Жак Ле Гофф - Цивилизация средневекового Запада
Города были порождены пробудившейся торговлей, но также и подъемом сельского хозяйства на Западе, которое стало лучше обеспечивать городские центры припасами и людьми. Стоит смириться с тем, что своим возникновением и расцветом средневековые города обязаны сложному комплексу причин и разным социальным группам. «Новые богачи или сыновья богачей?» — так после Пиренна был поставлен вопрос в знаменитом ученом споре с участием Люсьена Февра о том, кому города были обязаны своим подъемом. Города, конечно, привлекали homines novi, выскочек, порвавших с землей или монастырской общиной, лишенных предрассудков, предприимчивых и корыстолюбивых, но с ними вместе или оказывая им поддержку, в частности деньгами, которых у них поначалу не было, определяющую роль сыграли и представители господствующих классов, земельной аристократии и духовенства. Важное участие в подъеме городов приняла и такая группа населения, как минестериалы, сеньориальные служащие, чаще всего происходящие из рабов или сервов, но более или менее быстро поднимающиеся к верхним слоям феодальной иерархии.
Наиболее урбанизированными районами Запада, за исключением тех, где греко-римская, византийская и мусульманская традиции оставили прочные основы (Италия, Прованс, Лангедок, Испания), стали, несомненно, те, где завершались крупные торговые пути. Это Северная Италия, на которую выходили альпийские и морские средиземноморские пути, Северная Германия и Фландрия, на которые замыкалась торговля восточными товарами, и северо-восточная Франция, где на ярмарках Шампани, особенно в XII и XIII вв., встречались товары и купцы Севера и Юга. Но это были одновременно и районы наиболее плодородных равнин, наиболее устойчивого прогресса в распространении плуга, лошади как тягловой силы и трехполья. Конечно, пока что трудно в этой тесной связи между городом и деревней определить, где причины, а где следствия. Города, чтобы зародиться, нуждались в благоприятном сельском окружении, но по мере своего развития они оказывали растущее влияние на сельские окрестности, чтобы удовлетворять свои потребности. Будучи потребителями, лишь частично участвующими в аграрном производстве (полей в городах не было, хотя имелись сады и небольшие виноградники, ролью которых в обеспечении горожан продуктами не стоит пренебрегать), города нуждались в том, чтобы их кормили. Поэтому вокруг них расширялась запашка, росла урожайность, тем более что от сельской округи города получали не только продовольствие, но и людей. Миграция из сельской местности в города между X и XIV вв. была одним из важнейших фактов развития христианского мира. В любом случае можно с уверенностью утверждать, что из разнообразных социальных элементов город создавал новое общество. Бесспорно, что оно также принадлежало к обществу «феодальному», которое подчас представляют чрезмерно сельским. Ведь город в своей целостности самоопределялся как сеньория: сельские окрестности, которые он подчинял своей власти феодального типа (бан), развивались параллельно феодальной вотчине, превращаясь в сеньорию, управляемую на основе феодального бана. Город испытывал сильное влияние феодалов, которые кое-где, как в Италии, и селились в городах. Городские патриции, подражая им, строили каменные дома в виде башен, и эти башни хотя и служили средством обороны и складами припасов, прежде всего были все же символом престижа, как и у феодалов. Горожане, бесспорно, составляли меньшинство в том преимущественно сельском мире. Даниэль Торнер, моделируя сельскую экономику средневекового Запада, полагает, что горожане составляли 5 % всего населения, тогда как 50 % его активной части было занято в сельском хозяйстве. Но мало-помалу городскому обществу удалось поставить свои собственные интересы выше интересов общества сельского. Церковь на сей счет не обманывалась. Если в XII в. глас монахов, таких как Петр Достопочтенный из Клюни или св. Бернард из Сито, был указующим для христианского мира и тот же св. Бернард тщетно пытался вырвать из Парижа, из объятий городских соблазнов, школяров, чтобы увлечь их в «пустынь», в монастырскую школу, то в XIII в. духовные предводители, доминиканцы и францисканцы, сами обосновались в городах и стали править душами с церковных и университетских кафедр.
Роль предводителя, двигателя, фермента, которую отныне взял на себя город, прежде всего утвердилась в экономической сфере. Если даже сначала город и был преимущественно местом обмена, торговым узлом, рынком, его существеннейшей функцией в этой сфере стало производство. Город — это мастерская. И особенно важно, что в этой мастерской началось разделение труда. В феодальном поместье раннего Средневековья, даже если там и имела место некоторая специализация ремесленных работ, концентрировались все виды производства — и ремесленные, и сельскохозяйственные. Промежуточным этапом в выделении ремесленников, вероятно, был тот, который можно наблюдать, например, в славянских странах, в Польше и Чехии, где в X–XIII вв. крупные землевладельцы распределяли по отдельным своим деревням специалистов — конюхов, кузнецов, горшечников, тележников, о чем и поныне напоминают топонимы, как Шевче в Польше, подразумевающее шитье сапог. Как писал Александр Гейштор, «речь идет о деревнях, подчиненных власти княжеского управляющего и населенных ремесленниками, которые по-прежнему обязаны заниматься земледелием, чтобы обеспечить себя пропитанием, но на них возложена повинность поставлять определенную ремесленную продукцию». В городах эта специализация была доведена до логического конца, и ремесленник перестал быть одновременно или в первую очередь крестьянином, а бюргер — землевладельцем.
Однако не следует преувеличивать ни динамику развития, ни независимость новых ремесел. Благодаря многим экономическим рычагам (сырье поступало главным образом из феодальных поместий) и правовым (пользуясь своими правами, в частности на сбор пошлин, сеньоры ограничивали, сковывали производство и обмен, несмотря на городские вольности) феодалы контролировали экономическую активность города. Ремесленные цехи, в которые были организованы новые ремесла, представляли собой прежде всего, по точному определению Гуннара Миквица, «картели», не допускавшие конкуренции и стреножившие производство. Чрезмерная специализация ремесел (достаточно открыть «Книгу ремесел» Этьена Буало, регламентирующую в конце правления Людовика Святого, между 1260 и 1270 гг., деятельность парижских цехов, чтобы изумиться, например, числу железообрабатывающих ремесел: двадцать два из общего числа в сто тридцать) была если не причиной, то по меньшей мере признаком слабости новой экономики. Она ограничивалась удовлетворением преимущественно местных нужд. Города, работавшие на экспорт, были редкими. Лишь текстильное производство в северо-западной части Европы, особенно во Фландрии, и в Северной Италии, благодаря выпуску дорогих тканей, тонкого сукна и шелка, достигло масштабов почти индустриальных и стимулировало развитие смежных производств, прежде всего изготовление растительных красителей, из которых с XIII в. предпочтение отдавалось вайде. Остается еще сказать о строительстве, но это вопрос особый.
Но города играли также и роль торговых узлов, каковая в исторической литературе, особенно после Пиренна, была за ними справедливо признана, хотя ее значение было несколько преувеличено. Долгое время эту торговлю питали лишь предметы роскоши (ткани, вайда, пряности) и продукты первой необходимости (соль). Тяжелые товары, как древесина, зерно, в* сферу крупной торговли входили очень медленно. Чтобы обеспечить эту торговлю, достаточно было небольшого числа рынков и примитивных операций, особенно по обмену монет, для ее обслуживания. В XII–XIII вв. главным местом такого обмена были ярмарки Шампани. Но на арену уже выходили города и порты Италии и Северной Германии. Итальянцы — венецианцы, генуэзцы, миланцы, сиенцы, жители Амальфи, Асти, а вскоре и флорентийцы — действовали более или менее изолированно, в рамках своих городов, так же как и горожане Амьена или Арраса; на севере же возникла большая торговая конфедерация, быстро приобретшая политическое могущество и начавшая господствовать на обширных торговых пространствах, — Ганза. Ее появление можно связать с заключением в 1161 г. под эгидой Генриха Льва мира между немцами и жителями Готланда, по которому создавалась община немецких купцов, торгующих с Готландом (universi mercatores imperii Romani Gotlandiam frequentantes). К концу XIII в. ее влияние распространялось от Фландрии и Англии до Северной Руси. «Немцы повсюду вытесняют своих конкурентов, особенно на Балтике, но также и в Северном море, доходя до того, что запрещают проходить через датские проливы на запад жителям Готланда, на восток — фризам, фламандцам и англичанам, так что даже торговля между Норвегией и Англией оказалась в их руках». Так описывает положение, сложившееся к 1300 г., его исследователь Филипп Доллинер.
