Алексей Митрофанов - Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период
Сам же характер тогдашнего гимназического образования, что называется, оставлял желать лучшего. Философ В. В. Розанов писал:
«У нас нет совсем мечты своей родины.
У греков она есть. Была у римлян. У евреев есть. У французов — «прекрасная Франция», у англичан — «старая Англия», у немцев — «наш старый Фриц».
Только у прошедшего русскую гимназию и университет — «проклятая Россия».
Как же не удивляться, что всякий русский с 16 лет пристает к партии «ниспровержения государственного строя»…
У нас слово «отечество» узнается одновременно со словом «проклятие»…
Я учился в костромской гимназии, и в 1 — м классе мы учили: «Я человек, хотя и маленький, но у меня 32 зуба и 24 ребра». Потом — позвонки.
Только доучившись до VI-го класса, я бы узнал, что «был Сусанин», какие-то стихи о котором мы (дома и на улице) распевали еще до поступления в гимназию:
…не видно ни зги!…вскричали враги.
Но до VI-го класса (т. е. в Костроме) я не доучился. И очень многие гимназисты до VI-го класса не доходят: все они знают, что у человека «32 позвонка», и не знают, как Сусанин спас царскую семью.
Потом Симбирская гимназия (II и III классы) — и я не знал ничего о Симбирске, о Волге (только учили — «3600 верст», да и это в IV классе). Не знал, куда и как протекает прелестная местная речка, любимица горожан — Свияга.
Потом Нижегородская гимназия. Там мне ставили двойки по латыни, и я увлекался Боклем: Бокль был подобен «по гордости и славе» с Вавилоном, а те, свои князья, — скучные мещане «нашего закоулка».
Я до тошноты ненавидел «Минина и Пожарского» — и, собственно, за то, что они не написали ни одной великой книги вроде «Истории цивилизации в Англии».
Потом университет. «У них была реформация, а у нас нечесаный поп Аввакум». Там — римляне, у русских же — Чичиковы.
Как не взять бомбу; как не примкнуть к партии «ниспровержения существующего строя»?
В основе просто: учась в Симбирске — ничего о Свияге, о городе, о родных (тамошних) поэтах — Аксаковых, Карамзине, Языкове; о Волге — там уже прекрасной и великой.
Учась в Костроме — не знал, что это имя — еще имя языческой богини; ничего — об Ипатьевском монастыре. О чудотворном образе (местной) Федоровской Божией Матери — ничего.
Учась в Нижнем — ничего о «Новгороде низовые земли», о «Макарии, откуда ярмарка», об Унже (река) и ее староверах.
С 10 лет, как какое-то Небо и Вера, и Религия:
«Я человек, хотя и маленький, но у меня 24 ребра и 32 зуба» или наоборот, черт бы их брал…
Представьте, как если бы годовалому ребенку вместо материнской груди давали, «для скорейшего ознакомления с географией», — кокосового молока, а девочке десяти лет надевали бы французские фижмы, тоже для ознакомления с французской промышленностью и художеством. «Моим детям нет еще одиннадцати лет, но они уже знают историю и географию».
И в 15 лет эти дети — мертвые старички».
А после Розанов сам сделался преподавателем — в городе Брянске. И сокрушался — в городе ну совершенно не читают Пушкина, более того, его нигде не продают! Розанов обратился в Москву, но из Первопрестольной ответили, что Александр Сергеевич не продается и там «за полным отсутствием спроса». Розанов в этом винил модных в то время литераторов, которые якобы сговорились, чтобы весьма своеобразным способом одержать верх над великим поэтом: «Как же сделать? Встретить его тупым рылом. Захрюкать. Царя слова нельзя победить словом, но хрюканьем можно…
Так «судьба» и вывела против него Писарева. Писарева, Добролюбова и Чернышевского. Три рыла поднялись к нему и захрюкали.
Не для житейского волненья,
Ни для того, ни для сего.
— Хрю! Хрю!
— Хрю.
— Еще хрю.
И пусть у гробового входа.
— Хрю.
— Хрю! Хрю!
И Пушкин угас».
Да, Розанову, прошедшему сквозь костромское ученичество, самому учительствовать было далеко не сладко.
* * *И все-таки гимназии разнились. В первую очередь это зависело, конечно, от директора. Именно он набирал коллектив и задавал общий настрой. Упомянутый уже Миловский, в частности, описывал директора владимирской гимназии: «Директором гимназии был Калайдович — человек старых времен, обленившийся к интересам. При мне он не долго был, его уволили без всякого со стороны его прошения… На место Калайдовича поступил Озеров — гордый барич, ночи проводил в клубе за картами, а дни спал, в гимназию заглядывал один раз в неделю».
И вот результат: «Гимназия ничего не дает. Она только учит, предоставляя каждому употребить свое знание по своему усмотрению. Поэтому большая часть воспитанников, проучившись до 5-го класса, спешит занять место писца в какой-нибудь канцелярии или приняться за аршин в отцовской лавке. А как всегда и везде людей, желающих приобрести прочное образование без отношения к выгодам жизни, а действительно по любви к науке, мало, то до 7-го класса доходило очень мало воспитанников. Строгости касательно учителей в гимназии больше, чем в семинарии. Там иногда по получасу, а иногда и более мы прохаживались за Богородской церковью или в класс приходили поздно. Здесь этого сделать нельзя, а также пропускать классы. Инспектор непрестанно ходит по коридору и посматривает в классы через стекольчатые двери — не задремал ли какой-нибудь наставник; но касательно учеников строгости меньше. Им дано больше свободы, чем в семинарии, оттого они развязаннее, смелее в обращении даже со своими учителями, которых они вовсе не боятся. Нельзя сказать, чтобы к ним и уважения не имели; ежели и оказывали неуважение, то разве тем, которые не умели внушать его, как мой почтенный предшественник. Он, узнавши, что я хочу занять его место, покачал головой и предрек мне много неприятностей от сорванцов-гимназистов. Действительно, они много досаждали бедному старцу, не слушались его, подтрунивали над ним, только что верхом не ездили. Сначала и я заметил некоторые проделки, но, благодарение Богу, очень скоро поставил ребят в должные границы, не прибегая к пособию начальства; иных твердостью, иных ласкою, а больше старанием, чтобы уроки имели занимательность».
Псков. Рыбный торг у стен кремля Архангельск ГОРОДА РУССКОЙ ПРОВИНЦИИ НА СТАРЫХ ОТКРЫТКАХ Вологд Иваново-Вознесенск Воронеж Рыбинск. Картина В. Максимова. 1886 г. Торжок. Вид на Спасо-Преображенский собор Таганрогский проспект в Ростове-на-Дону Глебучев овраг в Саратове Памятник Ломоносову в Архангельске Памятник Карамзину в Симбирске Памятник Петру I в Воронеже Памятник царю Михаилу Федоровичу и Ивану Сусанину в Костроме Открытие памятника «Тысячелетие России» в Новгороде. Картина Б. Виллевальде. 1864 г. ТИПЫ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ГОРОДА. Фотографии 1890-х гг. Птицелов Жестянщик Стекольщик Молочница Торговец баранками Фонарщик Прачка Коробейник Точильщик Муромские купцы. Фото Н. Сажина. 1894 г. Земское собрание в провинции. Картина К. Трутовского. 1868 г. Орловский губернатор П. Трубецкой по прозвищу Петух Городской дом в Ростове-на-Дону Пожарная команда города Вытегра. Фото С. Прокудина-Горского Пожарник Извозчик Золотари — сборщики нечистот Нижегородские полицейские с приставом А. Пуаре, прославленным в очерке М. Горького «Палач». 1902 г. Городовой Чиновничья карьера в рисунках А. ЛебедеваНапомним: господин Миловский был во Владимире преподавателем Закона Божия.
