которых не считают нужным их опровергать, и вот они преобразились в принцев, не зная ни выгод, ни тягот монаршей доли»[455]. История тем не менее оказалась живучей. 1 февраля 1778 г. ее упомянет «Journal encyclopédique», сославшись на рассказ о путешествии в Америку, а 15 мая редактор публикует пришедший из Петербурга материал, где история эта названа «полностью вымышленным романом», «материей для драмы в нынешнем вкусе» и объясняется, что ребенок (Петр II) благополучно родился, что Алексей с женой обращался скверно, но не бил, что она действительно умерла и деревянную чурку вместо нее не хоронили и что негоже «принуждать принцессу крови бежать в Англию как какую-нибудь авантюристку»[456].