Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
С. С. И кто же был тот человек, который заставлял вас “ручки держать на животике?”
Е. О. Поэт, на чьи стихи Сергей Васильевич написал один из своих романсов.
С. С. Ну, значит, он имел право Сергея Васильевича назвать Сереженькой!
Е. О. Конечно! А потом, после концерта, нас пригласили на прием в какой-то немыслимый замок. Привезли туда в машине с темными стеклами. На приеме этом собрался не просто бомонд, а настоящий высший свет Парижа. Никогда ничего подобного я не видела! Никогда не забуду Версаль, и этот концерт, и этот дом, в котором еду не надо было жевать, она сама таяла во рту, а вино не надо было глотать, потому что оно словно бы испарялось. Так все было вкусно, потрясающе! А принимала нас хозяйка замка, она была в маленьком коротеньком черном шифоновом платье, сплошь обшитом бриллиантовыми пуговками. Я спросила: “Это что, настоящие бриллианты?” Она была шокирована моим глупым вопросом: для нее само собой разумелось, что это бриллианты. И я говорю: “Вот бы у вас оторвалась хоть одна пуговка”. А эта тетка мне отвечает: “Ну что вы, мадам Образцова! У вас такой бриллиант в горлышке, что вам совершенно не нужны эти бриллианты”. И теперь, когда я пою Графиню, всегда вспоминаю тот вечер.
С. С. Удивительно! Спасибо за рассказ. Но давайте развивать нашу тему дальше. У Верди в опере “Бал-маскарад” есть образ настоящей гадалки – это Ульрика.
Е. О. Ульрику я очень любила, делала ее очень страшную. Был смешной случай, когда на празднование двухсотлетия театра Ла Скала меня пригласили петь партии Эболи в “Дон Карлосе” и Ульрики в “Бале-маскараде”. А Ульрика поет в первом акте и потом свободна до того времени, как нужно выходить кланяться. Мне сказали: “Вот сиди и жди”. А спектакль транслировали по Интервидению, мне очень хотелось его посмотреть, и я решила поехать к друзьям. Вышла из театра как была, в костюме Ульрики, в парике и гриме, и попыталась остановить такси. Но меня в таком страшном виде никто не хотел к себе сажать! С трудом добралась до дома своих друзей, а обратно чуть было не опоздала на поклон: опять никто не хотел меня брать… Но я очень любила Ульрику, потому что она была хорошая старушка.
С. С. Хорошая? Однако предсказала все-все плохое, и все это сбылось.
Е. О. Как же иначе? Она ведь была ясновидящая.
С. С. Вы всегда защищали своих героинь, или, как вы их называете, своих “девочек”?
Е. О. Всех своих девочек, да. Я всегда была их адвокатом.
С. С. Я понимаю, что адвокатом быть приходится: каждую роль нужно оправдать, найти в ней нечто, в чем вы с ней перекликаетесь. Но ведь совсем уж злодеек среди ваших ролей не было?
Е. О. И злодейка была – Любаша в “Царской невесте”.
С. С. Ну ее тоже можно оправдать: злодеяние из-за безумной любви… Есть еще одна ваша героиня, которая в действительности не была ни гадалкой, ни ясновидящей, но в этой роли ей пришлось выступать. Это раскольница Марфа, героиня оперы “Хованщина”. Опера эта и в творчестве Мусоргского, и вообще в русской музыке стоит особняком. Мусоргский, гениальный, несчастный, сильно пьющий, больной человек, не дописал эту оперу. Но композитор очень любил образ Марфы, образ совершенно необыкновенный. Когда она, прикинувшись гадалкой, колдуньей, приходит к князю Голицыну и начинает ему рассказывать, что его ожидает опала…
Е. О. …то понимаешь, что эта женщина близка к политическим кругам; она знает, что будет, и должна ему это сообщить. Раскольница Марфа – мой любимый образ в русской музыке, поэтому я просто счастлива, что мы о ней заговорили. Женщина необыкновенных способностей. Она была и возлюбленной, и сама любила. И была политиком, и была провидицей, да. Очень сильная женщина.
С. С. И очень несчастная из-за измены Хованского.
Е. О. Когда женщине много дано, она почти всегда несчастна.
С. С. Все-таки не всегда. Ведь бывают короткие моменты в жизни, когда всё хорошо. Бывают же?
Е. О. Бывают. Хорошо, что ты сказала – “короткие”. Потом-то за всё обязательно надо заплатить…
С. С. Елена Васильевна, с какого возраста вы пели Марфу?
Е. О. Тоже смолоду, лет в двадцать семь, наверное, начала ее петь.
С. С. И уже тогда понимали всю глубину этой роли?
Е. О. Нет, конечно, ну что ты. Сложная роль, как и вообще все образы этой оперы.
С. С. Но Марфа-то молодая совсем женщина.
Е. О. Все равно в ее образ надо вникнуть. Нужно знать историю, и литературу, и живопись, и всё. Она была, знаешь, и боярыня Морозова, и всё вместе взятое. Это такой собирательный громадный образ, и его осмысление приходит только с познанием жизни. А сцена с Андреем Хованским, где Марфа поет: “Вспомни, помяни светлый миг любви”! Это, я считаю, истинный шедевр.
С. С. Шедевр, без сомнения. Но мы опять говорим о трагическом.
Позвольте, я отвлекусь и задам немного технический вопрос. Скажите, а как вы подбирали себе репертуар для конкурсов? Это ведь тоже определенная магия – умение околдовать жюри.
Е. О. Скажу с уверенностью: для конкурса или не для конкурса, но нужно петь только музыку, которая тебе близка, которая выражает внутреннее состояние твоей души. Нужно ответить самой себе на вопрос: что ты хочешь сказать людям? И в зависимости от того, что ты хочешь им сказать,
