Дэвид Дрю - Майя. Загадки великой цивилизации
Алтарь Q в Копане. На западной стороне монумента изображен основатель правящей династии К’иниш-Йаш-К’ук-Мо, передающий скипетр власти Йаш-Паку, шестнадцатому правителю
Ученым помогала небольшая горстка местных жителей, которые, вооружившись мачете, прорубали в джунглях просеки и очищали монументы и пирамиды от наросшего на них кустарника. Но чтобы очистить от джунглей весь город… об этом и речи не шло. В конце концов рабочие очистили от зарослей площадку вокруг стелы, и если только не шел дождь, то света для работы было вполне достаточно. Условия для работы, действительно, оказались ужасными: Казервуд, великий иллюстратор, стоял полдня по колено в грязи и, надев перчатки, не столько рисовал, сколько отгонял от себя тучи комаров. Вообще, необходимо отметить, что в эпоху, когда не было ни репеллентов, ни противомалярийных таблеток, ни даже электрических фонарей, путешествия подобного рода нередко заканчивались трагически. Но Казервуд и Стефенс никогда ни на что не жаловались, хотя, перенеся малярию, оба испытывали ее последствия всю жизнь.
Как и в Египте, Казервуд пытался использовать камеру-обскуру — прибор, в котором лучи света входили в ящик через маленькое отверстие и, преломляясь в стеклянной призме, оставляли на бумаге четкое изображение, которое можно было обвести карандашом. Однако в Копане данный метод зачастую не работал ввиду исключительной сложности местного орнамента. Рисовать приходилось традиционным способом.
Для топографической привязки артефактов на местности Казервуд использовал компас и ленты, оставшиеся у него еще со времен экспедиций в Иерусалим и Фивы. Всю территорию комплекса исследователи превратили в «геодезический полигон», воткнув колышки и произведя нужные измерения. Друзья подошли к делу настолько основательно, что все их изыскания превзошла лишь экспедиция Альфреда Модели, но это случилось много десятков лет спустя. Стефенс и Казервуд открыли миру множество пирамид, монументов и стел, описав и исследовав их так, что материалы этих исследований стали настольной книгой для нескольких последующих поколений ученых. Наши герои «прочесали» весь город-призрак на отрезке в две мили вдоль русла реки Копан, уделив внимание практически каждой детали.
Сегодня это звучит банально и странно, но Стефенс даже пытался… купить Копан, как, впрочем, и Паленке и Киригуа. Ох уж эти американцы! Кстати, Стефенс и Казервуд были свидетелями того, как из Восточного Средиземноморья раритеты и артефакты вывозились в европейские частные коллекции. Главным оправданием служила отговорка, что эти древности все равно разграбят и уничтожат. Подобная участь ожидала древности майя: американцы считали себя хозяевами Западного полушария и присвоили себе моральное право делать на своем «заднем дворе» все, что заблагорассудится. Не будем забывать, что центрально-американское правительство наделило Стефенса и некими политическими полномочиями.
Размышляя обо всем этом, Стефенс однажды предложил вывезти монументы Копана в Нью-Йорк и украсить ими огромный коммерческий центр. «На их основе можно организовать нью-йоркский музей древностей, — писал путешественник, — они принадлежат нам по праву. Все равно европейские любители наук и искусств рано или поздно сделают то же самое». Стефенс даже заплатил за Копан 50 долларов и уже «прикидывал» способы вывоза артефактов, остановившись на варианте транспортировки их по реке Копан, а далее — морем, до США, но, к счастью, река оказалась чересчур мелководной и порожистой. Тем не менее, с его подачи многие стали рассматривать древности майя в качестве товара, такого же, как минеральные ископаемые, сок гевеи или бананы.
Через две недели плодотворной работы первоначальные восхищения исследователей сменились серьезными раздумьями о природе и значении Копана. Город, по-видимому, разрастался этапами, в нем «последовательно появлялись все новые и новые здания, монументы и статуи, которые создавались по приказам новых правителей или в честь каких-то важных событий в истории города, — считал Стефенс. — На верхних платформах пирамид и храмов, судя по всему, находились алтари или какие-то другие дополнительные постройки». Ученые обнаружили на некоторых стелах остатки красного пигмента и правильно предположили, что они были когда-то выкрашены в разные цвета.
Барельеф западной стороны Алтаря Q в Копане. Рис. Ф. Казервуда
Копан, благодаря огромному количеству и реализму изображений, представлялся городом более людным, чем Паленке. Некоторые изображения показались Стефенсу пугающими и наводящими ужас: «Без сомнения, эти послания обращены к людям ослепленным, суеверным и склонным к жестоким человеческим жертвоприношениям». Другие артефакты производили совершенно иное впечатление. Один из них располагался у самого подножия пирамиды в «Акрополе» (так исследователи назвали комплекс храмов и пирамид в самом центре города) и представлял собой большой каменный блок со стороной два метра и высотой полтора. Артефакт, ныне прозаически называемый «Алтарь Q», был украшен 36 блоками иероглифов на верхней грани и 16 сидящими человеческими фигурками по бокам. На одной из граней «персонажи, скрестив ноги, сидели прямо на иероглифах, обозначающих, очевидно, их имена или род деятельности». Стефенс обратил внимание на индивидуальные одеяния изваяний, а также на какие-то скипетры, которые те держали в руках, — еще один признак профессиональной деятельности? Иероглифы, как посчитал ученый, наверняка должны повествовать о каком-то событии из истории загадочного народа, почему-то покинувшего этот город.
Алтарь Q считается ключевым артефактом Копана, и интерпретации значения его рисунков менялись в течение многих лет, однако, в конце концов, догадка Стефенса была подтверждена.
Люди, которые воздвигли эти монументы, увековечили на них память о себе. Однажды мы сможем провести настоящую конференцию с этой ушедшей расой… Я верю, что на монументах записана их история. Жаль, что пока не нашлось нового Шампольона, который набросился бы на них со всей энергией своего пытливого ума. Кто же, наконец, расшифрует эти письмена?
После того как основная часть работы в Копане была выполнена, Стефенс покинул своего друга и отправился в столицу Гватемалы исполнять свои дипломатические обязанности. Казервуд тем временем исследовал маленький городок Киригуа, где обнаружил стелы, подобные артефактам Копана, только гораздо более низкие. По воспоминаниям ученого, из-за их маленьких размеров он не смог даже использовать камеры-обскуры для зарисовок. Киригуа, между прочим, — первое историческое место, лавры открытия которого экспедиция могла по праву присвоить только себе. Через несколько месяцев разлуки друзья вновь встретились, на этот раз в столице Гватемалы, где стали готовиться к покорению следующей цели — Паленке.
Они вышли весной 1840 года в северо-западном направлении, намереваясь пересечь гватемальское высокогорье и выйти на равнины мексиканской провинции Чьяпас. К началу мая исследователи дошли до маленького мексиканского городка Окосинго, где слегка отклонились от маршрута и посетили древний комплекс Тонина. В позднеклассический период этот город являлся главным соперником Паленке и не уступал ему ни в чем. Главная же особенность малоизвестного комплекса — обилие рисунков-барельефов на оштукатуренной поверхности. Исследователи увидели здесь изображения не только людей, но и обезьян. Современные археологи делают в этом комплексе открытие за открытием. Совсем недавно было обнаружено изображение существа-скелета, держащего за волосы отрубленную голову. Тонина — достойное место для исследования; хотя Стефенс и Казервуд пробыли там совсем недолго, этот город оставил в их умах, планах и мировоззрении неизгладимый след.
Худшего времени для начала работ в Паленке нельзя было и придумать: зарядили бесконечные дожди. По прибытии на место исследователи узнали, что здесь только что побывали Уокер и Кэдди. Проводником экспедиции Стефенса и Казервуда стал тот же самый незаменимый и вездесущий местный житель Хуан, разбогатевший настолько, что собрался даже открыть свое собственное агентство по сопровождению ученых и любопытствующих.
«Дорога» до Паленке представляла собой сплошное месиво, в котором вязли копыта несчастных мулов, подгоняемых нетерпеливыми путешественниками. Дорожные мучения всех членов экспедиции длились до тех пор, пока кто-то из рабочих, всматриваясь вдаль с высокого холма, не закричал: «Еl Palasio!» («Дворец!») Путников переполняли те же чувства, что и безвестных матросов эпохи Великих географических открытий, слышавших долгожданный вопль: «Земля!»
Дворец в Паленке
