Алексей Митрофанов - Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период
Естественно, особое внимание здесь уделялось детям, тому, чтобы, как было сказано в одном из годовых отчетов общества, «сохранить более или менее здоровыми и трудоспособными будущих граждан и, беря на себя часть заботы о детях, тем самым облегчить наиболее нуждающиеся семьи и самим им дать возможность честным путем искать себе пропитание». Для этого устраивались ясли и приюты (в том числе и с профессиональным обучением). Для девочек обучение состояло в том, чтобы научиться «стряпать, подавать на стол, стирать, гладить, шить на машинке». Не забывали и о стариках — для них существовала богадельня.
«Неустанно заботясь о бедных, а в особенности о детях этой бедноты, будущих граждан нашего города, они… сами жертвуют личным своим собственным трудом, отдавая дорогое время, необходимое и для своего дела» — так писал «Ивановский листок» об активистах общества, среди которых были представители ивановской интеллигенции, так называемые отцы города, а также предприниматели и члены их семейств.
И вправду, деятельность членов общества была довольно кропотливой. Об этом говорят не только перечисленные здесь глобальные свершения, но и такие «мелочи», как сбор и выделение денег «на похороны», «на лекарства», «на лечение глаз», «на поправку дома», «на приданое бедной невесте» и даже «на проезд восьми бедных татар до Чистополя».
Интересен был феномен провинциального благотворителя. Вот, например, один из документов: «В чрезвычайном собрании Брянской городской думы 2 октября минувшего 1905 г. состоялся торжественный акт по принятию от братьев Могилевцевых устроенных ими на свой счет водопровода и электрического освещения в гор. Брянске, согласно предложения их, заслушанного и принятого думою в заседании 3 апреля 1904 г….
1) Водопровод, обслуживающий ныне нужды города, в гигиеническом и противопожарном отношениях вполне обеспечивает водою нагорные части города, подавая свыше 44 000 чистой питьевой воды в сутки.
2) Электрическое освещение, устроенное вместе с водопроводом, обслуживающее улицы центральной части города. Общая стоимость этих двух сооружений, по определению устроителя их инженера Мейера, выражается в сумме 125 000 руб.».
Или взять уроженца Тамбова Нарышкина. Он ни с того ни с сего вдруг сообщает городскому голове, что хочет «построить для народных чтений специальное здание с залой, могущей вместить до 600 слушателей… Цель его исключительно содействовать просвещению народа, для чего я предполагаю также устроить в нем бесплатную народную читальню». Спустя всего два года здание было построено. Да не простое, а с собственной электростанцией — первой «придомовой» электростанцией Тамбова.
А вот меценат из Кронштадта Никитин. Его описывал его же собственный сосед: «Жили они вдвоем с женой и были почитаемы всеми в городе. Главной его добродетелью была помощь бедным. Простой и искренний в обращении со всеми без разбора и крайне добросердечный, это была его выдающаяся черта. Бывало, в квартиру его придет дворник, а на дворе распутица, прямо в гостиную или столовую, и жена, увидя, заволнуется: «Что ты, Сидор, в грязных сапогах ввалился», но тут Владимир Дмитриевич скажет ей: «Липочка, ну что же, что сапоги грязные, душа его, может быть, чистая». Деньги свои он почти все раздавал, и на замечание супруги, что они станут нищими, отвечал ей, что, если и так, — богатство за то ждет на небесах. И действительно, такой щедростью он дошел до нищеты полной, когда остался один, схоронив свою жену. Ходил он в плохой одежде, несмотря на то, что его не раз избирали на высокий пост городского головы».
Нет, невозможно найти этому объяснение!
Глава шестая
«Арестантские роты особого рода»
Раз уж мы начали тему, в наши дни определяемую словом «социалка», то есть смысл двигаться дальше в этом направлении. Где медицина и благотворительность — там и образование.
Символ провинциального образования — конечно же гимназия. Так называемая городская гимназия, чаще всего находящаяся на главной улице и представляющая из себя желтое двухэтажное здание с белыми колоннами ионического ордера. Исключения случаются, но они редкие и незначительные.
В основном такие здания строились для гимназий специально. Однако же бывали исключения. В частности, любопытна ситуация с гимназией в Рязани, основанной в 1804 году. Первый год гимназисты учились в неком «редутном доме», а потом на средства приказа общественного призрения для них выстроили специальный деревянный дом. Одновременно шли поиски нового здания, и в 1808 году его нашли — у некой госпожи Семеновой был приобретен обширный особняк, можно сказать дворец, построенный самим Матвеем Казаковым. Его пришлось серьезно перестраивать — ведь планировка дома была анфиладной, учебное учреждение требовало коридорную систему Лишь в 1815 году строители закончили работу. Вышло хорошо — и внутри, и снаружи. Даже язвительный критик Белинский, проезжая Рязанью, писал: «Я тут первый раз, собственным своим опытом узнал, что в России есть прекрасные города… Из великого числа прекрасных строений мне особенно понравилась губернская гимназия».
А литератор В. Золотарев описывал гимназию Саратова: «Это был громадный двухэтажный дом с александрийской колоннадой на улице и большим продолжением вглубь двора, причем внутренний корпус заканчивался двухсветным актовым залом. Внизу под актовым залом помещался пансион для приезжих из губернии гимназистов… С восточной стороны внутреннего корпуса был разбит довольно большой декоративный сад, где на отдельных больших деревьях можно было спрятаться в листве от надзирателя… В теплое и сухое время в перемены нас выпускали на площадку и в сад. На площадке были деревянная горка и гимнастические приспособления, состоявшие из мелкой лестницы, колец, двух гладких шестов для лазания. Около горки помещался фонтан без воды, по внутренним краям которого мы бегали как на велосипедном треке».
Про Владимирскую же гимназию писал ее «законник», господин Миловский: «Гимназия помещалась в огромном трехэтажном доме. Дом был строен на широкую барскую ногу времен Екатерины — залы огромные, окна большие, лестницы широкие — но был давно запущен и с помещением в нем училища не мог перемениться к лучшему. Рамы обветшали, осенний ветер свободно гулял по парадным лестницам, полы расщелились, двери засалены. Гимназическое начальство, потому что пригляделось или по своей беспечности, не видело ничего другого и не заботилось об исправлении ветхостей. Не так взглянул на них император Николай, когда он в 1834 году, проезжая Владимиром, посетил гимназию. Зоркий глаз его все сразу заметил, и он выразил полное свое неудовольствие директору и попечителю. Долго они дрожали в ожидании грозы, но гроза миновала. Пробужденные от сна гневным словом царя, они уже не дремали, когда ждали приезда его наследника. Все ветхости исправили, полы перестругали и сплотили, двери поновили, рамы также. Любо было взойти в классы; но любоваться пришлось не долго. В 1840 году марта 29 дня это величественное здание сгорело дотла по недосмотру».
По своему характеру гимназии бывали разные — но большей частью не особо либеральные, о чем свидетельствуют многочисленные воспоминания их выпускников. Известный литератор В. Тан-Богораз, учившийся в таганрогской гимназии, в частности, примечал: «Гимназия в сущности представляла арестантские роты особого рода. То был исправительный батальон, только с заменою палок и розог греческими и латинскими экстемпоралями».
Трудно поверить в столь категоричную характеристику, однако многие другие факты косвенно подтверждают сказанное Владимиром Германовичем. В частности, тезис, высказанный одним из ее директоров: «Гимназисты с первого взгляда должны обращать на себя внимание привлекательной строгостью своей внешности, мне неприятно в молодом человеке щегольство, но неряшливость и растрепанность еще более противны, а потому, чтобы сохранить середину, вы должны быть приличны. Я вас уверяю — это имеет большее значение, чем вы думаете».
Казалось бы, высказывание вполне логичное. Но вопрос в том, что именно считать «неряшливостью и растрепанностью». К примеру, когда гимназист Антоша Чехов, не замышляя ничего худого, пришел на занятия в клетчатых панталонах, господин директор коротко заявил:
— Чехов, будете в карцере!
Писатель Николай Лесков припоминал родную орловскую гимназию: «Духота всегда была страшная, и мы сидели решительно один на другом».
То есть стеснения были не только моральные, но и вполне физические тоже.
Представление об укладе русской провинциальной гимназии можно более или менее точно получить на примере все той же Рязани. До открытия гимназии главным образовательным учреждением там было народное училище. В нем на протяжении четырех лет преподавались основы математики, физики, механики, русского языка, чистописания, истории, географии, черчения, архитектуры и Закона Божия. Несмотря на ряд предметов, современным школам не присущих (например, архитектура или механика), для подготовки к университету этого объема не хватало. Требовались языки (мертвый латинский, а также живые немецкий с французским, но не английский — его вплоть до середины XX века преподавали только в отдельных столичных школах), философия, политэкономия, начала коммерции и более глубокие познания хотя бы в той же математике. Для этих целей гимназии и учреждались.
