Вадим Руднев - Логика бреда
Где здесь подлинный бред? Но не будем подходить к понятию бреда слишком примитивно – что это всегда какой-то хаос, словесная окрошка. Пушкин говорил: «Поэзии священный бред». Строки «Я помню чудное мгновенье…» являются подлинным бредом в том смысле, что они рождены подключением индивидуального бессознательного к коллективному и поэтому принадлежат культуре. Как происходит такое подключение? Человек встретил женщину и потом эту индивидуальную встречу подключил к коллективному бессознательному, к теме женщины вообще. Ведь это стихотворение почти не имеет никакого отношения к его реальному прототипу, о котором Пушкин написал непристойные строки в письме: «Вчера с Божьей помощью выеб Керн». Стихотворение посвящено архетипу встречи с возлюбленной. И в этом смысле оно принадлежит коллективному бессознательному, т. е. культуре.
Что нужно, чтобы высказывание стало архетипическим? Может ли фраза «Идет дождь» стать архетипическим высказыванием, т. е. элементом подлинного бреда? Представим себе, как человек идет по улице, светит солнце, а он говорит: «Идет дождь». Он бредит. Но причем здесь коллективное бессознательное? А откуда же он взял, что идет дождь? Он взял «Идет дождь» из коллективного бессознательного. Почему именно дождь? Существует ли архетип дождя? Архетипом может быть любое слово, если оно взято не из конкретной ситуации, а из культурного контекста. Что такое дождь в культуре? Это – Дождь. Почему этот человек бредил о дожде? Дождь – это очищение и залог плодородия. Может быть, этот человек хотел иметь ребенка от любимой женщины. Чем было бы «Зеркало» Тарковского без подключения к коллективному бессознательному? Рассказом неизвестно кого неизвестно о чем. Личными воспоминаниями режиссера. Именно на пересечении индивидуального и коллективного выстраивается уникальный дискурс этого фильма: личная судьба его героев в контексте исторической судьбы России.
Но и коллективное бессознательное не может существовать без индивидуального. Что такое коллективное бессознательное, взятое само по себе? Абстрактная система архетипов. Если бы большое зеркало не отражалось в малом, культура была бы невозможна. Как можно представить себе то же «Зеркало» Тарковского в виде одного лишь коллективного бессознательного? Это была бы абстрактная риторическая фигура, рассказ о судьбе России, ничего не значащий без личных судеб героев.
Но существует все же единственный тип индивидуального бессознательного, который не подключен к коллективному. Это бессознательное органического психопата, у которого начисто отсутствует элемент шизо-. Такой человек живет вне фундаментального культурного дискурса. Его индивидуальная наррация подобна внутреннему монологу идиота Бенджи из первой части «Шума и ярости» Фолкнера. Чем характеризуется подобный дискурс с отсутствующим шизо-? Регистрацией бессмысленных реакций на «внешний мир». Как мы уже писали выше, органиков на Земле становится все больше и больше. Происходит отключение индивидов от коллективного бессознательного, а, стало быть, редукция бессознательного в целом. Это грозит превращением человечества в бессмысленное стадо.
Можно ли рассматривать бред как разновидность «индивидуального языка» (private language), который понимает только тот, кто им пользуется, и который, по Витгенштейну, невозможен?
Допустим, я сошел с ума и говорю своей жене: «Мо куан лу!», подразумевая под этим «Я тебя люблю!» Что при этом происходит? Я хочу этими словами выразить ей свою любовь, но я хочу это сделать так, как этого никто до меня не делал, чтобы выйти из согласованного бреда в подлинный. (Может быть, потому, что я помню размышления Умберто Эко об «Имени розы».) Но ведь дело в том, что моя жена не поймет, что я хочу сказать словами «Мо куан лу». Допустим, я буду произносить это высказывание с особой нежностью, при этом обнимая ее и несколько раз повторяя «Мо куан лу! Мо куан лу!» И, может быть, она даже в конце концов поймет, что я хочу сказать. (Неплохо бы провести такой эксперимент.) Вспоминается советский фильм «Где находится нофелет?» (имеется в виду «телефон»). Это слово герой произносит, чтобы познакомиться на улице с девушкой. В конец фильма он говорит их девушке, с которой каждый день ездил в одном троллейбусе на работу, долго не замечая ее, и она сразу понимает, что это объяснение в любви. Допустим, моя жена поймет мои слова «Мо куан лу!» и в ответ тоже скажет мне: «Мо куан лу!» Но тогда это уже не будет индивидуальный язык. Это, скорее, будет психоз вдвоем. Но вопрос не в этом. Является ли высказывание «Мо куан лу!» просто переводом высказывания «Я тебя люблю!» на психотический язык или же оно не являются переводом, а выражают некое психотическое состояние любви, в корне отличающееся от состояния любви в рамках согласованного бреда?
В чем отличие психотической любви от любви нормальной? И является ли именно психотическая любовь подлинной любовью? Что значит подлинная любовь? Это когда любимый человек для меня гораздо важнее меня самого, я готов за него отдать жизнь. Но обязательно ли для этого быть сумасшедшим? Можно ли сказать, что человек, находящийся в состоянии острого психоза, сам не понимает того, что он говорит и чувствует? С этой точки зрения можно предположить, что он употребляет какие-то неведомые ему самому слова, чтобы передать какие-то неведомые ему самому ощущения. Тогда как можно утверждать, что если я психотик и произношу слова «Мо куан лу!», то они вообще переводимы на обычный непсихотический язык?
Что вообще такое психотическое переживание? Оно обычно причудливо, фантастично. Например, судья Шрёбер был убежден в том, что ему необходимо превратиться в женщину и вступить в интимные отношения с Богом. Можно ли по аналогии с индивидуальным языком назвать подобные психотические переживания индивидуальными переживаниями, подразумевая под этим, что их никто, кроме данного психотика, пережить не в состоянии? В таком случае, когда мы хотим понять бред, мы заранее обрекаем себя на неудачу. Но предположим, что человек говорит: «Меня преследуют инопланетяне» или «Я Наполеон!». В определенном смысле эти высказывания понятны. Выражают ли он в таком случае индивидуальные переживания? Ведь многих людей «преследуют инопланетяне». Это такой вполне стереотипный и социально обусловленный бред. Значит, можно сказать, что в некоторых случаях в подлинном бреду имеются элементы согласованного. В каком-то смысле бред преследования инопланетянами является согласованным, раз он присущ многим людям, и тогда наше представление о том, что психотический бред всегда является подлинным, есть некое преувеличение. Можно тогда случае сказать, что психическая норма и безумие представляют собой не полярную противоположность, а скорее континуум, на одной стороне которого (ближайшей к норме) будут идеи отношения («На меня все обращают внимание!»), а на другой стороне бред величия («Я – Наполеон!»), потому что в обычной жизни возможно, что все обращают на человека внимание, например, если он (или она) популярная кинозвезда, но Наполеоном никакой человек быть не может.
Но что если мы судим о реальности слишком примитивно? Что если бред величия является выражением одного из мультиверсных миров, в котором этот человек действительно был Наполеоном? Может быть, люди, которых мы называем сумасшедшими, живут в других срезах реальности? Здесь сбивает с толку тот факт, что душевнобольные, как правило, очень страдают от своего состояния (для бреда величия это, впрочем, как раз нехарактерно). Но, во-первых, страдают почти все люди, а во-вторых, возможно, безумцы страдают просто потому, что никто не может разделить их страдания. Например, если бы все люди, которых «преследуют инопланетяне», объединились, им бы стало жить гораздо легче.
Глава пятая. Подлинный бред
Возникновение подлинного бреда представляется правомерным описать как прорыв Реального (по Лакану) в символическую цепочку бреда согласованного. Реальное – один из важнейших и не до конца понятных концептов «французского Фрейда». Насколько нам известно, он нигде не дает четкого определения того, что такое Реальное. Да это, по-видимому, и невозможно, поскольку оно по большому счету несимволизируемо. Приведем фрагмент книги интерпретатора Лакана Виктора Мазина, где понятие Реального объяснено сравнительно ясно.
Лакан выводит понятие «реальное» из гетерологии Батая, в которой речь идет о неассимилируемом, отбросах, остатках, о том, что всегда находится за пределами человеческого знания. Лакан определяет реальное как остаток, а потом и как невозможное. Реальное – своего рода несимволизируемый остаток, то, что остается невысказанным. Реальное невозможно. Его невозможно вообразить. Его невозможно символизировать. Реальное травматично.
Если символическое – цепочки дифференцированных дискретных означающих, то реальное недифференцировано. Реальное – не реальность. Реальность конструируется за счет воображаемых иллюзий и структур символического. И все же встреча с реальным возможна: нечто не включенное в символическую структуру при психозах может вернуться в галлюцинации[30].
