Время Культуры - Ирина Исааковна Чайковская
Второй момент. Словесник Фейн рассказывает, как приходилось лавировать на уроках, ибо программу никто не отменял и нужно было изучать и роман «Мать», и «Поднятую целину».
В этой связи я тоже вспомнила свой опыт, когда ко мне на урок по роману «Мать» неожиданно нагрянули районные методисты. Помню, как я показывала ученикам репродукции Мадонн Возрождения, а затем Владимирскую богоматерь… Как мы сравнивали подход к теме «мать и сын» в разных культурах. Методисты сидели с вытянутыми лицами, но в итоге все сошло благополучно, они не стали ко мне придираться…
Третий момент. Не секрет, что контингент Второй был особый. Овчинников, человек широких взглядов, женатый на еврейке, принимал в школу независимо от того, что стояло в паспорте в пятой графе учителя или ученика. В школе было много евреев. Учитель физики рассказывает, что, впервые попав во
Анатолий Якобсон
Вторую, был поражен обилием людей, «ослабленных пятым пунктом» (чудесно сконструированный эвфемизм!)
Школа выпускала тех, кто стремился попасть на мехмат университета.
Но именно в конце 1960-х — начале 1970-х (в связи с победоносной Шестидневной войной и стартовавшей еврейской эмиграцией) евреям перегородили доступ в Московский университет.
В фильме говорится о мехмате, но я добавлю сюда и филфак. В начале Перестройки в журнале НОВЫЙ МИР был опубликован давнишний циркуляр, рекомендовавший не принимать лиц еврейской национальности на филфак МГУ.
Видела циркуляр своими глазами, а за много лет до этого почувствовала его действие на своей шкуре, когда нас с сестрой, медалисток, заваливали на экзамене по литературе.
Прекрасно помню, как экзаменатор — потом выяснилось специалист по 18-му веку — спрашивал у меня, какие произведения Хераскова я читала. Но и на следующий год, когда, наученные тяжелым унизительным опытом, мы поступали уже в Ленинский Педагогический, для евреев, как оказалось, была особая процентная норма. Всех «ослабленных пятым пунктом» объединили в отдельную группу. По окончании экзаменов мы с сестрой остались одни, правда, когда начались занятия, «сверху» прислали еще парочку-тройку евреев.
Про фокусы на экзамене по математике на мехмате МГУ я слышала из разных уст. В фильме рассказывается про «специальные» задачи для абитуриентов-евреев, практически не решаемые или повышенной сложности… Тема эта ветвится. Все же евреев не только не принимали в МГУ, их не брали в аспирантуру и на работу. Не эти ли притеснения и унижения стали одной из причин массового оттока из СССР, а потом из России еврейской молодежи, ученых и просто людей не желающих быть «вторым сортом» в своей стране?
В эпилоге картины показан выпускной вечер в сегодняшней Второй школе, где снова директорствует Овчинников. Но правы древние. Нельзя два раза войти в одну и ту же воду. Вода другая, другие и мы, в нее входящие. Вяло и не в тон тянет что-то ребячий ансамбль на сцене, Овчинников говорит интервьюеру об отсутствии в школе «гуманитарной среды», а я думаю о том, как долго нужно удобрять почву, чтобы на ней выросло что-то путное, и как легко сделать так, что не останется ни растений, ни самой почвы.
А ведь школа — это как раз то место, где почва создается.
Память войны. «Цвингер» деда и внучки — Леонида Волынского и Елены КостюковичЦвингер. По следу дрезденских шедевров
07.05. 15
В юности человеку очень трудно свести воедино концы и начала, желание и умение объединить разрозненные куски возникает ближе к старости. В юности живешь воспринимая окружающее как данность. Например, парады, которые проходили в майские и ноябрьские праздники казались мне, девочке, незыблемыми, существующими всегда. Только раньше из Кремлевской башни маршал выезжал на коне, как пелось в детской, разучиваемой в школе песне, а потом, он же пересел в открытую машину.
Бесчисленные лакуны, какими кишит советская история, я стала для себя заполнять годам к тридцати. Но то, что правда скрыта или подменена фальшивкой, было всегда непереносимо, хотелось во что бы то ни стало прорваться к истине, узнать, понять, осмыслить.
Леонид Волынский
Вокруг вместо истории была вата, произвольно заполняемая политическими конъюнктурщиками. Наверное, что-то похожее чувствовал Герцен, когда, вырвавшись из России за границу, жадно припал к архивным материалам… Увы, находясь на родине, сделать это было подчас невозможно.
Однако далеко же я ушла от своей темы и от героя, о котором задумала написать. А задумала я восславить писателя Леонида Волынского. Он, сам того не ведая, украсил и осветил мое детство.
Подростком я одну за другой глотала его книги о художниках: «Дом на солнцепеке» — о Ван-Гоге, «Лицо времени» — о русских передвижниках, «Зеленое дерево жизни» — о французских импрессионистах. Они были написаны увлекательно, живо, с блеском, они вовлекали в орбиту художественной жизни, новой для меня, странной и манящей.
Памятник погибшим в Бабьем Яру
Кто он — этот Леонид Волынский — я тогда не задумывалась. Да никто бы и не ответил на мой вопрос. Писатель был «из рядовых», никто за ним не стоял, его не продвигали.
Цвингер
Лишь совсем недавно я узнала подлинное имя художника и писателя, работавшего под навязанным ему псевдонимом.
Дрезден после бомбежки, 1945
На самом деле, его звали Леонид Наумович Рабинович (1912/1913-1969). Ему достались типичное еврейское имя и далеко не типичная судьба. Родившись в Одессе, Леонид до войны начал работать художником в Киевском театре оперы и балета.
Дальше была война. Почти все близкие, будучи «жидами города Киева», полегли в Бабьем Яру. Чудом спаслась жена с маленькой дочкой, кинувшаяся в день сбора помянутых «жидов» для отправки в общий могильник в противоположную сторону — к вокзалу… Не иначе ее вразумили благословил сам еврейский Бог. Луж как он благоволил к ее мужу! С ним просто-напросто произошло чудо.
Уйдя добровольцем на фронт, он попал в окружение, затем в фашистский плен. Всех евреев вывели на расстрел. И тут немец, командовавший расстрельной бригадой, остановился возле высокого светловолосого и голубоглазого юноши. Они посмотрели друг на друга, немец что-то его спросил. Тот ответил на хорошем немецком.
И случилось неожиданное: немец вытолкнул его из строя со словами: «Беги прочь, ты не туда попал».
Я могу ошибиться в деталях, поскольку нет у меня под рукой статьи, где рассказывалось об этой необычной судьбе. Но смысл я передаю