Мифы о русалках. От сирен и Мелюзины до нингё и Ариэль - Кристина Баккилега
Сестра Сирены побежала обратно по тенистой тропинке к их крытому соломой жилищу. Она знала, что мать рассердится.
«Вода выглядит так заманчиво и красиво, — подумала Сирена. — Я быстренько искупаюсь, а потом присоединюсь к остальным и до конца дня буду готовить пищу». Сирена поплавала, а затем неохотно поплелась к своему дому. Она услышала, как мать крикнула брату, чтобы он принес плоды хлебного дерева от их тети, которая жила через залив.
Хлебное дерево. Гравюра Уильяма Дэниелла. 1809 г.
Wellcome Collection
— Сирена, вот ты где! Я тебя повсюду искала! Скорее возьми эту корзинку у своего брата, пойди к тете и наполни корзинку плодами хлебного дерева. Поторопись и немедленно возвращайся! — Мать выглядела строгой и сердитой. — И не вздумай плавать!
Сирена взяла корзинку и помчалась по тропинке от своего дома к дому тети. Ее ножки быстро ступали по мягкой песчаной дорожке, пока она не добралась до маленькой хижины для отдыха, окна которой смотрели на реку. Там Сирена присела перевести дух, глубоко вдыхая теплый тропический воздух.
Внезапно пронзительно закричала стая птиц. Сирена подняла глаза. Прямо перед ней птицы ныряли в реку, словно приглашали ее поиграть с ними. Солнце отражалось от прозрачной воды, искрившейся, как смех. Бесстрашные рыбы выпрыгивали в воздух, и яркое солнце отражалось от их серебряной чешуи.
«О, если я поиграю всего мгновение, это же ничего не изменит», — сказала себе Сирена. Ей очень-очень хотелось войти в реку! Она поставила корзинку и побежала к сверкающей воде, которая подняла ее и отнесла на глубину, где ее ноги едва касались песчаного дна. Сирена плавала и плескалась. Она не заметила, как птицы улетели.
Сирена ныряла с небольшой скалы и вдруг с тревогой посмотрела вверх. Солнце скрылось за горизонтом, и сумерки окутали остров. Сирена очень боялась ночных духов, которые могли выпрыгнуть из реки. Она помчалась по пляжу к своей пустой корзинке. В тусклом свете пустая корзинка выглядела особенно зловеще! Сирена испугалась, и от безысходности по ее щеке скатилась слеза.
«Мама будет так злиться, когда узнает, что я не принесла плоды хлебного дерева! Они были нужны ей для приготовления пищи. Теперь она сильно разочаруется во мне!» Сирена заплакала. Казалось, что ночь, накинувшая свой темный плащ на печальную девочку, не испытывала к ней жалости, когда слышала ее тихие всхлипывания.
Вскоре страх перед темнотой заставил Сирену забыть о своих горестях. Она повернулась спиной к реке и бросилась к своему дому. Сначала она затаилась в темноте, но потом на цыпочках подошла к двери и увидела, как задрожала ветвь огненного дерева. Может, это древний дух таотаомона собирается схватить ее?
— Сирена! — лицо матери показалось из темноты. Ее сердитые глаза горели гневом. — Позор, позор, позор тебе! Безответственный, ленивый ребенок! От твоей шестилетней сестры больше пользы! Как же тебе не стыдно, Сирена! Мне пришлось самой идти к твоей тете за плодами хлебного дерева. Сирена, если ты когда-нибудь снова войдешь в воду, ты станешь уродливой, жирной рыбой! — воскликнула ее мать.
Сирена, дрожа, стояла на коленях в углу, рука ее крестной матери лежала у нее на плече.
— Нет, пожалуйста, нет! — Сирена зарыдала, когда услышала проклятие матери.
Сирена выскочила из дома и помчалась по тропинке к воде.
— Подожди, Сирена, подожди! — кричала ее крестная. По морщинистому лицу крестной текли слезы. Она знала силу материнского проклятия. Если бы Сирена коснулась воды, она превратилась бы в рыбу со скользкой серой чешуей, вытаращенными глазами и уродливым бессловесным разинутым ртом.
«О, духи в ваших убежищах, услышьте меня! Спасите Сирену! Не дайте ей превратиться в отвратительную рыбу! Спасите ее прекрасное лицо и ее радостную душу! Пусть сила этого проклятия ослабнет! Она всего лишь глупый ребенок, помогите ей!» — взмолилась крестная.
Слезы текли по щекам матери, и ее тело сотрясалось от рыданий. Слишком поздно она осознала, что сотворила, накликав проклятье на свою дочь.
Сирена остановилась у кромки воды. Она увидела полную оранжевую луну, всходившую над далеким горизонтом. В водной тишине не раздавалось ни звука. Сирена плакала от страха и боли. Она не хотела расставаться со своей семьей — матерью и крестной. Она не хотела покидать мягкую траву и колышущиеся пальмы. Но все ее тело жаждало воды. Песни и гипнотические ритмы водной стихии были такой же ее частью, как ароматные цветы и нежный ветерок ее тропической родины. В глубине души Сирена знала, что не сможет прожить и дня, не наплававшись вдоволь в реке.
Пока ее крестная взывала к духам, а мать плакала, Сирена бросилась в воду. Она нырнула с отмели и поплыла вниз по реке, пока не достигла сапфировых глубин океана.
Ее тело сразу же начало меняться. Она почувствовала, как ее ноги скручиваются и поворачиваются, но не покрываются уродливой серой чешуей. Вместо этого от ее талии протянулся переливающийся хвост. Рыдания сотрясали ее тело, но ее чистый голос и красота оставались неизменными.
Сирена бросила последний взгляд на свой любимый остров. Она прошептала свое последнее «прощай» — призыв, который ее мать восприняла с грустью, а крестная — с болезненной, но понимающей улыбкой.
Некоторые люди говорят, что и по сей день шепот Сирены продолжает отдаваться эхом в огромном, покрытом рябью море.
— Ну вот, наш рассказ подошел к концу, — шепчет старая бабушка-русалка двум сонным девочкам.
— Какая печальная история. Она мне очень нравится, но всегда вызывает у меня слезы, — бормочет одна русалочка, свернувшись калачиком на кучке мягких водорослей.
— Я тоже так думаю. Жаль, что это всего лишь выдумка, — вздыхает другая.
Бабушка-русалка улыбается своим полусонным зевающим внучкам:
— Легенда — это единственная правда, дети мои.
МИСТИФИКАЦИЯ С РУСАЛКОЙ ФИДЖИ
В автобиографии, написанной в 1854 году, Финеас Тейлор Барнум рассказывает, как ему удалось заработать на «неверии масс в существование русалок», выставляя на всеобщее обозрение экспонат, который, по его утверждению, был мумифицированной русалкой, известной как «русалка Фиджи»113. Вот что Барнум сообщает о том, как он приобрел русалку:
В начале лета 1842 года Мозес Кимбалл, эсквайр, известный владелец Бостонского музея, прибыл в Нью-Йорк, чтобы продемонстрировать мне экспонат — якобы русалку. Он заявил, что купил мумию у моряка, чей отец — капитан бостонского судна (основным владельцем которого был Джон Эллери) — приобрел эту диковинную вещицу в Калькутте в 1817 году, так как был уверен, что это сохранившийся экземпляр настоящей русалки, полученный, как его заверили, от японских моряков.
Мумифицированная русалка. Литография Е. Пёрселла. 1822 г.
Wellcome Collection
С интервалом в одну-две недели Барнум написал письма в три нью-йоркские газеты и попросил своих друзей отправить письма по почте из разных мест. В первых двух письмах были изложены местные новости, также в них упоминался агент известного лондонского музея доктор Гриффин, который приобрел мумифицированную русалку Фиджи. В третьем письме редакторам предлагалось придумать способ, как уломать доктора Гриффина разрешить продемонстрировать русалку до того, как он уедет в Англию. Затем Барнум приказал своему сотруднику мистеру Лайману сыграть роль доктора Гриффина и показать русалку владельцу крупного отеля в Филадельфии. Барнум объясняет: «Я лишь скажу, что план сработал превосходно и пресса Филадельфии помогла прессе Нью-Йорка пробудить массовое и растущее как снежный ком любопытство к русалке».
Восьмого августа Барнум впервые выставил русалку Фиджи на всеобщее обозрение. Свою оценку того, как публика восприняла русалку, он сформулировал в манере, вполне подходящей человеку, которого можно назвать мастером
