Валентин Красилов - Метаэкология
На заре жизни нуклеотидные частицы могли внедряться как паразиты в белковые частицы. Со временем они образовали систему памяти, позволяющую восстановить их среду обитания — белковый организм. Генетическая система по-прежнему питается и размножается, однако с точки зрения белковой системы это выглядит как обслуживающие функции транскрипции (считывания кода) и репликации (удвоения генетического материала в процессе деления клетки). Поскольку эти процессы связаны между собой, то изменения среды, влияющие на транскрипцию тех или иных генов, отражаются также на репликации и таким образом вводятся в генетическую память (не вдаваясь в детали этого во многом еще гипотетического механизма, заметим, что ставшее хрестоматийным представление о случайных мутациях — ошибках кодирования — как единственном источнике наследуемых изменений не учитывает системные свойства генома).
Взаимодействие нуклеотидной и белковой систем — пример взаимного обслуживания, показывающий, как в принципе могут быть построены взаимоотношения со средой. Геном человека — это память о всей предшествующей истории жизни — ведь миллионы исчезнувших видов оставили в ней свой след. Это запись, параллельная геологической летописи. История человека есть продолжение истории биосферы. Осознание этого превратит человеческое общество из паразита на теле природы в ее двойника и помощника (человек видел смысл жизни в служении богу, но появился бог, готовый служить человеку, ибо раболепие унижает, а обоюдное служение возвышает). Для создания столь продуктивного тандема необходимо, с одной стороны, увеличить объем памяти (это задача науки), с другой — изменить этические установки.
Тому, кто прожил жизнь среди дикой и полудикой природы, трудно согласиться с тем, что сохранить природное наследие можно, лишь отгородив его от человека штрафами и заборами из колючей проволоки. Известно немало случаев, когда присутствие человека способствует увеличению биологического разнообразия. Исключение человека, как и любого другого вида, обедняет биологическое сообщество и лишает его перспектив развития. Как и любой вид, человек может сократить биологическое разнообразие путем вытеснения других видов, а может и увеличить его путем внедрения новых форм взаимодействия, открытия новых экологических ниш. В течение всей истории органического мира прогрессивное развитие было связано с этой последней возможностью.
В идеологии охраны природы романтическая установка сталкивается с прагматической подобно тому, как это происходило в социологии на ранних стадиях становления теории эволюции (см. выше). Романтические чувства побуждают нас помогать слабым и обездоленным, а теория естественного отбора как бы подсказывает противоположный образ действий. Так и романтически восторженное отношение к природе, стремление защитить ее от ущерба, наносимого человеческой деятельностью, входит в противоречие с подсказанной традиционным эволюционизмом мыслью о том, что человек как наиболее конкурентоспособный вид имеет природное право на вытеснение менее конкурентоспособных видов, так или иначе обреченных на вымирание, и к тому же, как любой хищник, законно потребляет свою долю биомассы.
Заметим в этой связи, что конкурентное вытеснение одних видов другими происходит лишь на ранней стадии развития биотических сообществ. В развитых сообществах разделение экологических ниш сводит конкуренцию к минимуму, способствуя росту разнообразия. К тому же, природный хищник не наносит ущерба генофонду. Человек же в роли сверххищника берет из природных популяций самое лучшее (самые крупные деревья на лесопилку, самых красивых животных в качестве охотничьих трофеев и т. д.), осуществляя таким образом геноцид. Эти действия входят в явное противоречие с экологическим правом.
Причину того, что воздействие человека на природу носит преимущественно разрушительный характер, сопоставимый с кризисами геологического прошлого, следует, вероятно, искать в инерции пионерной стратегии, установки на избыточный популяционный рост, по сей день поддерживаемой международной конкуренцией и военным противостоянием. Однако уже заметны признаки перехода к жизненной стратегии когерентно развивающегося вида, ростки биосферной этики, на основе которой станет возможно сохранение и бескризисное развитие биосферы.
Тесно связано с биосферной этикой развитие этики социальной. Все больше человеческих способностей (не только умение быстро бегать, или противостоять холоду, но и вычислительные способности, память и т. д.) переходят из адаптивных в адаптивно нейтральные, не дающие одним людям безусловного преимущества над другими в плане «вертикальных» отношений, но способствующих росту «горизонтального» разнообразия человеческих индивидов, находящих свою уникальную социокультурную нишу и тем самым избегающих конкуренции с другими индивидами (которая возникает лишь в случае перекрытия ниш).
Мы подошли к оценке эволюции с этических позиций. Этическая функция прогрессивно развивалась в ходе эволюции. Генетическое копирование появилось как средство сохранения первичных организмов (сохранение единственного экземпляра затруднительно). На этой стадии судьба индивида не имеет большого значения, он — всего лишь одна из множества копий. Смерть ассоциируется с гибелью матрицы, и все приспособления белкового «футляра» направлены на ее сохранение. Однако, чем лучше футляр, тем больше его самоценность. На какой-то стадии он оказывается ценнее матрицы, которая теперь уже нужна для его сохранения.
Половой процесс в зачаточной форме был скорее всего средством увеличения количества генетического материала перед делением клетки. У бактерий он заключается в передаче генов от одной клетки к другой (выступающая в роли донора считается мужской). Однако у высших организмов основное назначение полового процесса состоит в компенсации генетических дефектов. Сочетание разных вариантов гена дает более сбалансированное развитие, ослабляет эффект мутаций и позволяет избежать цензуры отбора. Родительские гены образуют новые комбинации, которые у потомства (или хотя бы части его) могут оказаться более удачными. В противоположность этому при бесполом размножении потомство не может быть ни в каком отношении лучше родителей (непонимание роли полового процесса, который обычно рассматривается как фактор ускорения отбора, связано с неверной концепцией эволюционного прогресса и представлением об отборе как положительном явлении; природа якобы «заинтересована» в как можно более жестком действии отбора, тогда как в действительности она «заинтересована» как раз в обратном — сохранении каждой жизни, и половой процесс способствует этому, сохраняя в гетерозиготных комбинациях ту часть генетического разнообразия, которой грозит выбраковка).
В результате полового процесса каждый раз возникает уникальное сочетание генов — основа индивидуальности. Можно передать свои гены потомству, но нельзя целиком повториться в нем. Старый метод сохранения — копирование — отходит в прошлое, поскольку матрица изменяется с каждым половым актом. Прогресс теперь требует приспособлений, сохраняющих не столько матрицу, сколько индивид.
Лестница природы возникла потому, что и одноклеточные водоросли, и люди способны к устойчивому существованию в пространстве и времени, но первые существуют за счет производства огромного числа почти идентичных копий, большая часть которых неизбежно гибнет до естественного завершения жизненного цикла, образуя «отходы производства», тогда как вторые стремятся сохранить каждое индивидуальное существование и не допустить «отходов» (если не считать рецидивов стратегии одноклеточных в регрессивные периоды войн и революций). Высокоэнтропийные состояния преодолеваются в ходе биологической эволюции с помощью внутренних механизмов регуляции численности и увеличения устойчивости систем за счет усложнения их структуры, выражающегося в разнообразии элементов.
Человеческие популяции на ранней стадии эволюции несомненно подвергались частым воздействиям катастрофического характера — истреблению эпидемиями, хищниками, конкурентами — которые вызывали резкие колебания численности. Над племенами постоянно нависала угроза вымирания, от которого было лишь одно надежное средство — плодиться и размножаться. «Бытие» дает яркие примеры этой пионерной психологии. Договор Авраама с богом включал главным условием порождение потомства, многочисленного, как звезды в небе. Эта психология сохранилась и по сей день, однако уже совершенно очевидны признаки перехода — в масштабах всего человечества — от популяционного роста к популяционному равновесию.
