Человек читающий. Значение книги для нашего существования - Хисген Рюд
Точно так же как и первоначальная письменность, изобретение Гутенберга претерпело значительную эволюцию, но длилась эта эволюция не пять с половиной тысячелетий, а всего лишь пять с половиной веков. Чем старше становится наша культура, тем быстрее происходит ее эволюция. Усовершенствования печатного станка Гутенберга придумывались одно за другим. Процесс книгопечатания надо было сделать предельно дешевым, так как все больше и больше людей хотело читать. И наоборот: оттого что книгопечатание становилось все дешевле, все больше народу могло позволить себе купить книгу.
Печатная книга — не рукопись
Сходство между первыми книгами, напечатанными типографским способом, и их рукописными предшественниками столь велико, что иногда их трудно друг от друга отличить. В этой связи часто говорят об имитации, но, скорее всего, печатники просто-напросто продолжали рукописную традицию, используя технические новшества. Так, как выглядели рукописные книги, должны были выглядеть все книги, других книг печатники никогда в жизни и не видели. Что же особенного было в изданиях Гутенберга по сравнению с рукописными книгами (не считая технологии производства)?
Точно так же как и рукописи, печатные книги превращают тексты в материальный объект. Печатные книги тоже фиксируют текст. Напечатанные тексты тоже можно изучать внимательно и спокойно, сравнивая высказанные в них точки зрения. Их тоже можно перемещать в пространстве, хранить и коллекционировать в частных или институциональных библиотеках. Равно как и рукописи, печатные книги — это предметы, способствующие дальнейшей объективизации знания. Пока что мы ничего нового не назвали. Но промышленное производство книг сообщает печатной книге и ряд черт, которых не имели рукописи. Одна из них сразу бросается в глаза: возможность быстрого производства большого количества копий. Впервые появляется понятие «тираж». Для создания одного экземпляра Библии монаху требовался год, а Гутенберг напечатал 180 экземпляров своей «В42» примерно за три года.
Печатные книги и рукописные источники одинаково недолговечны (не считая надписей на камне). Но недолговечность печатных книг, можно считать, сводится на нет благодаря большим тиражам. Когда экземпляров много, уничтожение нескольких из них не будет роковым. Воровство и пожары теперь гораздо менее опасны. Печатная книга не только фиксирует текст, но и тиражирует его, а это уже нечто совсем иное. Во всем тираже один и тот же текст напечатан на одних и тех же страницах — в то время как писец в скриптории не может не допускать ошибок и, соответственно, не может копировать текст в точности. Когда одни и те же части текста напечатаны на одних и тех же страницах, становится логичным их пронумеровать, в результате чего при цитировании мы можем указывать номер страницы: а ведь это стало краеугольным камнем в научных построениях. Благодаря ссылкам с номером страницы будущие поколения ученых могут, по выражению Ньютона, «стоять на плечах гигантов». Паутина ссылок на источники укрепляет статус и авторитет печатных книг.
Но главное отличие печатных книг от рукописных при взгляде на сами эти объекты не заметно: а именно то, что книгопечатание — это промышленный процесс, требующий инвестиций. Рукописную копию обычно создавали в том случае, если ее кто-то заказал. А для Гутенберга суть его изобретения заключалась в максимально быстром и максимально дешевом воспроизведении текста независимо от заказов. Это возможно только при больших тиражах и требует предварительного капиталовложения: в оборудование, в металл для литер — и, главное, в бумагу. Бумага делалась из тряпья и долго оставалась наиболее затратным пунктом. Так что книгопечатание представляло собой вполне рискованное предприятие, особенно по мере роста конкуренции. Рынок индульгенций, библий, богослужебных книг, катехизисов и сборников молитв был велик, но не безграничен. Тот, кто вложил деньги в печатный станок и сопутствующие материалы, стремился, разумеется, оправдать это вложение. Так что побочным эффектом изобретения книгопечатания стало создание новых рынков для сбыта книг, чему способствовало появление новых авторов и возникновение новых литературных жанров.
Книжный Миропорядок
Хотя сначала круг читающей публики был весьма узок, книгопечатание в мгновение ока распространилось из Майнца по всей Европе. В 1500 году примерно в 250 городах работало уже около тысячи печатников. Всего за полвека они сумели выпустить 20 000 000 книг. Одним из первых авторов, бурно приветствовавших печатный станок, стал Мартин Лютер (1483–1546). Или, возможно, наоборот: это печатный станок приветствовал Лютера. Темы, на которые размышлял Лютер, волновали очень и очень многих. Сочиненные им книги разлетались, как горячие пирожки, так что книгопечатники принимали его с распростертыми объятиями. Лютер стал активным публицистом. Вывешенные им в 1517 году 95 тезисов против торговли индульгенциями дали толчок к настоящей войне памфлетов.
Критическое отношение Лютера к католической вере вылилось в опиравшуюся на его идеи Реформацию. Или, точнее сказать, в целую серию реформаций, потому что недовольство Лютера разделяли многие его современники. В Цюрихе Ульрих Цвингли (1484–1531) и в Женеве Жан Кальвин в (1509–1564), да и в разных княжествах и вольных городах Германии появились собственные реформаторы, разработавшие каждый свое собственное протестантское учение. Руководствуясь менее возвышенными мотивами, свой вариант реформации церкви осуществил в Англии Генрих VIII (1491–1547). Он порвал отношения с папским престолом, после того как папа отказался расторгнуть его брак с Екатериной Арагонской.
Камнем преткновения для многих реформаторов было, наряду с торговлей индульгенциями и коррумпированностью церковников, посредничество духовенства в общении верующих с Богом. Согласно учению Лютера, человек может спастись только благодаря вере, дарованной ему непосредственно Богом. А в католицизме тот, кто хочет жить без греха, должен следовать советам священника или епископа. Лютер отверг такую постановку вопроса и объявил, что верующий должен постигнуть христианские истины сам, читая Писание, а не через католическую церковь и ее служителей. «Sola scriptura» («только Писание») — провозгласил он и тем самым поставил чтение выше слушания и говорения.
Иными словами, верующие должны читать Библию сами, а не узнавать о ее содержании от наместников Бога на земле. Чтобы упростить эту задачу для тех, кто не знает латыни, Лютер перевел Новый Завет на немецкий. Его перевод увидел свет в 1522 году. Первый тираж был раскуплен за месяц. Ветхий Завет Лютер переводил еще двенадцать лет. С 1534-го по 1546-й (год смерти Лютера) было продано около 200 000 экземпляров выполненного им полного перевода Библии[113].
Благодаря быстрому распространению печатных памфлетов сторонники реформации могли легко обмениваться идеями с единомышленниками. Это способствовало выработке текстуальных сообществ{31} (textual community) людей, читавших Библию критически. Но дело было не только в Библии. Все мысли верующих об источниках их веры фиксировались теперь в письменном виде. В результате возникла целая индустрия по изданию книг, содержащих интерпретацию различных вопросов веры. Так что протестанты привыкли много читать и тем самым оказались подготовлены к чтению текстов другого рода.
В XVI веке, когда книгопечатание распространилось по всей Европе, полностью подтвердилось опасение Екклесиаста, предупреждавшего, что «много читать — утомительно для тела» (Книга Екклесиаста 12:12). Ранее, когда Слово Божье приходило к мирянам в устной форме, в изображениях на иконах и в обрядах, могло сохраняться единство в интерпретации этого Слова. Власть католической церкви была централизованной и иерархической. Папа римский находился на вершине пирамиды и являлся высшим авторитетом в вопросах экзегетики. Однако лавина новых книг создавала возможность для всяческих дискуссий, интерпретаций, критики и тем самым сомнений в Слове Божьем. Благодаря книгопечатанию верующие смогли не только прочитать Священное Писание, но и познакомиться с множеством комментариев и толкований. Значение Слова Божьего как бы приблизилось к человеку: если до сих пор Библию объясняли только церковные авторитеты, то теперь это стали делать сами верующие, стремившиеся проникнуть в истинное значение слов. Так Реформация дала новый импульс к вдумчивому чтению.
