Владимир Кутырев - Последнее целование. Человек как традиция
Мы не питаем иллюзий, что авторов и сторонников «движения в бессмертие» можно в чем-то переубедить, показав, что это будет катастрофа человека и бессмертие чего-то другого, не говоря о том, что сама идея бессмертия равноценна идее бессмысленного (не)существования. Но в тоже время не следует, не допустимо, нельзя молча, без оценки вос-принимать вульгарную ложь этих утопий. Самое страшное, однако, не в том, что они ложь, а в том, что это не утопии, а дистопии, которые осуществимы. Они ведут к результатам, противоположным тому, что обещают и чем соблазняют. Это не просто ложь, а Великая Ложь нашего времени. Совсем печально, что по мере роста технических возможностей ре-конструкции человека, требующих своей реализации, она увлечет за собой большинство и станет нормой. То есть «Истиной». «Реальностью». Смертельной истиной человека в (не)его бессмертной реальности. А надежду дает то, что есть другая возможность – говорить о ней как о лжи, есть люди, которые смотрят дальше своего носа и хотят оставаться людьми. Есть, кто способен понимать абсурдность выхода из антропологического кризиса путем уничтожения человека через замену другой формой бытия. Например, Льюис Мамфорд, один из выдающихся философов техники, которого вряд ли кто осмелиться упрекнуть в непонимании значения новых технологий: «Вечная жизнь, – писал он, – где нет ни зачатия, ни роста, ни созревания, ни распада – существование столь же застывшее, бесплодное, лишенное любви, бесцельное и неизменное, как у царской мумии, – есть не что иное, как смерть, только в иной форме»[98].
Если концептуализировать оценку идеологии вечной жизни, данную Л. Мамфордом, экзистенциально и общефилософски, то в действительности, это будет наша «мертвая смерть». Или, как предвидел Ницше, возникнут «мертвые от бессмертия». «Бессмертие–2045» – манифест мертвой смерти. Которая служит, является способом ликвидации человека как родового существа. Она есть тот самый реальный механизм, посредством которого и происходит «конец света». Одно дело абстрактно пугать концом света, другое, видеть как он осуществляется на самом деле. Решиться на это гораздо труднее, нужно мужество и честность в отношении, как к реальности, так и к собственной судьбе. Способность взглянуть сфинксу в глаза, вместо перебирания волос на кончике его хвоста и ухода в обзорность, в рассказы про то, кто «за», кто «против» бессмертия, причем с одинаковым или «никаким» отношением к ним, а также прочего ученого праздномыслия. У-видеть, как культивируется, все шире захватывая сознание людей, «мертвая смерть», конкретизацией которой является доктрина Бессмерти(е)–2045. И по(до)казывать, что сохранению человека на Земле служит «живая смерть», проект Бога, а не дьявола, сменяющая индивидов ради продолжения рода, придавая тем самым их существованию бытийный смысл.
Итак, к началу XXI века человечество «догадалось» о своей смертности. В целом, как рода. И множество людей, особенно в сфере науки стали мечтать о бессмертии: не в Боге и на небесах, как было веками, а техническом, на Земле. Посредством новаций-инноваций. Путем перехода на «кремниевую основу», в «виртуальные реальности», «жить в интернете», «стать гомутером», «голограммой». И лицемерных рассуждений в духе: смерть это бессмертная жизнь; живые будут жить без страха смерти; мертвые = неживые = техногенные, но с чувством жизни. Небольшое размышление, если оно честное и сколько-нибудь глубокое, показывает, что это – иллюзии или, сказать жестче, своеобразное «мышление не в своем уме». Став «бессмертным», человек перестанет быть самим собой. Потеряет идентичность живого. Бессмертие будет, но «Иного». Аватаров, роботов, матрицы…
Хорошо бы эти новационные, простирающиеся вплоть до создания био или кремниевых имитаторов человека планы и тенденции, теоретически опровергнув, остановить, отвергнуть практически. Но, увы, процесс создания аналога человека, его «самозамены» симулякром, сначала «по частям», отдельных органов (почти все в той или иной степени воспроизводятся), а в последнее время и как целого, набирает обороты. То и дело объявляют о новых версиях человекоподобных роботов (последняя модель показана в Америке под именем «Frank» – циничный намек на когда-то пугавшего всех Франкенштейна), роботов, способных пройти знаменитый тест Тьюринга. Проверку на «людей». Туда же, как видим, устремилась и Россия, предлагая считать целью всего общества, его «национальной идеей» создание аналога человека. И не только предлагается, под «Бессмертие – 2045» собирают деньги, созываются научные конференции, идут работы в лабораториях, ведется пропаганда преимуществ будущего «трансхъюмана». Ни причитаний, ни воплей, ни плача или голошения как раньше или хотя бы утерли слезу, как сейчас, по умертвляемому = заменяемому человеку. Восторг и безмыслие. Ряды энтузиастов постчеловеческого бессмертия быстро растут, поток сообщений о достижениях в симуляции функций человека превращается в девятый вал.
В попытках при-остановить процесс этого самоотрицания полезно иметь в виду, что при более широком распространении, замена человеком самого себя, происходящая под флагом бессмертия, скорее всего, будет (должна) происходить под каким-нибудь промежуточным прикрытием, новым именем, которое сейчас усиленно ищут. Как обмануть себя – теперь главная забота идеологов техницизма. Разрешить противоречие: они – еще живые люди, поэтому, фактически призывая к смерти, должны обещать вечную жизнь. «Самый обыкновенный род лжи тот, – отмечал Ницше, – когда обманывают самих себя: обман других есть относительно уже исключительный случай»[99]. Поскольку подобный самообман является условием их дальнейшей активности, любопытно, как его пытаются осуществить через манипуляцию языком. «Имя ожидаемого результата эволюции очень и очень важно. Постчеловечность ассоциируется с бесчеловечностью, постчеловек – с нелюдью. Названия «киборг» или «биоробот» также не являются подходящими, поскольку изначально соответствующие устройства предназначаются для того, чтобы выполнять волю человека, а их выход из подчинения рассматривается как катастрофа. Между тем, название «техночеловек» как синоним и обозначение новой стадии эволюции «человека технологизирующегося» не только лучше характеризует существующую направленность эволюции, но и больше подходит для создания положительного ценностно-эмоционального контекста, столь необходимого для формирования мировоззренческой программы технобиоразвития»[100]. Мировоззрение нужно для программы техноби-оразвития, а не человека! Сможет ли исполнить эту роль «техночеловек» и можно ли его вписать в гуманизм?
Имя, конечно, важно. Но еще более важна для технобиоразвития цель, обозначение перспективы. Этой целью как «последним другим», приманкой, за которой можно пойти куда угодно, и является идея «преодоления обезьяны» вплоть до состояния его/её бессмертия. Прельщение стало главным способом (само)зомбирования людей в русле идеологии бессмертия как ложного сознания техногенного общества. Вечно жить! Если мы эту идею признаем самой при(у)влекательной целью человечества, тогда трансгуманизм, с его обещанием бесконечного продолжения конечного человеческого индивида, достигаемого в процессе универсальной эволюции, можно (по)считать высшим проявлением гуманизма, его наиболее полным, завершенным выражением. Вот оно, абсолютное благо. Достигнуто! Притом, что и волки сыты, и овцы целы. Трансгуманизм – это гуманизм?
Как видим, человека и идеологию гуманизма можно сдать, не отвергая его прямо, «не пороча» и не отправляя в состояние «пост», как это делается экстремистами трансгуманизма, или делалось всеми его адептами на начальной стадии, когда была поставлена задача скорейшей замены человека «трансхьюманами» и «постлюдьми». Теперь, по мере институциализации, эти идеи пропагандируются осторожнее. Прельщать надо основную массу людей. Поэтому они п(р)одаются и будут подаваться в маске гуманизма. Скорее всего «современного», обосновывающегося необходимостью «улучшения» человека для его же лучшего будущего. Хотя с предупреждениями, указанием на опасности, оговорками и добрыми пожеланиями, что де-факто происходит в настоящее время в рядах философствующих, но, как уже отмечалось, «колеблющихся», «сомневающихся» классических гуманистов. «Пока что, по крайней мере, человек еще не столь безнадежен, не успел стать марионеткой технического прогресса и, вообще говоря, сегодня нет сколько-нибудь убедительных свидетельств предопределенности именно такого вектора развития человека»[101] – пишет «главный», «официальный» на данное время философский антрополог России. (Заведующий Отделом комплексного изучения человека Института философии Российской академии наук, главный редактор журнала «Человек»).
