Борис Владимирский - Венок сюжетов
Победоносиков. Легкость телодвижений, нравоучительная для каждого начинающего карьеру. Доступно, просто, на это можно даже детей водить. Между нами, мы – молодой класс, рабочий – это большой ребенок. Оно, конечно, суховато, нет этой округленности, сочности…
Режиссер. Ну, если вам это нравится, здесь горизонты фантазии необъятны. Мы можем дать прямо символистическую картину из всех наличных актерских кадров. (Хлопает в ладоши.)
Свободный мужской персонал – на сцену! Станьте на одно колено и согнитесь с порабощенным видом. Сбивайте невидимой киркой видимой рукой невидимый уголь. Лица, лица мрачнее… Темные силы вас злобно гнетут. Хорошо! Пошло!.. Вы будете капитал. Станьте сюда, товарищ капитал. Танцуйте над всеми с видом классового господства. Воображаемую даму обнимайте невидимой рукой и пейте воображаемое шампанское. Пошлу! Хорошо! Продолжайте! Свободный женский состав – на сцену!
Вы будете – свобода, у вас обращение подходящее. Вы будете – равенство, значит, все равно, кому играть. А вы – братство, – другие чувства вы все равно не вызовете. Приготовились! Пошли! Подымайте воображаемым призывом воображаемые массы. Заражайте, заражайте всех энтузиазмом! Что вы делаете?!
Выше вздымайте ногу, симулируя воображаемый подъем. Капитал, подтанцовывайте налево с видом Второго Интернационала. Чего руками размахались! Протягивайте щупальцы империализма… Нет щупальцев? Тогда нечего лезть в актеры. Протягивайте, что хотите. Соблазняйте воображаемым богатством танцующих дам. Дамы, отказывайтесь резким движением левой руки. Так, так, так! Воображаемые рабочие массы, восстаньте символически! Капитал, красиво падайте! Хорошо!
Капитал, издыхайте эффектно!
Дайте красочные судороги!
Превосходно!
Мужской свободный состав, сбрасывайте воображаемые оковы, вздымайтесь к символу солнца. Размахивайте победоносно руками. Свобода, равенство и братство, симулируйте железную поступь рабочих когорт. Ставьте якобы рабочие ноги на якобы свергнутый якобы капитал.
Свобода, равенство и братство, делайте улыбку, как будто радуетесь.
Свободный мужской состав, притворитесь, что вы – «кто был ничем», и вообразите, что вы «тот станет всем». Взбирайтесь на плечи друг друга, отображая рост социалистического соревнования.
Хорошо!
Постройте башню из якобы могучих тел, олицетворяя в пластическом образе символ коммунизма.
Размахивайте свободной рукой с воображаемым молотом в такт свободной стране, давая почувствовать пафос борьбы.
Оркестр, подбавьте в музыку индустриального грохота.
Так! Хорошо!
Свободный женский состав – на сцену!
Увивайте воображаемыми гирляндами работников вселенной великой армии труда, символизируя цветы счастья, расцветшие при социализме.
Хорошо! Извольте! Готово!
Отдохновенная пантомима на тему -
«Труд и капиталактеров напитал».
Победоносиков Браво! Прекрасно! И как вы можете с таким талантом размениваться на злободневные мелочи, на пустяшные фельетоны? Вот это подлинное искусство – понятно и доступно и мне, и Ивану Ивановичу, и массам.
Иван Иванович. Да, да, удивительно интересно! У вас есть телефон? Я позвоню… Кому-нибудь позвоню. Прямо душа через край. Это заражает! Товарищ Моментальников, надо открыть широкую кампанию.
Моментальников.
Эчеленца, прикажите!Аппетит наш невелик.Только хлеба-зрелиш. нам дадите, —все похвалим в тот же миг.
Победоносиков. Очень хорошо! Все есть! Вы только введите сюда еще самокритику, этаким символистическим образом, теперь это очень своевременно. Поставьте куда-нибудь в сторонку столик, и пусть себе статьи пишет, пока вы здесь своим делом занимаетесь. Спасибо, до свидания! Я не хочу опошлять и отяжелять впечатления после такой изящной концовочки. С товарищеским приветом!
Иван Иванович. С товарищеским приветом! Кстати, как фамилия этой артисточки, третья сбоку? Очень красивое и нежное… дарование… Надо открыть широкую кампанию, а можно даже узкую, ну так… я и она. Я позвоню по телефону. Или пускай она позвонит.
Моментальников
Эчеленца, прикажите!Стыд природный невелик.Только адрес, адрес нам дадите, —стелефоним в тот же миг.
Как видим, Булгаков, Маяковский и Всеволод Вишневский в середине 20-х годов были совершенно единодушны в яростном неприятии псевдореволюционной халтуры, дискредитирующей искусство и только мешающей появлению настоящих произведений на советской сцене. Таких, какими стали пьесы самого Маяковского, Всеволода Вишневского, Всеволода Иванова и целого ряда других замечательных советских драматургов.
Как видим, здесь театральная пародия, где целая пьеса или целый акт посвящены специально спору с неприемлемыми театральными и социальными явлениями (исследователи определяют ее как монументальную пародию), – это не просто разрядка. Здесь она выполняет чрезвычайно важную функцию – функцию социальной и эстетической критики.
Наверное, мы не будем далеки от истины, если основное качество театральной пародии сформулируем так: это одна из самых глубоких и наглядных форм театральной критики. Именно так. И она помогает театральному искусству освобождаться от штампов, халтуры и прочих явлений, мешающих ему.
Не всегда, конечно, пародия может справиться сама по себе. Но и без нее бывает трудно. «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым», – это касается и жизни театра.
Но расстаться, конечно, не просто. Рутины много и в современном театре тоже.
Театральная пародия сегодня не такой распространенный жанр. У нас нет специально пародийных представлений. Сегодня она существует, в основном, в рамках капустников, о которых шумят, говорят и в Москве, и в Ленинграде, и в Киеве.
Такие капустники бывают и в Одессе. Как-то ставили капустник, посвященной театральной жизни. Была очень смешная пародия на распространившиеся у нас «производственные» пьесы. Они поднимают иногда очень важные проблемы, как, скажем, «Премия» Гельмана. Но потом по этому образцу возникает много-много других, часто шаблонных. Пьеса, которую разыграли на сцене одесского Дома актера, называлась «Добавка». Действие происходило в детском саду. Группа малышей отказалась от добавки манной каши, потому что там обнаружились недовложения продуктов. Очень смешной спектакль.
Театральная пародия и сегодня в пути, она не говорит своего окончательного слова. И вот еще примеры.
Я до сих пор говорил об отечественной театральной пародии в разных ее формах. Теперь приведу два примера, касающиеся пародии зарубежной, чтобы показать, что наши проблемы недалеки от тех, какими живет мировой театр.
Очень своеобразная пародия принадлежит одному из самых интересных сегодня зарубежных сатириков – американскому режиссеру, актеру и писателю Вуди Аллену. Это пародия на балетное либретто, на попытки изложить предметное содержание языком танца. И касается она (тут уж придется нам это пережить) самого лучшего, наверное, отечественного балета «Лебединое озеро». Рассказ Вуди Аллена называется:
«ЧАРЫ»Увертюру весело начинают медные духовые, однако внизу на басах, барабан вздыхает, словно предупреждая нас «Да не слушайте вы группу духовых! Они же ни черта не понимают!» Тут поднимается занавес, за ним дворец – принца Зигмунда, прекрасный, к тому же приносящий доход в виде арендной платы. У принца день рождения, ему исполняется двадцать один год, но когда он открывает коробки с подарками, его охватывает уныние: в большинстве коробок – пижамы. По одному его старые друзья подлетают к нему с поздравлениями, и он либо жмет им руки, либо хлопает по заду, смотря по тому, как оказался к нему повернут подлетевший приятель. Со своим лучшим другом, Вольфшмидтом. принц предается грусти- они клянутся, что если один из них облысеет, то парик станет носить и другой.
Вся группа танцует приготовления к охоте, пока Зигмунд не говорит: «Какая еще вам охота?» Никто толком ничего не понимает, попойка зашла слишком далеко, и, когда приносят счет, происходит замешательство.
Разочарованный жизнью, Зигмунд бредет, танцуя, к берегу озера, где в течение сорока минут любуется своим несравненным отражением в досаде на себя за то, что не захватил помазок и бритву. Внезапно он слышит хлопанье крыльев – это стая диких лебедей, застилая собой луну, пролетает над озером. Лебеди забирают вправо и возвращаются – прямо на Зигмунда. В ошеломлении Зигмунд замечает, что их предводитель – наполовину лебедь, наполовину женщина. К сожалению, линия раздела проходит вдоль.
Женщина-лебедь очаровывает Зигмунда, который изо всех сил пытается удержаться от шуточек насчет птицефермы Следует па-де-де Зигмунда и Женщины-лебедя, которое кончается тем, что Зигмунд стряхивает ее с себя на пол.
