Евгений Добренко - Политэкономия соцреализма
Сам феномен «доверия» является образцовой заменной конструкцией. Дискурсивная вуаль легко скрывает лежащее за «доверием» насилие. Показательно в этом смысле следующее утверждение Генерального прокурора СССР А. Вышинского: «Диктатура пролетариата – это инструмент массового порядка, орган, выражающий волю народных масс, сливающихся со своим авангардом, пользующийся безграничной поддержкой и доверием пролетарской, в первую голову, но также и непролетарской части трудящихся. При таких условиях дело оказывается не в насилии, хотя без насилия не может обойтись диктатура пролетариата, а в доверии, в братской связи рабочего класса и его партии со всеми трудящимися»[284]. Как можно видеть, насилие выводится в придаточную конструкцию, что наглядно демонстрирует пропасть между практикой «пролетарской диктатуры» и дискурсом насилия.
Описанные Фуко дисциплинарные институты и дисциплинарное пространство являются идеальными для перековки в условиях, когда «кадры решают все». Она, в свою очередь, требует реструктуризации всего социального пространства по заданному образцу (оно должно быть тотально просматриваемо и простреливаемо). В зеркальном отражении система трудколлективов в лагере воспроизводит систему самого советского общества – со своим высшим органом – «общим собранием», со своими «исполнительными органами», с политучебой, «производительностью труда», «самообслуживанием», с «наблюдением лагерной администрации», куда входят только «классово близкие» элементы из заключенных – из среды пролетариата и «беднейшего крестьянства» (С. 228). Один из вохровцев (разумеется, из заключенных) рассказывает о себе: по происхождению из бедняков, в Гражданскую войну ушел добровольцем в Красную армию. Потом оказался на какой‑то руководящей работе, о чем «распространяться» не хочет («Много безобразия было. Пили, кутили, превышение власти…» – С. 152). По прибытии в лагерь он был отобран для ВОХРа («статья у меня подходящая», С. 153). Кто же теперешние его «товарищи» — вохровцы? «Смотрю на товарищей – многие из них тридцатипятники, бывшие домушники, карманники» (С. 153).
Характерно, что глава о перековке вохровца, «Люди меняют профессию», конструктивно построена на параллельных исповедях самых злостных «отказников» и самого вохровца, который сразу становится «товарищем» (названия глав «Рассказ стрелка ВОХРа» – […] – «Отказ Ледеркина» – […] – «Ледеркин калечит лошадь во имя господа» – […] – «Стрелок ВОХРа продолжает свой рассказ» – «Отказ Орловой» – «Стрелок ВОХРа заканчивает рассказ»). Перед нами – параллельные «перековки» («смены профессий»). Композиционный параллелизм должен лишь усилить концептуальную параллельность сюжетных линий. Речь, однако, идет не только о взаимной перековке.
Горький утверждал, что «представители ГПУ – гвардия пролетариата, люди железной дисциплины и той поразительной душевной сложности, которая дается лишь в результате тяжелого и широкого житейского опыта, в результате длительного общения с «социально–опасными», с бессознательными и сознательными врагами пролетариата» (С. 13). Но «ББК» повествует и о других, куда более существенных истоках «поразительной душевной сложности» работников ГПУ.
Как показал Фуко, целью тюрьмы является внедрение открытой для надзора и контроля, явной и организованной массы преступников в диффузную массу недовольных и правонарушителей, которая становилась бы благодаря им прозрачной и доступной надзору. Они – вспомогательная тайная полиция, благодаря которой явная полиция распространяет свой надзор (в соответствии с этим, чем большее число людей прогоняется сквозь ГУЛАГ, тем обширнее эта вспомогательная армия). Эта связь между полицией и преступным миром имела большую традицию, уходящую своими корнями в «историю революционного движения»: большевики – бывшие заключенные, проделавшие путь от тюрем до Кремля.
Фуко предложил трехэлементную схему: полиция – тюрьма – преступник. Очевидно, что эта схема верна и в обратном направлении: преступник – тюрьма – полиция. Эта триада уже определенно напоминает знаменитую политэкономическую схему «товар – деньги – товар». В процессе «перековки» (говоря условно, в «тюрьме») преступники и превращаются в чекистов. Если верно, что тюрьма является кузницей преступников, тогда верно и то, что тюрьма – это кузница полицейских, чекистов – положительных героев сталинской эпохи, являющихся завершенным и полным воплощением партийной сознательности. Как известно, «перековка» описывает процесс изменения «человеческого материала». Исходной точкой «перековки» является «враг». Между тем сам дискурс перековки скрывает ее цель: за «героем труда» всегда просвечивает чекист. И не только как проводник «человека массы» сквозь круги «перековки», но именно как ее продукт. Перед нами – настоящий круговорот: чекисты преобразуют преступников с тем, чтобы сами преступники превратились в конечном счете в чекистов. «ББК» является в этом смысле настоящим введением в советскую героику, обнажающим прием превращения врага в героя.
Положительные герои, которым посвящены целые разделы книги о «ББК», – это начальник лагерей ОГПУ Матвей Берман, помощник начальника ГУЛАГа Семен Фирин, начальник строительства ББК Л. И. Коган, его заместитель Нафталий Френкель, начальник тыла строительства ББК Яков Раппопорт. Это – живые Левинсоны из романа Фадеева. Случай Френкеля в этом смысле показателен.
Перед нами – один из излюбленных образов советской литературы[285] – образ чекиста–руководителя. Вот его портрет, выполненный в полном соответствии с иконографией героя: «Изредка он задавал вопросы, оборачиваясь к прорабам, и тогда те видели его лицо под козырьком фуражки – худое, властное, с капризно вырезанным ртом и подбородком, выражавшим упорство. Глаза следователя и прокурора, губы скептика и сатирика. Он был похож на птицу. Окруженный суетящимися людьми, он казался замкнутым в страшное одиночество, тем более леденящее, что причина его была непонятна» (С. 213). Этот романтический персонаж имел, однако, весьма определенные взгляды на свою роль в лагере. Френкель считал, что «главное для начальника – это власть, абсолютная, незыблемая и безраздельная… воля подчиненных должна быть целиком в воле начальника» (С. 213). Вполне узнаваемые черты героя списываются с образа вождя.
Прежде всего чекист–руководитель обладает фантастическими знаниями и памятью. Так, Френкель совершенно «покорил инженеров»: «последние ошиблись в своих предположениях о дилетантизме Френкеля. Оказалось, что он знает очень много, некоторые думали, что он знает все. Совершенно невероятная емкость его памяти стала вскоре известна. Он помнил наизусть нормы урочного положения, численность рабочих по участкам и квалификациям, он мог в течение 10 минут точно сказать, сколько и каких материалов потребуется для той или иной постройки. Он оказался блестящим знатоком древесины и вообще лесного дела, специалистом по фунтам, удивительным рационализатором земляных работ. Он был агрономом, но его пестрая биография сталкивала его с десятками профессий, и отовсюду он умел выжимать и класть в свою феноменальную память самое главное, так что, казалось, не было вопроса, с которым он был бы незнаком. Однажды в поезде он ввязался в разговор двух работников треста ТЭЖЭ и заставил их замолчать, так как проявил исключительные познания в парфюмерном деле и оказался даже знатоком мирового рынка и особенностей обонятельных симпатий малых народностей на Малайских островах» (С. 214).
Далее, герой, подобно вождю, обладает невиданной трудоспособностью: «Неизвестно, когда спал этот человек! После 18 часов напряженной работы, совершенно бледный и особенно возбужденный, он собирал инженеров на ночные совещания, которые получили название всенощных бдений. Здесь начиналась «промывка»» (С. 214).
И, наконец, он обладает потрясающей «логикой речи». Вот фрагмент из стенограммы выступления Френкеля: «Инженер Будасси заявляет, что он не может дать бетон хорошего качества, так как у него нет опытных людей. Так. А полтора месяца тому назад в Повенце было совещание по вопросам качества, и инженер Будасси категорически заверил, что бетон хорош на все 100 процентов. Это означает, что:
а) или вы тогда вводили в заблуждение строительство, что у вас бетон хорошего качества;
б) или, заверяя, что тогда у вас был прекрасный бетон, вы лишаете себя возможности говорить теперь о том, что у вас плохой бетон, потому что якобы у вас нет технического персонала. Что же, вам царь небесный помог тогда сделать прочный бетон? Я могу сказать больше: огромная часть работающих у вас приобрела за это время навык, повысила свою квалификацию… тут надо искать настоящую причину плохого качества, а не подсовывать нам фальшивки в виде объективных причин. Их нет» (С. 215).
