Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
Сегодня такая деталь, как профессиональная ревность между двумя педагогами, вызывает улыбку, а в то время составляла серьезную проблему для их учеников. Например, подопечным Янкелевича было запрещено проникать на занятия к Ойстраху. Я помню рассказы замечательной скрипачки Татьяны Гринденко во время съемок программы “Нескучная классика”, посвященной памяти ее педагога профессора Янкелевича. По ее словам, Юрий Исаевич с большим трепетом, словно к родным детям, относился к ученикам. Очень живо интересовался их личной и повседневной жизнью – с кем общаются, чем увлекаются, с кем дружат. Когда у Татьяны Гринденко – о ужас! – завязался роман с учеником Давида Ойстраха Гидоном Кремером, она до последнего скрывала сей факт от Янкелевича. Они тщательно оберегали свои отношения, долго прятались… не от родителей или законных супругов, которых не было, а от педагога. Только когда роман скрывать стало совсем невозможно, Гринденко пришла к Юрию Исаевичу с повинной головой.
Гидон Кремер – один из значимых для меня музыкантов, чьи графики до сих пор не совпали с расписанием “Нескучной классики”. Тем ценнее для меня наш разговор в рамках программы “Камертон”, состоявшийся в 2006 году в Мюнхене.
Наша съемочная группа поселилась в гостинице, расположенной неподалеку от концертного зала, где предстояло выступать Кремеру. С неба неторопливо сыпались крупные хлопья снега, задавая неспешный темп нашей беседе. Горел теплый, уютный свет. Гидон был в прекрасном расположении духа. Очень внимательный, очень тактичный. Говорить с ним было легко и безумно интересно.
Отбирая интервью для этой книги, я с грустью поняла, что многие из них откорректировало время. Наверняка за годы, минувшие с момента выхода передачи “Камертон”, в жизни Гидона Кремера тоже произошло много перемен, осуществилось множество новых творческих проектов, но смысл беседы, как мне кажется, отнюдь не устарел, поскольку говорили мы о вечном: о музыке, о любви, о жизни. Потому разговор этот созвучен и сегодняшнему дню. Не знаю, созвучен ли он сегодняшнему настроению Гидона Кремера… но смею надеяться, что да…
Разговор 2006 года, программа “Камертон”
САТИ СПИВАКОВА Здравствуйте, вот мы и в Мюнхене. В эфире программа “Камертон”.
ГИДОН КРЕМЕР Хорошее название!
С. С. Гидон, читая вашу книгу “Обертоны”[35], в самом начале я обратила внимание на фразу, которая меня зацепила. “Только человек, не поддающийся вирусам предрассудков, способен радоваться собственной жизни”. Но, вероятно, это ощущение приходит не сразу. Вот сегодня вы уже можете сказать, что наслаждаетесь жизнью?
Г. К. Я даже не помню, что такие умные слова написал, и, говоря о предрассудках, просто цепляюсь за вашу фразу. Недавно на одной из улиц Будапешта недалеко от концертного зала, где должен был выступать вечером, я натолкнулся на табличку на доме: “Институт исследования предрассудков”. Этот институт был основан Питером Устиновым. И я подумал, какая дерзкая, но правильная идея. Потому что предрассудки, безусловно, являются огромным препятствием на пути к пониманию друг друга. Я не помню, чтобы я писал, что человек, который свободен от предрассудков – счастлив.
С. С. От вируса предрассудков.
Г. К. От вируса предрассудков, да. Спасибо за цитату. Но я уверен, что и во мне еще сидят предрассудки. И что того состояния нирваны, или счастья, о котором все буддисты мечтают и к которому стремятся, я еще не достиг. Не знаю, удастся ли его познать. Ведь размышлять о предрассудках легче, чем их преодолевать.
С. С. Вы понимаете направление, в котором следует идти, чтобы достичь этого состояния счастья или нирваны? Насколько я понимаю, даже если музыкант выходит на сцену и, как кажется со стороны, добивается совершенства и полной гармонии, он редко бывает собой полностью доволен. Все равно внутри точит червь сомнения – что-то недоработано, недоделано, недовысказано… И этот червь отравляет потом радость от достигнутого. Я знаю немало ваших коллег, которые на вопрос, как прошел концерт, с уверенностью отвечают: замечательно. Другие же артисты – и вы, безусловно, в их числе – даже про себя не произносят слово “замечательно”, но знают цену тому, что им удалось свершить на сцене.
Г. К. Этим небольшим вопросом-монологом вы обозначили сразу столько разных тем, и все они резонируют, каждая по-своему. Начнем с того, что состояние счастья на сцене по определению сомнительно, потому что сцена требует от артиста высочайшего напряжения, собранности, концентрации. Казалось бы, заниматься любимым делом, причем заниматься, пытаясь “дойти до самой сути”, – это и есть счастье. Но это не состояние счастливой расслабленности и уж никак не нирваны. Великий Мравинский описывал сцену как своего рода гильотину. Сцена – это вечный вопрос, вечное испытание. К тому же описанная вами “банка с червями” в концертной деятельности открывается часто, потому что если ты по-настоящему творчески относишься к делу, то это дело неразрывно связано с вопрошанием. Можно ли сделать по-другому? Можно ли сделать лучше? Как это было субъективно, как это было объективно? Володя Спиваков где-то цитировал своего отца, который говорил: “Для того чтобы выжить, надо быть в десять раз лучше других”. Мне папа говорил то же самое чуть ли не слово в слово. Такое, если хотите, проклятье. Хотя задумано было как воспитательный метод, призванный подвигнуть на невероятные свершения и заставить осознать реальность того, что в нормальной нашей среде, со всей этой закулисной возней, и травлей, и прочим, нужно быть лучше, чем просто хорошим. И этот яд, этот своеобразный вирус был и инъекцией на выживаемость, и он же провоцировал постоянное недовольство. Поскольку что и как бы я ни делал, как бы ни старался (может быть, у Володи было похоже), папа считал, что надо было сделать еще лучше. И я часто думаю, что вот это тоже осталось во мне и как частичка стремления к недостижимому совершенству, и как небольшая (или большая) травма.
С. С. Быть может, я не права, но эта рефлексия, съедающая артиста изнутри, уходит корнями в советскую почву, в те времена, когда учились и вы, и Володя, и вся ваша плеяда. Я беру конкретно музыкальную среду. Несмотря на то что вам давали потрясающее образование, вас же сразу психологически ломали, программируя только на победу. Вас программировали на социалистическое соревнование, на то, что, если тебя посылают на конкурс, ты обязан привезти медаль. Вы говорили про своего папу, а я вспомнила Володину маму, которая горделиво заявляла, что никогда не хвалила своего сына, но всегда говорила ему: можно играть лучше. Но это же ужасно.
Г. К. Безусловно. А ведь кроме папы и мамы есть еще и педагоги… Недавно мне рассказали душераздирающую историю про одного очень
