Борис Синюков - Боги и человек (статьи)
Впрочем, она возможна только тогда, когда снимется лозунг «единой и неделимой», в каждой бывшей неделимой ее частице. Но тогда начнет сразу же действовать европейское правило, о котором я говорил выше: правители «частиц» немедленно начнут соревнование между собой на предмет, как дольше продержаться без революции, ибо соседи не будут посылать свои войска на подмогу ни революционерам, ни контрреволюционерам. Но какой дурак снимет этот лозунг, если на нем вся Россия держится? Наоборот его будут «упрочнять», совместно с «вертикалью власти», чем, собственно, сейчас и занимается наш президент. По всему видно, что и эта «предпосылка» революций в локальном, так сказать, масштабе отсекается напрочь.
О чем там еще говорили наши «спорщики»? Ах, да, о «новых социальных силах, способных переломить ситуацию». «Новых» социальных сил у нас много. Частные бандиты, государственные воры, рать «чего изволите?», суды, прокуратура, которые в принципе в наших условиях и при наших законах не могут быть не послушными власти (подробности в других моих работах), партии как солдаты при генерале, «наперсточники» всех типов и рангов. И все они ломают и гнут власть в разные стороны. То одна «сила» победит, то – другая, притом по одиночке сегодня совсем невозможно, только – в коалиции. Но это же все «силы», которые работают за деньги, большие деньги. А деньги все, как известно, раньше были у государства, теперь оно делится ими с олигархами: фифти–фифти. Значит, это одна шайка–лейка. А число их – не больше миллиона вместе с женами, любовницами и детьми, из 145 миллионов. И вся эта шайка–лейка живет за счет остальных 144 миллиона. Какой дурак из этой шайки–лейки станет что–то менять в пользу 144 миллионов, от себя, любимого, отрывать? Переворот сделать, себе побольше отхватить от «всенародной собственности», это – пожалуйста, всегда готовы. А чтобы народ жил лучше, это же от себя надо отрывать, отдавать назад, что только что у народа отобрали. Это же противоестественно. Только курица от себя гребет. В общем ясно, что даже самые «новые» силы будут действовать как самые старые, которые начали с продажи в рабство своего народа. А предела «желаний» нет, это и по сказке о рыбаке и рыбке видно. Значит, эти «силы» даже за деньги не станут «переламывать ситуацию», без «перелома» у них денег будет больше. «Переламывать ситуацию» способны очень самонадеянные люди, притом знающие, что будут царем после успешного «перелома». Но и царь не может жить без «окружения», которое тут же продаст как Иуда прежнего царя и начнет вылизывать зад новому царю, доставая языком аж до печенки, «реабилитируясь».
Остался у меня народ – «единственный носитель власти». Он хоть и способен по своей численности «переломить ситуацию», но «вожаков недоставало», как говорил Высоцкий. Без вожаков он – стадо, обыкновенное всероссийское стадо, разделенное, правда, по национальностям, городам и весям. Для того, чтобы «народ безмолвствовал», давно придумана эдакая штука, очень дешевая в исполнении, но действенная как пенициллин в первые десять лет после открытия. Надо всего–навсего давать народу столько денег, чтобы едва хватало на еду, лучше даже, чтобы немного не хватало, и он после работы шел еще зарабатывать или садить картошку. Притом надо неусыпно следить за народом и вовремя отбирать у него деньги, чтобы у него ненароком не скопилось больше положенного. Чтобы даже на похороны занимали друг у друга. Примеры не буду приводить, вы их и без меня знаете. При такой методе народного «послушания» очень много преимуществ и ни одного недостатка. Во–первых, при голодных детях в какую же башку полезут мысли о революции? Первой и всеподавляющей мыслью будет, как накормить детишек, купить телогрейку и кирзовые сапоги? Во–вторых, попробуйте заострить свое внимание на пустой желудок даже на сексе, не говоря уже о революции. В третьих, даже к соседу за спичками неохота бежать, не говоря уже о том, чтобы собрать на собрание всю улицу и поставить там вопрос о своих каких–то человеческих правах, когда живешь как скотина. В четвертых, не наскрести денег даже на «ходока» в Москву, не говоря уже о создании постоянно действующей «ячейки». Билеты же специально сделали такими, что на похороны брата нынче не ездят, телеграммой обходятся, в соседний городок к теще на блины – слишком дорого, притом валенок у девчонки нет, а скоро в школу.
Революцию делать? Паникин с Гайдаром, сытые, ждут ее, не дождутся. 1000 лет ее не было, что, забыли что ли? С чего она забушует? Ведь даже выпивает страна не вся разом, а по часовым поясам, с восьмичасовой разницей. Притом так, что не то, что революцию делать, до постели не может добраться. И водка дороже раз в сто продается не только для российского бюджета, но и для того, чтобы «элита» совсем одна в стране не осталась. Снизь цену до себестоимости хотя бы на неделю, народ же в конце ее весь вымрет, от перепоя. Одни детишки останутся, лет так до двенадцати. А что им, россиянам в штанах, делать? Это и есть их единственная отрада, поддержка веры в будущее. Хоть на два–три часа забыть, что ты есть скотина, и для государства, и для его «элиты».
Но есть среди этого народа люди, которые действительно заботятся о народе, и не сказать о них нельзя. Но их столь мало, что можно перечесть по пальцам на одной руке, я имею в виду известных, таких, например, как Сергей Ковалев или Новодворская. И что они могут сделать, когда об их деятельности почти ничего не известно, они для всего остального народа как бы даже и марсиане или фараоны какие–нибудь древнеегипетские. Мало того, газеты даже подсмеиваются над ними, приглашая себе в компанию народ, если и вспомнят ненароком о них, в силу международной необходимости. А мало их потому что государство сделало так, что «правозащитниками» могут быть только такие, которые как сто Рахметовых разом могут лежать на гвоздях круглосуточно, из года в год, до конца жизни. Остальные, которых бы и миллион набралось, сходят с дистанции от невыносимости ноши. И это тоже – метода, сворачивать их с пути.
Какое же резюме напрашивается? Очень простое: как только закончится словосочетание «единая и неделимая», так моментально все и изменится, правда, не без катаклизмов, но это будет последний катаклизм. Изменится самым радикальным образом. А потом можно и объединяться как Западная Европа, снизу.
На днях Паникин умер, умер совсем молодым. Сердце не выдержало. Честные сердца не выдерживают. Он был не беден, он много работал, всего достиг сам, своим умом и энергией. Но от этого не умирают так рано. Ведь Березовский же не умер, прости Господи, ровесник Паникина, даже немного старше. Вот поэтому–то я и говорю, что честные сердца не выдерживают. Еще пример – Высоцкий. И если мне кто–нибудь скажет, что Высоцкий умер от водки, то я соглашусь: да, от водки. Но пил он ее оттого же, от чего Паникин умер непьющим.
Я даже выскажу свое предположение по поводу смерти Паникина. Он умер оттого, что я о нем сказал чуть выше, хотя, разумеется, он этого не читал. Все выше изложенное было под компьютерным кодом. Обремененный заботой о судьбе своего коммерческого дела, на которое в любой момент могло «наехать» государство, он вынужден был на словах примириться с Гайдаром, не высказывать до конца радикализм своей мысли. И это было тяжелее всего. Он не был поэтом как Высоцкий, который мог немного иносказательно выражаться, например, «опрыщавели, век на щавеле», поэтому говорил и писал прямо, четко и определенно. Но всего, что думает, сказать все–таки не мог, так как был крупным бизнесменом, «открутить» голову которому государству не составило бы труда. Поэтому у него и отказало сердце.
Негоциант, прокурор и генерал Алексий II,
в юности – Редигер
Мы привыкли, что слово патриарх обозначает главный чин Русской православной церкви и нам этого понятия достаточно. В другой православной церкви, например, Русской зарубежной или Сербской – другие патриархи, в католической – римский папа, протестанты вообще обходятся без главного церковного начальника. И мы понимаем, что слово патриарх вообще–то начальническая должность как директор завода. Хотя не совсем так, директор завода – более узкое понятие, завод ведь не по всей стране раскинулся. Скорее патриарха можно сравнить с главным директором Сбербанка, отделения которого можно найти в любом районном селе. А главный директор у них у всех – один, в Москве, то есть, является этим самым «патриархом», и все без исключения начальники тысяч отделений ему беспрекословно подчиняются. В общем, очень значительная «должность» эта — патриарх. Вот и все, что о ней большинство людей знает.
Но, не понимая до конца сути этого слова, мы не можем определить, что патриарху можно, и чего ему нельзя. Ну, «патри», например, все знают, что такое, – отец. А вот с «арх» – труднее. Потому, что на «арх» оканчивается и олигарх, например, а архаика, то есть старина, древность понимается ныне в пренебрежительном смысле. Хотя и с «патри» связано не совсем хорошо ныне звучащее слово – патриций – потомок Отцов нации в отличие от потомков всех прочих – плебса. У нас подобием Отцов нации были дворяне, а их крепостные крестьяне это — плебс. Вот почему с истинным значением слова патриарх надо хорошенько разобраться.
