Теа Бюттнер - История Африки с древнейших времен

Восстание в Момбасе, направленное против колониального господства португальцев, обнаружило типичные для той эпохи черты. Оно, бесспорно, было хорошо подготовлено. Однако, хотя население Манды, Чаке-Чаке на острове Пемба и Пате одновременно отказалось платить дань португальскому государю, остальные города побережья и хинтерланда в решающий момент не поддержали Момбасу. Португальцам неизменно удавалось использовать в своих целях вражду и соперничество между арабо-суахилийски-ми правящими семьями. Снова сказалось стратегическое и военно-техническое превосходство португальцев, прежде всего в организации колониальных войск. Повстанцам, несмотря на значительные временные успехи, под конец не оставалось иного выхода, как бежать подальше от побережья, чтобы спастись от мести португальцев. В то время подобные восстания не могли увенчаться успехом еще и потому, что не имели программы и не ставили перед собой далеко идущих целей [62].

Идеологические требования повстанцев — возвращение к исламу и прекращение деятельности католических миссий и монашеских орденов, прокладывавших путь португальскому колониализму и извлекавших из него выгоды, — показывают, что задачей восстания было восстановление старых политических и социальных порядков, существовавших до португальского завоевания.

Несмотря на репрессии и разрушения, города восточноафриканского побережья в XVI–XVIII вв. оставались центрами развития; суахилийской культуры. С середины XVII в. они обратились к поискам нового военного союзника, который вскоре появился, но-отнюдь не принес им долгожданной независимости. Это был имам Маската-Омана. С 1652 по 1698 г. имам Султан ибн Сайф покорил все города к северу от Мозамбика и поставил над ними своих наместников. На восточном побережье Африки у португальцев появился новый соперник.

В Западной и Центральной Африке началась новая глава колониальной политики Португалии. На первых порах экспансии на побережье Западной Африки торговые фактории добивались «активного торгового баланса» в основном с помощью различных форм вымогательского обмена с местными торговцами и племенами. Крепости на Золотом Береге — в Эльмине, Аксиме, Шаме и недолгое время в Аккре — наряду со своим прямым назначением служили торговыми опорными пунктами. Наибольшим спросом пользовалось у европейцев на побережье золото, за ним шли слоновая кость, перец, воск и только затем рабы, исчислявшиеся единицами. В обмен на эти товары торговцам из племени фанти предлагали соль, ткани, орудия труда, огнестрельное оружие. Крепости были зримыми свидетельствами военного превосходства новых пришельцев, призванными подтверждать их власть над прибрежными районами и защищать их от посягательств европейских конкурентов. В Бенинском заливе португальцы обосновались лишь ненадолго.

С конца XV в. главное их внимание было направлено на область близ устья Конго, но только во время второго путешествия Диогу Кану удалось попасть ко двору маниконго. Правитель восседал на богато украшенном троне из слоновой кости, его голову венчал головной убор, сплетенный из пальмовых листьев, через плечо висел отделанный серебром лошадиный хвост — символ царской власти, левую руку украшал браслет из слоновой кости. За первыми контактами последовали очень оживленные отношения в ближайшие несколько лет. В энергичном правителе Конго, вынужденном преодолевать многочисленные трудности в связи с феодальным сепаратизмом[63]. Португалия видела своего естественного союзника, которого в целях подготовки почвы для эксплуатации Африки следовало поддерживать и одновременно использовать в своих интересах.

С 1489 г. происходил регулярный обмен посольствами между Португалией и двором маниконго. Король Португалии направлял в Конго не только миссионеров, но и ремесленников: каменщиков, плотников, кровельщиков, которые превратили столицу Мбанза (на севере современной Анголы) в город, состоявший из больших зданий. Были возведены церкви, и вслед за вождем приморской области Соньо маниконго и тысячи его подданных, совершив пышный ритуал, приняли католичество. При правителе Аффонсу I (1507–1543) миссионерам был открыт свободный доступ в столицу государства Конго, которая стала называться Сан-Сальвадор, придворный этикет маниконго был перестроен по португальскому образцу, управление государством «реформировано» по принципу португальских кодексов права, носивших феодально-абсолютистский характер. Место вождей и правителей заняли герцоги и маркизы, одевавшиеся по португальской моде. Благодаря этому мероприятию были не только учреждены новые служилые должности, но и укреплено внутреннее управление государством по территориальному принципу[64].

Сыновья конголезской знати обучались в Португалии. Сын Аффонсу I Энрике, долго живший в Португалии, был принят папой римским и рукоположен в сан епископа Утики. В архивах Португалии хранятся относящиеся к этому периоду 22 письма Аффонсу I королю Португалии Мануэлу, написанные различными секретарями на превосходном португальском языке. В них, как в зеркале, отразились мысли и действия правителя Конго, человека в известном смысле необычайно образованного для своего времени. Из писем видно, как он искал у европейских пришельцев помощи и поддержки в борьбе против сепаратизма отдельных княжеств, прежде всего своего южного соперника — Нголы из княжества Ндонго, но, кроме того, видел в них своих естественных, торговых партнеров. Аффонсу I признавал военное и навигационное превосходство португальцев и пытался с помощью их огнестрельного оружия победить своих врагов. Но в конце концов маниковго должен был понять, что это тщетные надежды. Точно так же в последующие столетия не раз обманывались представители племенной и феодальной верхушки африканских народов.

Прошло много времени, прежде чем колониальная практика португальцев открыла глаза Аффонсу. Этому способствовали интриги миссионеров, которые, умело используя в корыстных интересах внутренние противоречия в государстве Конго, и в первую очередь противодействие аристократии, подрывали центральную власть. Вначале Аффонсу I удовлетворял все пожелания португальцев. С его позволения они основывали торговые базы и миссионерские пункты и даже вели разведку полезных ископаемых. Но именно в его правление в колониальной эксплуатации Западной Африки начались важные изменения. Торговля золотым песком, слоновой костью и другими неодушевленными предметами сменилась варварским вывозом невольников за океан.

Около 1530 г. португальцы положили начало чрезвычайно выгодной работорговле, которую в XVII и XVIII вв. довели до апогея их могущественные соперники — голландцы, французы и англичане. Уже на первые свои суда, возвращавшиеся из Африки в Лиссабон, португальцы грузили рабов. Их перепродавали в другие европейские страны или же использовали для домашних услуг либо в качестве крепостных на полевых работах в крупных поместьях португальских и испанских феодалов. Однако их число было ничтожно. Социально-экономическая структура государств Иберийского полуострова исключала массовое применение рабского труда.

Положение изменилось, когда возросла потребность в труде рабов на вновь заложенных плантациях островов Сан-Томе, Зеленого Мыса и Бразилии. Да и испанские владения на Кубе, на Эспаньоле (Гаити и Доминиканская Республика) и в северной части Южной Америки также предъявляли усиленный спрос на рабов, которые могли бы заменить в рудниках и на капиталистических плантациях замученных работой, вымиравших индейцев, к тому же оказывавших сопротивление.

Государство Конго и все побережье Анголы особенно привлекали работорговцев. Объем работорговли, которая велась через специальные фактории, резко возрос. На вывозе невольников наживались не только ловкие работорговцы, но и католические миссии. Они принимали в нем непосредственное участие и за каждого предназначенного на продажу и погруженного на корабль раба получали «налог за крещение». На побережье и на дорогах, которые вели к государству Конго, были возведены окруженные толстыми стенами фактории, где торговые агенты «хранили» захваченных невольников до прибытия грузовых судов. В работорговлю были втянуты вассальные правители и племенная аристократия прибрежной полосы. Их превращало в послушные орудия работорговцев стремление любой ценой получить огнестрельное оружие и с его помощью добиться независимости от центральной власти маниконго. Они сами доставляли чужеземным купцам своих соплеменников, являвшихся членами многочисленных деревенских общин, и участвовали в их продаже.

Последствия трансатлантической работорговли не замедлили сказаться: целые районы обезлюдели, во многих местностях прекратилась традиционная африканская торговля, социальные основы общества были подорваны. Децентрализация возрастала день ото дня, государство Конго близилось к распаду. Поняв очень скоро, что пагубная политика работорговцев несет стране гибель, маниконго и часть аристократии попытались оказать ей сопротивление. В конце своего царствования король Аффонсу I запретил вывоз рабов, но ему не удалось воспрепятствовать ввозу в Конго европейских товаров и тем самым закрыть источник нелегальной работорговли. Он находился в плену иллюзий о «равноправии» с португальским королем, которому достаточно слово сказать, чтобы прекратить разбойничьи происки работорговцев.