Апология Нарцисса - Борис Ефимович Гройс
Сколько лет вам? — Вам. <…>
Как ваше имя? — Сорок пять домов. [27]
Бретон отмечает, что привычная социальная коммуникация скрывает лишь взаимное недопонимание наподобие этого. Книги, пишет он далее, также вызывают похожее недопонимание, причем у лучших и самых взыскательных читателей. Бретон завершает этот фрагмент словами о том, что в приведенном диалоге мысль более сильна в ответах, поскольку она отклоняет возможность судить о ней с учетом возраста и имени того, кто их дает. Другими словами, Бретон видит в дискоммуникации скрытую истину всякой коммуникации. В конце концов мы — не коммуницирующие души, а дискоммуникативные тела.
Что значит — иметь тело? Сартр в Бытии и ничто описывает отношение человеческого субъекта к своему телу как чувство стыда [28]. Человек желает получить признание как субъект и стыдится того, что другие видят в нем всего лишь объект, одну из мирских вещей. С феноменологической точки зрения это описание сомнительно. Человек воспринимается не как обычная вещь, а скорее как коварная и нестабильная вещь — такая, на которую нельзя положиться, нельзя опереться. В качестве инструмента человек уступает другим инструментам. Предполагается, что человек наделен сознанием и поэтому ненадежен. Вот истинная причина стыда, о котором пишет Сартр. Мне не стыдно быть вещью — стыдно иметь сознание, которое делает меня плохой вещью, ненадежным инструментом.
Для человека стать произведением искусства — значит избавиться от рабства, приобрести иммунитет к насилию, не использоваться как средство для достижения общественного блага, стать предметом, подлежащим защите. Слово «куратор» происходит от латинского слова cura, забота. Куратор заботится о здоровье произведений искусства, как врач заботится о здоровье людей. Эти два вида заботы тесно взаимосвязаны. Художник как современный Нарцисс ожидает заботы и почитания не только от современников, но и от будущих поколений. Мы живем в обществе ожиданий, проектов и планов. Наша финансовая система оперирует главным образом фьючерсами. Актуальная стоимость произведения искусства зависит от ожиданий относительно его будущего статуса. Мы восхищаемся искусством сегодня, потому что надеемся, что им будут восхищаться завтра. Таким образом, несмотря на то что люди конечны и смертны, забота об их публичных телах потенциально бесконечна. Мы рассчитываем, что эти тела (публичные трупы) возродятся в будущем. Как правило, под возрождением этого типа подразумевается наполнение старых форм новым содержанием, новым духом. Живые поколения примеряют маски старых культур, пытаясь стать другими и изменить условия своей жизни. Но перспектива возрождения может быть понята в более радикальном ключе: в этом случае возрождение означает воскресение.
Это радикальное понимание возрождения было концептуализировано Николаем Фёдоровым, верившим, что все институты человеческого общества должны стать институтами заботы и подчиняться общей цели — достижению бессмертия всего человечества. Фёдоров утверждал также, что в наше время, когда техника следует логике прогресса, понимаемого как замена старых вещей новыми, один лишь музей противостоит утилитарному, прагматичному духу современности [29]. Проявляя максимальную заботу, музей сохраняет бесполезные, избыточные вещи прошлого, не находящие больше практического применения в «реальной жизни», — и продлевает существование этих вещей, делая их бессмертными. Поскольку любой человек — это прежде всего тело среди прочих тел, вещь среди прочих вещей, людям тоже может быть даровано музейное бессмертие. Бессмертие, по Фёдорову, — не рай для человеческих душ, а музей для человеческих тел. Божественную благодать заменяют кураторские решения и технология музейного хранения.
Подобно тому как руководство музея несет ответственность не только за музейное собрание в целом, но и за сохранность каждого отдельного произведения искусства, гарантируя, что все эти произведения подлежат консервации в случае, если им угрожает разрушение, государство должно взять на себя ответственность за продолжение жизни каждого отдельного человека. Оно больше не может позволить себе мириться с тем, что его граждане умирают каждый своей смертью, и с тем, что мертвые покоятся в своих могилах. Государство должно преодолеть границы, установленные смертью. Биовласть должна стать тотальной. Эта тотальность достигается путем отождествления искусства и политики, жизни и техники, государства и музея, обычного пространства и гетеропространства. Такой способ преодоления границ между жизнью и смертью ведет не к интеграции искусства в жизнь, а к превращению жизни в искусство. Человеческая история становится историей искусства, ибо каждый человек становится произведением искусства. Соответственно, люди будущего начнут усматривать свой исток не в природе, не в человеческой биологии, а в искусстве и его технике.
Фёдоров не только критиковал технику, он одновременно восхищался ею и верил в ее возможности. Так, он полагал, что техника должна сделать Землю более мобильной. В статье Астрономия и архитектура, написанной в конце XIX века, он призывает изменить траекторию движения Земли в космосе. Земля должна перестать быть спутником Солнца и превратиться в космический корабль, который будет свободно путешествовать в космическом пространстве, свободный от гравитации. Энергию для этого движения обеспечит Солнце:
Представьте теперь, что сила, посылаемая Солнцем Земле, которая ныне рассеивается в пространстве, проводится в Землю, благодаря повсеместно устроенным громоотводам-аэростатам, этим орудиям обращения солнечной силы в земную, — представьте, что солнечная сила, проведенная в Землю, изменяет плотность Земли, ослабляет узы ее тяготения, дает, следовательно, возможность влиять на самый ход Земли и делает Земную планету электроходом; и вот существо, прежде только взиравшее на небо, становится пловцом в небесных пространствах, и человеческий род в совокупности делается кормчим, экипажем, прислугою Земного корабля. [30]
На первый взгляд, образы музея и корабля — очень разные и даже противоположные друг другу. Но можно вспомнить понятие гетеропространства, предложенное Мишелем Фуко, который использовал его как по отношению к музею, так и по отношению к кораблю: согласно Фуко, и тот и другой представляют собой гетеротопические пространства, аккумулирующие в себе время [31].
9
Фёдоровский проект музеефикации всех живых и мертвых человеческих тел с целью их воскрешения выглядит фантастично, но, по сути, он лишь вскрывает онтологическое измерение современного музея и, шире, системы современной культуры. Эта система базируется на обещании возрождения культурных форм прошлого. В отсутствие подобной системы история — поток вещей, движение времени — казалась бы необратимой и фатальной. Музейная система предоставляет возможность ревизии и революции — возвращения к предыдущему положению вещей и к новому началу, способному изменить ход истории. Однако такой ренессанс прошлых культурных форм возможен прежде всего благодаря относительному сходству органических человеческих тел на всем протяжении человеческой истории — тел, вовлеченных в повторяющийся цикл рождения, жизни и смерти. Хотя стили жизни и культуры исторически менялись, основные характеристики человеческого тела оставались довольно стабильными. Стабильность человеческого тела позволяет оживлять и заряжать энергией культурные формы былых эпох, используя их как маски и костюмы для новых живых тел. Трансисторическая стабильность человеческого тела — вот что определяет горизонт фёдоровского проекта воскрешения прошлых поколений.
Традиционно формы и объекты культурной памяти рассматривались как пассивные и безжизненные. Чтобы вызвать их обратно к жизни, сделать активными, требовались человеческое тело и его жизненная энергия. Однако в современную эпоху ситуация изменилась. Репродуцируются и копируются теперь не только формы жизни, но и сама энергия жизни. Электричество используется сегодня не просто как медиум коммуникации с цифровыми душами умерших, а как энергия, заставляющая «мыслящие машины» мыслить, а роботов — работать. Такое использование электричества образует сердцевину различных проектов пост- и трансгуманизма, в которых электричество трактуется как новая форма жизненной энергии. Оставим в стороне вопрос о практической реализуемости этих проектов и сосредоточимся на онтологии, которую они предполагают. Эти проекты (в абсолютно домодернистском ключе) рассматривают человека как сочетание тела и души и полагают, что с заменой органического человеческого тела машиной, а души — электричеством мы получим что-то вроде улучшенного, усовершенствованного, более надежного человекоподобного существа. Тело мыслящей машины представляет собой сочетание hardware и software. Когда hardware активируется электричеством, software также активируется. Трансгуманизм опирается на веру в то, что нервная система человека аналогична software компьютера
