Светлана. Культурная история имени - Елена Владимировна Душечкина
Не исключено также, что в наречении новорожденной принимал участие дед Светланы — Сергей Яковлевич Аллилуев (1866–1945), у которого с дочерью были близкие отношения. Партийный соратник Сталина еще с конца XIX века, С. Я. Аллилуев (после долгих лет работы на разных железнодорожных предприятиях России, а потом в Баку в компании по установке и сборке паровых котлов для электростанций «Электросила») в 1907 году переехал в Петербург, где стал служить в «Обществе электрического освещения 1886 года» на должности инженера-электрика. С этих пор до конца жизни он оказывается связанным с электротехнической промышленностью и строительством электростанций[54]. Профессиональная деятельность деда Светланы, не имеющая на первый взгляд никакого отношения к выбору имени внучки, именно в 1920‐е годы могла оказаться в этом вопросе решающим фактором. Не захотел ли электротехник и строитель Шатурской ГЭС С. Я. Аллилуев, старый партиец и атеист (а потому, конечно, не озабоченный проблемой крещения внучки и наречения ее по святцам), назвать девочку именем, связанным с «электрической» символикой новой эпохи?
Наречение Светланой дочери «великого Сталина», «гения всех времен и народов», не могло не сказаться на дальнейшей судьбе этого имени. Примеру Сталина последовали другие руководители советского государства, писатели, деятели культуры и рядовые граждане. Уже во второй половине 1920‐х годов дочери Светланы рождаются у писателя М. А. Шолохова (1926) [см.: 224, 15][55], у государственного и партийного деятеля, члена ЦИК А. Б. Халатова (1926), у ближайшего сподвижника Сталина В. М. Молотова (1929)[56], у драматурга А. Н. Афиногенова (1929) [см.: 15, 13][57], у авиаконструктора Артема Ивановича Микояна (брата Анастаса Ивановича)[58] и у других. К началу 1930‐х годов имя дочери Сталина стало известно и широким кругам советского общества. Ежегодно 7 ноября и 1 мая на стоящую на трибуне девочку были устремлены «глаза ликующих демонстрантов» [53, 171]. 3 августа 1935 года в «Известиях» была воспроизведена фотография «Товарищ Сталин с дочерью Светланой»[59]. Так имя Светлана начало ассоциироваться со Сталиным, а образ Светланы Сталиной превращался в один из символов времени. Все это, конечно, не могло не способствовать возрастанию расположенности населения к имени Светлана и росту его престижности. В результате возникает связь этого имени с другими именами «идеологического звучания» — Владилен, Вилен, Лени´на, Стали´на и тому подобными [см.: 45, 38].
В популяризации имени дочери Сталина немаловажную роль сыграл и начинающий детский поэт Сергей Михалков, который 29 июня 1935 года опубликовал в газете «Известия» стихотворение под названием «Светлана»:
Ты не спишь,
Подушка смята,
Одеяло на весу…
<…>
Я тебя будить не стану:
Ты до утренней зари
В темной комнате, Светлана,
Сны веселые смотри [201, 3].
Сам Михалков появление имени Светлана в этом стихотворении мотивирует желанием завоевать расположение своей однокурсницы по Литинституту. «Мог ли я подумать, — восклицает он в мемуарах, — что в моей судьбе такую роль сыграет случайное совпадение имен моей знакомой девушки и любимой дочери „вождя народов“?!» [200, 57]. Та же версия истории написания этого стихотворения (в переработанном виде получившего название «Колыбельная Светланы») была рассказана Михалковым сыну Никите в документальном телефильме «Отец» (режиссер Н. С. Михалков, 2003), посвященном 90-летию поэта. На вопрос сына, как отреагировала его однокурсница Светлана на публикацию в «Известиях» посвященного ей стихотворения, отец неопределенно махнул рукой и сказал, что «она его даже и не прочла». А потом добавил, что после этой публикации его внезапно пригласили в ЦК КПСС и сказали: «Товарищу Сталину очень понравилось Ваше стихотворение в „Известиях“». Это «случайное совпадение» (по выражению Михалкова) сыграло в судьбе автора «Дяди Степы» определяющую роль, раз и навсегда обеспечив ему расположение «отца всех народов».
Поступок Михалкова был расценен как откровенно карьерный и в более свободные времена получил освещение в ряде «непридуманных анекдотов» о Сталине. В изложенном А. Жовтисом варианте за три дня до десятого дня рождения Светланы Сталиной Михалков принес в редакцию «Пионерской правды» стихотворение «Светлана». Редактор, осознав, что речь в нем идет о дочери Сталина, вначале страшно испугался, но потом все же рискнул и опубликовал принесенный Михалковым текст.
Через три дня девочка Светлана открыла «Пионерскую правду», увидела стихотворение, которое не могло не относиться к ней, поскольку именно ей, а не какой-нибудь другой девочке сегодня исполнилось десять лет, и побежала показывать его папе. Папа прочел стихи, усмехнулся в усы и восхищенно подумал: «Ну и жук!» [122, 18–19][60].
Несмотря на то, что в варианте Жовтиса искажены некоторые факты (во-первых, стихотворение Михалкова было напечатано в «Известиях», а не в «Пионерской правде», во-вторых, это случилось не в день рождения Светланы Сталиной (28 февраля), а 29 июня, и в-третьих, в 1935 году ей исполнилось не десять, а девять лет), видимо, суть дела он отражает верно. «Предполагаю, что много поколений детей нашей страны читало и знает это стихотворение», — простодушно пишет С. В. Михалков [200, 56]. И он прав: «Колыбельная Светланы» перепечатывалась многократно (каждый раз беспрепятственно получая на это разрешение Главного управления по контролю за зрелищами и репертуаром [см., например: 266, 17]), популяризируя одновременно дочь Сталина и ее имя, частотность употребления которого в 1930‐е годы неуклонно растет. По мере своего распространения в жизни и в литературе, сохраняя в себе и оттенок новизны, и связь с именем дочери Сталина, имя Светлана постепенно превращается в обычное имя. О роли Жуковского в его судьбе было забыто.
Эту нить, однако, не теряли русские эмигранты первой волны. Когда в 1960‐е годы в советской и в зарубежной печати поднялся шум по поводу «невозвращенства» Светланы Сталиной (к тому времени ставшей уже Аллилуевой), уехавшей в Индию хоронить своего мужа, индийского коммуниста Брадежа Сингха Раджа[61], ее имя вдруг оживило образ героини Жуковского. Так, в ноябре 1967 года парижский журнал «Возрождение» печатает письмо в редакцию Ольги Керенской, выразившей свое возмущение обложкой одного из номеров журнала, на которой была воспроизведена фотография Светланы Аллилуевой, а также передовой статьей, где о ней говорится как о «воплощении всего русского многострадания и героине». Автор письма видит здесь «моральное оскорбление всему русскому народу» [146, 127]. Через номер в том же журнале публикуется заметка Марины Старицкой, выступившей в защиту Светланы и утверждавшей, что и при жизни отца Светлана не стояла «рядом
