Орнамент массы. Веймарские эссе - Зигфрид Кракауэр
Ни та, ни другая теория, чьи идеологические истоки довольно прозрачны, полностью не подкрепляется феноменологически доказуемыми фактами. Что касается авторитетной доктрины, то в ней явственно обнаруживается слишком глубокий разрыв между идеями и олицетворяющими их группами с одной стороны и, с другой, – людьми, из которых эта группа образована. Исходя из правильного мнения, что развитие групп и судьбы несомых ими идей де-факто переживаются так, словно речь идет о развитиях и судьбах своевольных созданий, они слишком преувеличивают всё это и превращают идеи – те, что группой распространяются, или те, что сперва их создают, – в суверенную, заключенную в самой себе формацию, более не имеющую ни малейшего отношения к бытию отдельного человека. Исторический генезис идей, согласно данной доктрине, так же необъясним, как и их крушение. Вопрос, где и когда они возникают, остается нерешенным, они просто есть – и этого уже достаточно – и колом торчат в механизме социального мира как не привязанные во времени формы. Коллективная сущность группы, таким образом, соединяется здесь с вечной идеей, а сами индивиды робко отступают в тень – не они ее творят, не на них она отыгрывается.
Другая, индивидуалистическая теория воздает должное действительности, когда устанавливает непосредственную связь между социально-действенными духовными сущностями и отдельным человеком. Идеи недосягаемо далеки, так что создание или уничтожение их индивидами представляется совершенно невозможным, как и сам феномен группы – последнего незыблемого единства, успешно противостоящего распаду и дроблению на составляющие его элементы. Однако при этом индивидуалистическая теория не признает, что идеи и группы, через какие эти идеи воплощаются, суть нечто несравнимо большее, чем выраженный в цифрах показатель отдельных душ. Она не способна объяснить ни ход развития идей в социальном мире, как правило независимый от единичной идеи, ни природу властного самоутверждения групповой индивидуальности относительно членов группы. Она слишком тесно увязывает идею с отдельным индивидом, в то время как авторитетная концепция слишком упорно помещает ее в сферу надындивидуального. В стремлении наделить отдельную душу, понимаемую как самоцель, силой и славой, не знающий меры индивидуализм совершает ошибку (едва ли не закономерную), умаляя высшие достижения индивидов (собственно идеи) и отнимая у них значение и власть, причитающиеся им по рождению. Столь же непоследователен он, когда отказывает групповым существам в самостоятельности и личности, ведь в конце концов группы сложились из индивидов, и тот, кто видит в индивидах последний смысл, разумеется, не может так просто поступиться насыщенностью и самодостаточностью порожденных ими образований. Если всё созданное (идеи, группы и т. д.) вверить бессущностному, то и творец (единичное «я») рано или поздно утратит субстанцию; он превратится в вечного разрушителя мира и сможет утверждаться, лишь когда его «я» будет частью еще действующего акта творения. Индивидуализм подобного рода – настоящий продукт просвещения, которое не замечает различий людских мировоззрений и признаёт совершенную гармонию между разумными существами, естественным образом оставляя без внимания группу как особую формацию, служащую проводником от идеи к индивиду. При прогрессирующем дифференцировании настроенных на одну волну индивидов выделяется целый ряд личностей вселенского масштаба, и как следствие этого на горизонте сознания неожиданно возникают странные подвижки, которые присущи идеям и привязанным к ним группам и уже не объяснимы духовным воздействием гетерогенных умов, столь бесконечных в своем разнообразии.
Группа, таким образом, есть посредник между индивидами и идеями, наполняющими социальный мир. Выйдя из темноты и получив формулировку, идея создает у людей, с какими ей приходится сталкиваться, схожий психологический настрой, и, когда они объединяются в группу с целью отвоевать для идеи реальность, начинается ее реализация. Для индивидов идея не трансцендентна, как утверждает авторитетная теория, она изливается в них, и в момент излияния они становятся ее носителями, то есть утрачивают самостоятельность и свободу единичных «я»; привязанные и формируемые идеей, они становятся существами с однородным и ограниченным мышлением и чувствованием. Идея формирует их внутренний мир, и оттого они выделяются из массы вольных людей и следуют особым путем, направление которого задано идеей. Группа, как уже говорилось ранее, есть лишь вынужденное содружество людей со схожим мировоззрением, образованное ради продвижения идеи, а не объединение случайных индивидов с еще не сложившимися взглядами. Группа – существо коллективное, поскольку в основе сознательных актов, совершаемых ее участниками, лежит одна и та же природа, а именно природа идеи, группа априори становится частью единого действа. Лишь на фоне изначально постулированного многообразия индивидов, не скованных в своем развитии, группа и воплощенная через нее идея получают особый статус, где индивиду места не предусмотрено, и совсем другое дело – когда в фокусе оказываются отдельные души единого покроя. Только после отмежевания от идеи члены группы начинают ощущать ее бремя извне, и тогда одержимая идеей группа открывается им как самостоятельное, насильно навязанное существо.
Если члены группы со всеми их особыми качествами понимаются как носители идеи, возникает следующий вопрос: как воспринимается ими идея, пластами отложившаяся в их сущности, и как осмысляется? Сплачивая людей в группу, всякая идея кристаллизуется в форму и приобретает четкие очертания. Становится политической программой, ярко выраженным тезисом и догмой – словом, выступает как долженствование, небезграничное в своей сути и притязающее на реализацию. Однако же оно постоянно выходит за свои, казалось бы, четко обозначенные пределы, его содержание, сформулированное через группу, есть лишь малая, ставшая видимой часть мощного духовного пути, который группа пройдет от начала и до конца. Любое проявление духа никогда не существует само по себе, не
