Николай Анциферов - Петербург Пушкина
В раннем творчестве Пушкина мало отражены панорамы Петербурга. Отметить можно лишь несколько строчек из оды «Вольность» и из первой главы «Евгения Онегина».
В оде «Вольность» Пушкин называет Неву мрачной:
Когда на мрачную НевуЗвезда полуночи сверкаетИ беззаботную главуСпокойный сон отягощает,Глядит задумчивый певецНа грозно спящий средь туманаПустынный памятник тирана,Забвенью брошенный дворец.
Есть преданье, что Пушкин писал эти строки, созерцая дворец Павла I из окна квартиры Тургеневых, полный впечатлений от взволновавшей его беседы.
«Инженерный замок», созданный по замыслу вдохновенного зодчего В. И. Баженова,[33] окруженный со всех сторон каналами с подъемными мостами, с каменной облицовкой торжественного входа, с башней, завершенной иглой, напоминал о той ночи 11 марта 1801 года, когда «погиб увенчанный злодей».[34] Мысль о цареубийстве, как отмечал и Пушкин, была близка многим членам тайных обществ. Она не была чужда и самому поэту.
Окруженный туманом, «забвенью брошенный дворец» говорит не только о недавнем прошлом, по и о возможном будущем: этот замок, согласно замыслу оды «Вольность», должен был служить предостережением царям, попирающим «вольность» и «закон».
И в первой главе «Евгения Онегина» несколько строк посвящены невской панораме. Описывая встречу автора со своим героем, Пушкин говорит об их прогулке белой ночью по Дворцовой набережной:
Когда прозрачно и светлоНочное небо над Невою…
Друзья, погруженные в воспоминания, стояли на набережной, опершись о гранит.
Все было тихо; лишь ночныеПерекликались часовые;Да дрожек отдаленный стукС Мильонной раздавался вдруг;Лишь лодка, веслами махая,Плыла по дремлющей реке:И нас пленяли вдалекеРожок и песня удалая…[35]
В письме к брату Пушкин послал свой рисунок, изображавший на набережной двух молодых людей, и просил отыскать художника, который смог бы сделать иллюстрацию к изданию «Евгения Онегина»:
«Та же сцена, слышишь ли? Это мне нужно непременно». Под картинкою написано карандашом: «1. хорош. 2. должен быть опершися на гранит. 3. лодка. 4. крепость, Петропавловская»[36]
Заказанная поэтом по его рисунку иллюстрация была сделана художником А. Нотбеком, который не понял замысла поэта. В отличие от рисунка Пушкина художник изобразил его стоящим спиной к крепости.[37]
Позднее Пушкин написал шутливое стихотворение на изображенную им сцену.
Вот, перешед чрез мост Кокушкин,Опершись… о гранит,Сам Александр Сергеич ПушкинС мосье Онегиным стоит.Не удостоивая взглядомТвердыню власти роковой,Он к крепости стал гордо задом:Не плюй в колодец, милый мой!
(1829 г.)Возможно, что лодка, плывшая по «дремлющей реке» в ту белую ночь, когда Пушкин и его герой Онегин стояли у гранитного парапета Дворцовой набережной, — эта лодка везла нового узника в Петропавловскую крепость. Тогда становятся понятны и слова, взятые из русской пословицы: «Не плюй в колодец — пригодится воды напиться». Пушкин и сам опасался возможности сделаться узником «твердыни власти роковой».
Насколько в сознании Пушкина крепость была тесно связана с царской властью, свидетельствуют его слова в письме к брату (январь 1824 года):
«Осталось одно — писать прямо на его имя[38] — такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости»[.[39]
Это указание на всем известное местоположение дворца говорит само за себя: дворец царя и крепость-тюрьма — звенья одной системы, две стороны одной медали.
Опасения Пушкина оказаться узником Петропавловской крепости не были лишены основания. «Вольные стихи» доставили поэту широкую популярность в оппозиционных кругах.
«Тогда везде ходили по рукам, переписывались и читались наизусть его «Деревня», «Ода на свободу», «Ура! В Россию скачет…».[40]
Все это не могло остаться тайной для правительства и для самого царя. Директор лицея Е. А. Энгельгардт сообщил Пущину слова Александра I, сказанные ему:
«Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами: вся молодежь наизусть их читает».[41]
За Пушкина вступились Карамзин и Жуковский. Слава автора «Руслана и Людмилы» сделалась уже той силой, с которой не мог не считаться и царь. Вместо Сибири Пушкин был выслан в мае 1820 года на юг России, а в 1824 году — в псковское именье Пушкиных — Михайловское.
На семь лет поэт был вынужден расстаться с Петербургом. В первой главе «Евгения Онегина» Пушкин, полный свежих воспоминаний, писал о «брегах Невы», где родился его герой. Тут же он с горечью замечает:
Там некогда гулял и я:Но вреден север для меня.
Петербург Пушкин увидал, впервые после разлуки, лишь в мае 1827 года.
Эта встреча не походила на встречу с Москвой. Пушкин чувствовал себя уже оторванным от Петербурга, и встреча была холодной. Слишком много накопилось в его душе тяжелых воспоминаний, не только относящихся к его личной судьбе, но и к судьбе близких ему но духу людей, в особенности воспоминаний о пяти виселицах на Кронверкском валу Петропавловской крепости!
Свое восприятие города в те годы Пушкин отразил в стихотворении 1828 года:
Город пышный, город бедный,Дух неволи, стройный вид,Свод небес зелено-бледный,Скука, холод и гранит…
Пушкин остановился в «Демутовом трактире», в той самой гостинице, где он жил некогда со своим дядей перед поступлением в лицей. В свои посещения северной столицы в 1827, 1828, 1829 годах Пушкин общался с родными, которые жили на Фонтанке у Семеновского моста. Он принял горячее участие в примирении сестры Ольги с родителями после ее тайного брака с Н. И. Павлищевым. Пушкин часто бывал в Летнем саду, гулял но старым, хорошо знакомым аллеям, то один, то в обществе Вяземского и Плетнева. Он катался на лодке с А. П. Керн (воспетой им в стихотворении «Я помню чудное мгновенье»), беседуя о недавно умершем поэте Веневитинове.[42] Он посещал острова, покрытые «темно-зелеными садами», где любовался в лунную ночь Невою, читая по памяти свои стихотворения. Поэт ходил пешком в свое «отечество» — Царское Село, «исполнен сладкою тоской».[43] С особенной сердечной теплотой встречался Пушкин со своим лицейским другом, поэтом А. А. Дельвигом, который жил в доме Тычинкина на Загородном проспекте, у Владимирского собора. 19 октября 1828 года у Тыркова состоялось очередное собрание лицейских товарищей Пушкина. В «Протоколе празднования лицейской годовщины» рукой Пушкина написано стихотворение:
Усердно помолившись богу,Лицею прокричав ура,Прощайте, братцы: мне в дорогу,А вам в постель уже пора.
Во время приездов в Петербург поэт общался с друзьями своей юности, посещал излюбленные места.
И здесь, в Петербурге, III отделение следило за каждым шагом Пушкина. Но ничего крамольного в его поведении жандармы найти не могли, и бдительный помощник Бенкендорфа фон Фок в донесениях своему шефу вынужден был давать успокоительные отзывы о своем поднадзорном. Тем не менее над головою поэта «снова тучи… собралися»:[44] против него было возбуждено дело в связи с обнаружением его юношеской поэмы «Гавриилиада». Пушкина томили допросами. Однако это дело непосредственных последствий не имело. Но все возрастающая популярность великого поэта, конечно, не переставала беспокоить царя.
Как в Москве, так и в Петербурге Пушкин был желанным гостем всех салонов, которым не был чужд интерес к литературе. Поэт возобновил свои посещения салона вдовы Н. М. Карамзина — Е. А. Карамзиной. Этот салон посещали, помимо Пушкина, Жуковский, Вяземский, А. И. Тургенев — люди, которые были прежде связаны с «Арзамасом». В салоне Е. А. Карамзиной их продолжали называть арзамасскими кличками. Невысокий каменный дом с полукруглым окном в центре сохранился до наших дней на Гагаринской улице (ныне № 16).[45] Связь Пушкина с домом Карамзиных не прерывалась и в 30-х годах.
С салоном президента Академии художеств А. Н. Оленина Пушкин был также связан еще до южной ссылки. Оленин проживал на Фонтанке, у Семеновского моста, в большом доме (ныне № 101) с верандой, опиравшейся на колонки, с фронтоном и характерным для эпохи полукруглым окном в верхнем этаже. В доме А. Н. Оленина поэты и драматурги читали свои произведения. Здесь раздавались роли артистам. Художник Гонзаго писал декорации. В этом салоне некогда встречались «беседчики» с «арзамасцами». В доме Оленина Пушкин в 1819 году познакомился с А. П. Керн. После своего возвращения в Петербург поэт бывал у Олениных и в их загородной мызе Приютине.[46]
