Владимир Келер - Друг на все времена

...Тех пароходов я действительно не помню. Но Амударью помню, люблю и я. Для всех чарджуйцев эта была живая нескончаемая сказка.

– Так уж повелось,– продолжал Караваев,– что среди ребят всегда кто-то выделялся, становился мальчишеским вожаком. На Уралке им был Николай Шайдаков: невысокий, плотно сбитый юноша. Карие глаза его смотрели открыто и уверенно. Густые светлые волосы всегда аккуратно причесаны на прямой пробор.

Во время школьных каникул Николай часто ходил в походы с ребятами на правый берег Амударьи, а то и на лодках по реке на остров Кодымкин.

Шел предвоенный 1913 год. И вдруг мы узнаем: Николая призывают на действительную военную службу, на флот. Он уезжает к Черному морю и там, по окончании Одесской школы машинистов, начинает служить на военных кораблях минной бригады кочегаром, затем – машинным старшиной на миноносце «Гаджибей». Незадолго до Октября 1917 года Шайдаков вступает в Коммунистическую партию.

Начинается революция. Николай Алексеевич в составе сводного отряда Черноморского флота под командованием видного большевика В. А. Антонова-Овсеенко участвует в боях против войск белых генералов Корнилова и Каледина. А вскоре и сам возглавляет отряд черноморских и балтийских моряков. Воюет против атамана Дутова под Оренбургом, подавляет контрреволюционный мятеж на землях Бухары, мятеж, возглавляемый самим эмиром Бухарским.

И вот снова родной Чарджуй. Шайдаков – командир первого красногвардейского отряда, сформированного из рабочих порта Амударьинской флотилии.

Сильные бои развернулись 26–27 июля 1918 года в пяти километрах от города в местечке Беш-Арык. В отряде Шайдакова было много и нас, подростков. Нам было приятно сознавать, что командир отряда – бывший наш мальчишеский вожак.

Мы видели и восхищались, как во время атак и контратак поступал наш Николай. Во флотской тельняшке, с лихо заломленной бескозыркой, с пулеметными лентами наперекрест и маузером в руке, с кривом «Полундра!» поднимал он красногвардейцев в бой.

Бои шли трое суток беспрерывно. Наша победа у Беш-Арыка стала началом разгрома белых войск, облегчила положение всего Советского Туркестана...

– Расскажи о подвиге Шайдакова в Хиве.

– Смелость – главное качество, которым отличался Шайдаков, но меня больше всего восхищало, когда он проявлял свою смелость в сочетании с умом и тонкой дипломатией. Как, например, в борьбе с Джунаид-ханом.

– Верховодом басмачей? Главой Хивинского ханства?

– Вот-вот! Знаете его биографию? В конце 1918 года он совершил дворцовый перепорот и стал диктатором Хивы. Он завязал связи с англичанами, Деникиным и официально объявил войну Советской России. Сперва он арестовал около ста русских граждан, проживавших на территории Хивинского ханства и забрал их имущество. Чтобы не допустить гибели заложников, в Петро-Александровск направляют Шайдакова. Однако бойцов у Николая мало, и он пытается воздействовать на Джунаид-хана угрозой. Посылает двух парламентариев и требует в ультимативной форме, чтобы хан освободил задержанных.

«В двадцать четыре часа,– писал Шайдаков,– освободите взятых вами в плен русских рабочих и служащих и немедленно отправьте их в Петро-Александровск. Если будет убит кто-нибудь из арестованных или им будет причинено насилие, вы будете отвечать. Советский отряд немедленно перейдет на хивинскую сторону и беспощадно накажет туркменских родовых старшин».

И подействовало, представьте! Русские пленники были освобождены и прибыли благополучно.

Николай Алексеевич возвращается в Чарджуй, но в августе 1919 года его назначают командующим Хивинской (Хорезмской) группой войск Красной Армии и снова посылают в Петро-Александровск. Эта поездка вызвана тем, что Джунаид-хан возобновил подготовку к захвату города. Ему удалось заручиться поддержкой уральских белоказаков и колчаковцев.

Шайдаков первым напал на врага, не дал ему собраться с силами. Бои шли за боями, Николай Алексеевич всегда сам лично руководил схваткой. Постепенно среди басмачей утвердилось мнение, что он самый умелый и храбрый командир, замечательный кавалерист, отличный стрелок и рубака.

Постепенно революционное движение стало охватывать и левобережье Амударьи. 1 февраля 1920 года части Красной Армии вступили на территорию Хивы, и вскоре там была провозглашена Хорезмская Народная Советская Республика. Джунаид-хан с остатками войск бежал в пески Каракумов.

И все же нашему земляку пришлось еще раз встретиться с Джунаид-ханом. На этот раз лично!

Произошло это в конце 1923 года, когда Николай Алексеевич работал прокурором в Чарджуе. Неожиданно его вызвали и сказали:

– Все антисоветские элементы опять стекаются в лагерь Джунаид-хана, и он арестовал членов правительства Хорезмской республики. Мы предложили Джунаид-хану встретиться и все уладить мирным путем. Представьте, он согласился, но поставил непременным условием, что такие переговоры будет вести только лично с вами. Подумайте!

– Что же тут думать,– ответил Шайдаков,– я согласен.

Спешно сдав прокурорские дела заместителю, Николай Алексеевич простился с друзьями и семьей и вскоре вместе с кавалерийским полком отправился в Хорезм. Прошло несколько дней, от Шайдакова пришло письмо примерно такое:

«...Получив все необходимые документы, уполномачивающие меня вести переговоры, я в сопровождении моего ординарца, без оружия, направился в стан Джунаид-хана. Недалеко за городом нас встретили два человека, которые сообщили, что им поручено сопровождать нас.

– А откуда вы узнали, что именно сегодня мы должны будем ехать к Джунаид-хану? – спросил я.

– По велению великого и всемогущего хана Джунаида его верные люди находились вблизи тебя,– ответили они.

В пути на все наши вопросы они неизменно отвечали:

– Не знаем, не велено, запрещено.

В басмаческий стан мы приехали поздно вечером. После ужина легли отдохнуть, а утром были приглашены к хозяину. Когда мы вошли в помещение хана, он тяжело поднялся, подошел ко мне и, пожимая мою руку, стал внимательно всматриваться в мое лицо.

– Вот наконец-то мы и встретились,– сказал он. – Я очень рад видеть тебя моим гостем. Для меня это большая радость. Я очень ценю храбрых и умных воинов, даже если они мои враги.

Он посадил меня рядом с собой, и после обильного угощения мы приступили к переговорам. Я, как мне было поручено, передал Джунаид-хану требование о немедленном освобождении из-под ареста членов Хорезмского правительства. После долгих препирательств и необоснованных обвинений в адрес последних он все же согласился удовлетворить наши требования.

Когда мы прощались, Джунаид-хан, пожимая мою руку, тихо сказал:

– А может быть, останешься у меня?.. Все будет твое...

Эти слова, как огнем, обожгли меня, и я, вырвав руку, быстро направился к выходу...»

– Вскоре,– спокойно окончил свой рассказ контр-адмирал,– от Джунаид-хана к Шайдакову перешла большая конная группа басмачей во главе с Ак-Тельпеком. Будучи дальновидным, уверенным в правоте нашего общего дела и бесстрашным красным воином, Николай Алексеевич взял этого юзбаши (сотника) своим ординарцем, и тот был ему всегда боевым другом.

Один за всех, все за одного

...Поскольку есть у каждого чуткости к страданию за общественные бедствия, настолько он человек.

Откуда присущие большинству людей чувства острой привязанности к близким и сочувствие к чужой боли, готовность оказать другим помощь и благородная забота о слабых и больных, стремление быть справедливым и осуждение эгоизма?

Все это называют часто результатом социальной, то есть общественной, природы человека. Но ведь проявления иных прекрасных чувств наблюдались и в животном мире.

Об интересном эпизоде рассказал однажды ветеринарный врач М. Ривчун. В одной семье смотрели по телевизору фильм «Ко мне, Мухтар!». Смотрел картину и пес-боксер Джага. Ривчун описывал это так:

«Когда по ходу фильма раздавались команды Мухтару: «сидеть», «стоять», «лежать», Джага незамедлительно тоже выполнял приказания. Услыхав «аппорт!», он бросился к экрану. Не обнаружив «аппорта», боксер пошел за телевизор, но и там было пусто. Его это крайне озадачило. Такую реакцию Джаги можно объяснить хорошей тренировкой, но команду чужого он выполнять не должен бы! Только необычность ситуации может оправдать его.

Мухтар тем временем вступил в схватку с бандитом. Джага бросился на помощь Рванулся к экрану и... заскулил. Увы, он был бессилен. Услыхав стон раненого Мухтара, Джага поднял голову и тревожно и громко взвыл. Потом лег, и все увидели, как у Джаги покатились слезы».

Чем же такое поведение отличается от поведения человека, существа общественного?