Петр Гуляр - Забытое королевство
Я уже почти забыл о молодых ламах, когда впоследствии друзья-ламы неожиданно пригласили меня посетить монастырь в торжественный день открытия скита. Новость быстро разлетелась по округе, и весь город только и говорил что о предстоящем событии.
Накануне церемонии я вместе с Чжан Дэ Гуанем отправился в путь. Дорога в монастырь была запружена празднично одетыми людьми — пожилыми господами в церемониальном китайском платье, которые перемещались верхом на лошадях в сопровождении сыновей или служителей, женщинами в черных митрах и шелковых блузах, с корзинами на спине, нагруженными хо-го и всевозможными лакомствами. Паньцзиньмэй, тоже с корзинами, шли толпами, а за ними следовали местные ухажеры. Лужайку перед входом в монастырь заполонили семьи на ковриках, устроившиеся там для пикника. Наплыв народу был так велик, что рассчитывать на ночлег в монастыре или в домах у лам могли только очень немногие. Мы поселились у длиннобородого ламы, однако и его дом был так переполнен, что нам пришлось спать втроем в одной кровати. Всю ночь под стенами монастыря продолжались песни и танцы. В соседних домах приглашенные сановники и торговцы играли в маджонг или курили опиум.
Ранним утром следующего дня в главном зале началась служба. Все великие ламы, одетые в желтые шелковые куртки и новые красные блузы, собрались в зале и начали читать сутры, однако наш друг-лама посоветовал нам спешить, и мы отправились к скиту. Задержись мы с выходом хоть немного, мы бы и вовсе не смогли к нему подойти — такая толпа собралась вокруг.
С горной террасы, на которой стоял скит, под ранним утренним солнцем открывался великолепный вид. Над монастырем клубился дым от курений; звуки труб, громыхание огромного барабана, завывание морских раковин и звон колокольчиков отдавались эхом в узкой долине. Наконец началось торжественное шествие к скиту. Первыми шли старшие ламы — золотые кубки у них в руках сверкали, как огонь; за ними следовали роскошно одетые сановники и огромная толпа. Богатство и красоту этого зрелища невозможно описать; фоном для блестящей процессии служила белоснежная гора Сатцето, а ярко-синее небо, зеленые сосны и цветущие рододендроны обрамляли ее, словно декорации на гигантской сцене. У запечатанных ворот состоялась короткая служба. Наконец великий лама побрызгал на них освященной водой, окунув в золотую кумбу (кубок) пучок священной травы куса. В присутствии комиссара-умиротворителя и городских старейшин в замок вставили золотой ключ, печати были сняты, и ворота распахнулись.
Я ожидал увидеть невзрачное, тесное убежище, где вдоль узкого коридора, словно клетки, располагаются ряды келий, куда не проходит ни воздух, ни свет. Но за воротами оказалась совершенно иная картина. Моему взгляду открылся огромный продолговатый двор, где росли вековые тенистые деревья и огромное количество цветов. Посередине стоял высокий, просторный молитвенный зал с полом, отполированным до блеска. Здесь проходили уроки для новообращенных. Оставшаяся часть двора была застроена одноэтажными домиками, поделенными на светлые, удобные комнаты — у каждого ученика имелось свое личное помещение. Перед входом в каждую келью стоял во дворе небольшой алтарь с золотой статуэткой Будды и дюжиной ярко горящих масляных ламп. Перед алтарями были выставлены прилавки, на которых была разложена разнообразная ветчина и стояли в ряд чашечки, наполненные вином. Выпускники стояли у своих прилавков, с поклоном приглашая друзей и знакомых угоститься. Я ждал, что увижу аскетичных отшельников с ввалившимися щеками, изнуренных недоеданием и тяжелой мистической практикой, а вместо этого в скиту обнаружились упитанные юноши с блестящими глазами и в богатых одеяниях, которые смеялись, болтали, уговаривали нас есть и пить и подавали нам в этом достойный пример.
Во дворе тут же были расставлены столы, на которых разложили угощение, принесенное родителями и родственниками. Хо-го на столах уже изрыгали дым и пламя, словно миниатюрные вулканы, и вскоре начался веселый пир. Меня провели на террасу, где были накрыты несколько столов для почетных гостей, и усадили рядом с общительным комиссаром-умиротворителем и ламами высшего ранга. Угощение было отменного качества, а вино — еще лучше, и из-за стола мы встали только в сумерках.
На лугу перед входом в монастырь теснились мулы в богатых попонах и толпилась родня, готовясь к торжественным проводам свежеиспеченных лам. Восхищенные родственники бережно подсаживали юношей в седло и с необычайной заботой отправляли их в дорогу — некоторые, не стыдясь своих чувств, проливали слезы радости и невыразимого счастья. Каждый из этих молодых людей воплотил в жизнь самые заветные устремления своей семьи, дав беспримерный повод для гордости не только родственникам, но и всему уезду, из которого он происходил. Не все выпускники были из Лицзяна или прилегающих к нему земель — некоторые приехали на учебу из Тунва, Сянчэна, Бонцзера, Лодяня или других малоизвестных мест. Среди них были и тибетцы, и наси, и представители других народностей, принявших ламаизм, и теперь им предстояло нести свет правды и рассеивать тьму авидьи (невежества) в своих родных варварских землях и стать для тамошних жителей блистающим, бесценным алмазом веры.
В этот праздничный день юношам улыбалась и сама природа. Воздух был теплым и ароматным, небо — безоблачным и синим, а над сверкающей верхушкой Снежной горы, будто приветствуя выпускников, развевался длинный белый шлейф. Весь город отмечал радостное событие, и в тот вечер во многих домах гремели неистовые пиры в честь отправки священных караванов, назначенной на следующее утро.
Столь великолепные торжества случаются не чаще чем раз в несколько лет. Чтобы собрать и подготовить группу серьезно настроенных и пылких неофитов, готовых перенести такой долгий срок затворничества ради веры и духовного подвига, нужно немалое время. От участников требуется усердная учеба и интеллектуальная честность. Непросто разъяснить молодому человеку, почему он должен решиться на полное одиночество вкупе с полным подчинением гуру и отречением от мирских желаний и пристрастий, а воплотить эти принципы на практике еще сложнее. Мудрые ламы высшего ранга выбирают участников группы с необычайной тщательностью, исключая претендентов с нежелательными чертами характера. Любые проявления невоздержанности или, хуже того, скандальный побег из скита навсегда свели бы на нет бы высочайшую репутацию этого знаменитого святого убежища. Сравнительный комфорт затворнической жизни, как и в некоторых даосских скитах Китая, таит в себе больше соблазнов, чем жизнь в некоторых тибетских или христианских отшельнических монастырях, где упор делается на умерщвление плоти. В этом скиту человеческую сущность понимали лучше. Человек — не только дух: у него есть и физическое тело. Он не может исполнить свое земное предназначение, сводя свое существование к одному из аспектов бытия и уничтожая другой. Только гармония духа и тела позволяет достичь совершенства. Иисус, Гаутама и Ганди придавали большое значение равновесию этих двух противоположных сторон бытия, и именно благодаря этому им удалось так много сделать для человечества. Чрезмерное умерщвление плоти не идет на пользу ни отдельному человеку, ни человечеству в целом. Величайшие победы одерживают не те, кто сосредоточивается на уничтожении собственного тела, но те, кто направляет свои силы и энергию на развитие духа. Засохшее дерево не дает плодов.
Священный пик Шангри-Мупо почитали не только тибетцы. С его тыльной стороны, напротив гигантского белого утеса, известного под названием Лоупапер, находилась огромная каменная платформа, на которой каждые десять лет проходило собрание насийских шаманов — томба. Собранию предшествовали долгие пиры и винопитие в расставленных вокруг шатрах, а по окончании его томба танцевали шаманские танцы, взятые из разных праздничных обрядов — например, обряда долголетия. На них были надеты халаты, похожие на китайские, а головы их украшали короны с пятью лепестками. Танцевали они медленно, то и дело поворачиваясь на одной ноге и раскачиваясь из стороны в сторону; несмотря на монотонность этого зрелища, оно было подчинено общему ритму, который производил на меня гипнотическое действие. В одной руке каждый из шаманов держал волшебный меч, а в другой — ндзелер. Ндзелер — это тарелочка из сплава золота, серебра и латуни, к которой приделан небольшой язычок с латунным молоточком на конце; при раскачивании он ударяется о тарелочку, издавая невероятно мелодичный звук, совсем непохожий на звон треугольника или любого другого звенящего инструмента, известного на Западе.
Вне всякого сомнения, обряды томба имели много общего с обрядами монгольских шаманов. Корни их уходили в далекое прошлое — они родились задолго до того, как в мир пришла любая из нынешних великих религий. Томба состоят в близком родстве с последователями бон, или Черной церкви Тибета. До пришествия буддизма религия бон была основной верой тибетцев. Основана она исключительно на обрядах черной магии и общении со злыми духами путем некромантии, а также на других мрачных и жутких ритуалах. В ряде религиозных церемоний запросто используются чаши, изготовленные из человеческих черепов, и флейты из человеческих костей. В Каме есть несколько бонских монастырей, где практикуются подобные обряды, и именно благодаря таким явлениям Тибет и завоевал репутацию земли, где творятся страшные оккультные ритуалы и другие неописуемые мистерии.
