Павел Кочемаров - Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза
Тем не менее на рубеже XIII–XIV веков в Византии господствовал феодализм. И на смену ему по евроцентристской модели должно было идти Возрождение. Но в Византии не было ни малейших признаков Ренессанса. Развитие шло в прямо противоположном направлении. Весь византийский «гуманизм» свёлся к филологическому изучению античных текстов. Робкие попытки неоплатонической философии были тут же задавлены ортодоксальными богословами. Не было зарождения ранне-капиталистических отношений. Города, городское ремесло и торговля чем дальше, тем больше приходили в упадок, а вместе с ними падали и средние слои общества – ремесленники, торговцы, служилая бюрократия, городская интеллигенция, – главная база Ренессанса на Западе. Благоденствовали лишь феодалы и агенты иностранных купцов.
Вскоре наступил конец, который принесли турецкие завоеватели.
Глава 6
Ещё о Византии
Видимо, потому, что история Византии оказалась такой нескладной, не укладывающейся в привычную схему, она и была задвинута на задворки курса истории Средних веков. Хотя русским людям – прямым наследникам византийской культуры – следовало бы не просто выделить её в отдельный предмет, но и изучать его с той же подробностью и на том же уровне, на каком преподаётся история Древней Греции и Рима.
Какими же причинами объясняют эту нескладность историки? Выше мы уже коснулись слегка многих из этих причин (см. «Циклы витальности в истории»). Однако одно универсальное средство, которое всегда находится под рукой, готовое дружески прийти на помощь незадачливому толкователю и заткнуть любую дырку в его построениях, мы упустили. Речь идёт о «выгоде» для кого-то или чего-то, об «интересе» кого-либо к чему-либо, которые сплошь и рядом служат объяснением исторических событий, процессов и явлений. Государство укрепляется? – В этом заинтересованы такие-то и такие-то слои населения, сословия – горожане, крестьяне, ещё кто-то, – им выгодно поддерживать централизацию. Государство распадается? – То же: такие-то группы общества почему-либо заинтересованы в децентрализации или не заинтересованы в поддержании государственного единства. Подъём экономики? – Определённые социальные слои заинтересованы в этом подъёме. Упадок экономики? – Население (вдруг) теряет интерес к труду. И т. д. и т. п.
Заинтересованность – это аргумент, которым можно объяснить что угодно и который, по сути дела, ровным счётом ничего не объясняет. Ибо, ещё раз повторю, – для того, чтобы что-то совершить, одного интереса мало, – нужна сила, а об этом подобные авторы и не заикаются. К примеру, в учебниках истории стало общим местом, что одной из главных причин подъёма централизованной государственности во Франции служит развитие городов, товарно-денежных отношений, ликвидация хозяйственной замкнутости отдельных территорий. Поднимающееся сословие горожан было, дескать, заинтересовано в усилении королевской власти. Опираясь на него, королю удалось взять верх над крупными феодалами.
Что тут можно сказать? Такой же подъём городов несколько раньше или несколько позже происходил и в других странах Европы, однако далеко не везде он привёл к централизации.
В Италии города процветали не меньше, чем во Франции. Возникли специализированное производство и оживлённый рынок. Флоренция и Лука производили отличное сукно, Милан – оружие, Павия – ножи, Венеция – изделия из стекла и шёлк. Появилось многочисленное и зажиточное городское население. То же самое происходило и в Германии. Однако в обеих странах раздробленность даже усилилась. На юге Франции также процветали города, но никакой централизации там не возникло, – напротив, города юга долгие века сопротивлялись централизации, исходящей с севера.
Почему именно майордомам Австразии, а не Нейстрии, Бургундии или Аквитании удалось объединить Франкское государство? «Потому что в Австразии, где крупное землевладение было слабее, чем в других частях королевства, майордомы могли опираться на довольно значительный слой мелких и средних вотчинников, а также свободных аллодистов крестьянского типа, заинтересованных в усилении центральной власти для борьбы с притеснениями крупных землевладельцев, подавления втягивающегося в зависимость крестьянства и для завоевания новых земель»[40].
А вот ещё один пример, взятый из того же, первого подвернувшегося учебника: «Процесс возвращения и колонизации испано-христианскими государствами занятых мусульманами территорий получил название Реконкиста (по-испански – отвоевание). Стабильность этого процесса и его конечная победа в XV веке были обусловлены тем, что все группы населения христианских территорий по тем или иным причинам были заинтересованы в Реконкисте. Феодалы в ходе завоеваний получали новые земли, должности в администрации покорённых областей, укрепляли свою самостоятельность по отношению к центральной власти. Церковь не только получала обширные земельные пожалования, но и учреждала в бывших мусульманских владениях новые приходы, монастыри, епископства, использовала лозунги борьбы христианства против ислама для усиления своего идейного и политического влияния в обществе. Победы над Ал-Андалусом обогащали королевскую казну, упрочивали позиции и престиж короны как внутри страны, так и на международной арене. Крестьянство стремилось найти на новых территориях облегчение от сеньориальных и государственных повинностей, приобрести землю, ещё не поглощённую феодальными вотчинами. Города, которые основывались в ходе Реконкисты или заселялись христианами после отвоевания, пользовались значительными льготами. Общим для всех участников войн с маврами было стремление к захвату богатой добычи»[41]. Благодарим автора за столь подробное объяснение! Жаль только, что обстоятельный автор для полноты картины не объяснил нам, в чём же состояла выгода мавров – терять свои земли, города, паству и доходы?!
Применяются подобные же объяснения и к византийской истории. Так, другой автор в этой же книге утверждает: «Традиции старого Рима, согласно которым даже высшая власть была лишь магистратом, т. е. должностью на службе у подданных, оказались чрезвычайно живучими, так как во все эпохи отвечали интересам высшей имперской знати»[42]. Если интересов высшей имперской знати достаточно для сохранения гражданских традиций, то куда они улетучились в самом Риме и всей западной части империи, вместе с самой империей и её знатью?
Правда, в серьёзных работах историки избегают оборотов, типа «выгодно», «заинтересованы», «стремились». Но тогда им приходится всецело положиться на «комплекс внешних и внутренних причин», всякий раз выуживая из этого комплекса одну или несколько для объяснения той или другой исторической ситуации.
Перейдём к анализу истории Византии с позиций теории этногенеза. А для начала обрисуем сцену действия. К концу IV – началу V века римский суперэтнос находился в завершающей стадии фазы обскурации. Способность империи к отражению внешних ударов резко ослабла. Новые орды варваров вторгались в тело империи с лёгкостью ножа, входящего в масло, и разрывали его на части. Антисистемная общность римской цивилизации, истощавшая силы этноса изнутри, укоренилась, главным образом, в западной части империи. На востоке её влияние было значительно слабее, как и романизация местного населения. Этносы Востока, входящие в римскую суперсистему, сохранили гораздо больше сил, чем этносы Запада, и поздняя империя держалась, главным образом, их энергией. Поэтому, когда Запад рухнул, Восток устоял. Благодаря иллирийцам, фракийцам, исаврам и другим энергичным этносам Балкан и Малой Азии существование Римской империи на востоке было продлено на несколько веков.
Однако к исходу VI века попытки возрождения империи на западе и развивавшиеся антисистемные общности античных городов истощили энергетику суперсистемы и здесь. Во второй половине VI – первой половине VII века на территорию ослабленной империи хлынули новые орды варваров и просто врагов – славяне, авары, персы, арабы. Казалось, что по всем историческим законам Восточная империя должна повторить судьбу Западной. Но этого не произошло. Несмотря ни на что, Восточная империя устояла. А это может означать лишь то, что на арене истории появилась новая сила.
Этой силой стал новый «византийский» этнос. О начальной стадии его становления мы можем судить лишь гипотетически. Он появляется на исторической арене как бы сразу, в готовом виде, – прошлое же его скрыто во мраке. Летописцы того времени всё своё внимание посвятили бурным событиям в столице и на фронтах империи, им не было дела до глубинных этногенетических процессов где-то на периферии. Однако некоторые вехи позволяют с достаточной точностью определить время и место рождения нового этноса.
